Леди имеет право на капризы. Но капризы всегда должны оставаться всего лишь капризами. Леди было пора возвращаться к вышиванию, музицированию и столовому серебру.

Изящный пальчик, упирающийся ему в грудь – Себастьян, ты ошибешься, плавное движение руки – брось, это не существенно. Твердо выставленная вперед ладонь – нет, ты не посмеешь пройти дальше. Ее руки, как и руки любой девушки, только в еще большей мере, были отражением ее самой. И сейчас, глядя на обкусанные ногти, на обглоданные заусеницы, на рваную, местами торчащую кутикулу, на розоватую, даже покрасневшую кожу вокруг пальцев, Себастьян прикусывал до крови внутреннюю сторону губы и тут же ощущал соленый, пахнущий железом, сразу же останавливающийся поток крови.

Все ведь знают, как любят философствовать коалы, безмятежно, лениво, поедая листья эвкалипта, словно вся суть вещей, бренность бытия их не интересует. Флай сейчас напоминала коалу, как бы странно это не прозвучало. Но, конечно, не в плане рациона питания, во всяком случае, Люпус на это надеялся. Просто она, как и коала, без всякого сомнения, была эндемиком, который на данной территории водиться не может (даже интересно, где такие экземпляры могут водиться), да и не должен. И эвкалипт тут растёт с тем же успехом – то есть никак.

- Нет, Ригель, можно далеко не все.

И когда же ты поймешь, что этот мир наказывает за неповиновенье и нарушение его законов. Это не мешает каждому раз за разом их нарушать, но не ждать возмездия – верх глупости.
Себастьян Снейк был к возмездию готов всегда – не даром же он ученый. Наблюдать и предугадывать – это его работа.

Через две недели рожать. Ночь.
Недоуменный, сонный взгляд Себастьяна. Соленый огурец, обмакнутый в нутеллу.
- Ни слова!

Прости, что не заговорила с тех пор, прости что не написала, прости, что не поверила, прости, что Тунья не могла терпеть меня и тебя заодно, прости за Джеймса Поттера, прости за Гарри Поттера и за Лили Поттер...наверное, тоже, прости - отчасти. Прости, что я умерла, прости за то, что я жива...прости за то, что стою вот так пред тобой. Прости за то, что ты чуть не погиб, прости за то, что тебе никто не верил, в тебя никто не верил, ты сам себе не верил, прости за все сто тысяч миллионов раз, когда тебя называли трусом, прости, что ты вынужден был стать той самой монетой, упавшей и приземлившейся ребром вниз, прости за почти восемнадцать лет ада...

Джей усмехнулся своей глупости - ну конечно же этот скользкий тип не решится. Он трус и рохля, он скорее поменяет паспорт и место жительства, чем выйдет один на один с человеком, который имеет полное право отправить его на больничную койку.
Юноша посмотрел на одинокую сигарету, оставшуюся в пачке. Докурит и пойдёт отсюда, ведь скоро наверняка зарядит этот бесконечный дождь.
Через два часа на спортплощадке. Притащишь Лилит - убью обоих.
В конце концов, получи он сам такую записку, слинял бы куда подальше.

Лилит гуляла неподалеку от дома, с куклой - пупса звали не то Гарольд, не то Гарри, не то Генри.
Они вышли на проезжую часть. Ботиночек зацепился за решетку канализационного слива. Из-за угла, оглушительно гудя, выскочил пикап.
Переброшенная за спину кукла, застывший в горле крик — ощерившийся бампер, успевший затормозить чуть ли не слишком поздно. Безносое чучело, перевалившееся вперед, оно как будто впрямь могло убить прежде машины.
Море зеленого света, заливающего перепуганные насмерть глаза.
Зеленый, вот в какой были окрашены фары.