Сколько можно делать к нему шаг, наступая босыми ногами на стекла? Сколько можно обнимать, тянуть за руку и целовать, когда он цепенеет столбом, состоящий наполовину из ужаса, а наполовину из абортированных порывов решиться на что-то.

Из многоточий, поставленных для него Лилит, можно было создать новую астрономическую карту созвездий.
Я низвергну ради тебя Рай.

Впереди полжизни, как же. Он как раз стоял на том рубеже, после преодоления которого дни покатятся снежным комом. Всё быстрее и быстрее. Восходы, закаты, восходы... К каждой минутой всё быстрее. Дети так часто торопят время - поскорее бы день рождения! скорей бы Рождество! ну когда уже закончится этот дурацкий урок? - что в конце концов оно обижается, и стрелки часов набирают скорость.
Совсем скоро дни, недели, месяцы сложатся в года, и вот Джеку уже не "тридцать с хвостиком", а вполне себе восемьдесят. А его сердце уже давно переработано на вторсырьё, из которого слеплены наскоро какие-нибудь захудалые товары. Корм для собак, например.

Потрясающая самоуверенность, которой разит ещё сильнее, чем перегаром.

Зато он, в отличие от некоторых, хотя бы по лужам не скачет.
Но исключительно потому, что для этого недостаточно одной фляги абсента.

Намного страшнее было заходить в отчее гнездо, где родительница, уже словно неумолимо предчувствуя счастливые итоги немецкой конференции, для себя очень неутешительные, караулила в прихожей, аки гиена в засаде. 
Хотя, стоп. Какие у гиен засады, они же просто как стервятники радостно ждут, пока жертва сама помрет.

М-да уж, почестей у нового знакомого хоть отбавляй...
Само имя, начиная звучать неторопливо, волной разгоняется, набирая силу поэтапно, но ставя решительное ударение под конец.
Казалось ни имя мальчику не подходит, ни сам мальчик имени.

Голос зазмеился, ожил, обрел личность и сознание, превратился в черный скелет зимнего дерева, с которого безнадежно облетели все листья.
Голос облачился в каркас, изначально кособокий, как башня города Пиза. Голос взметнулся серым парусом на реи потрепанного корабля, списанного в утиль.
Говорят, когда не видишь человека тебе знакомого даже полгода, из памяти начинает стираться лицо, цвет глаз, походка, фигура.
Смываются и блекнут жесты, да манера одеваться.
Акварельный рисунок превращается в карандашный, вялый набросок, а набросок в полустертое...
Пока не истлевает даже пожелтевшая бумага.
Однако, голос пропечатал оттиск именно таким, каким он был.

Грубый, примитивный способ неандертальца, но для субъекта, являющегося ментально-эмпатическим бревном, подойдет.

На выброс? Помнишь, откуда?
- Что за вопрос. Конечно, помню. Собиралась отнести на чердак. Всего-то.
- Да твоя мать каждый месяц оттуда всё выкидывает. Так нельзя.
- С чем, с вещами?
- С людьми.
- Ох, послушай. Я начинаю новую жизнь и...
- И что, старым игрушкам там не место? Я его заберу.
- Да, пожалуйста.