Флай сидела на старом столе, который они со Снейкoм на прошлой неделе с руганью вытаскивали из лаборатоии -в университет завезли новую мебель, а стол, пусть и был хорош, дышал на ладан. Себастьян - хоть и терперь не мог обновления - лишнего обновления - в своей лаборатории, с недовольством уступил уговорам. Теперь внутри красовался дубовый стол.
Правда, опробовать его на устойчивость не удалось - в процессе Флай смела что-то руками и разбила пару склянок, но разве это смертельно.

Вообще-то он тебя после этого вытолкал взашей.
Ну, не убил же.
Ты рискуешь своим здоровьем.
Он не посмеет отравить столь ценный экземпляр.

Флай была оптимисткой. Неуемно и безраздельно.

Я бы на твоем месте не была так уверена.
Ты и так на моем месте.
Тем более бы не была.

Себастьян где-то пропадал - что и не удивительно. Сегодня у них по расписанию встреч не было - и не должно было быть. Видимо, проф приводил свои нервы в порядок - ему всегда нужнен был денек-другой или месяц на отдых от нее. Но у Флай был тайный план - она хотела его жену.
Не в смысле, затащить в постель, хотя в постель ее тоже затащить было бы неплохо- Флай почему-то казалось что мисс Себастьян Снейк, в отличие от своего мужа, дама весьма и весьма интересная.
А на таких ископаемых только особенные извращенки могут клюнуть. Впрочем, сама Флай, хоть и считала себя дамой весьма разнузданной, в сторону Снейка смотрелела только боком -он был мужчиной представительным, но склонить его в сторону разврата было невозможно. Патологичекая верность, все дела.
Как изящно эта верность переплеталась с предательством, дам...
Ладно, речь не о том, а о любви.
Флай была нужна модель под фреску в Мародерах, и она очень хотела видеть в этой роли Лилит. Как ей уговорить своего шефа, она не представляла, но попробовать было можно.
Или просто стянуть пару фоток со стола - тоже план.
Флай напеала себе под нос какую-то песненку годов семидесятых. Не то, чтобы у нее вся голова была забита музыкой прошлого века, но ее разбой - и вчера, и сегодня - под это прекрасно подходил.
В конце коридора показалась фигура. Флай обомлела - вот это удача.

Буть осторожна, - завопил внутренний голос. Но было уже поздно.
- Лилит Снейк, - она замахала со стола и довольно подпрыгнула. - Я так много о вас наслышана! Вы наверное, меня не знaете, я представительница, - как бы получше сказать, что на мне ставят опыты? Или это все еще секретная информация?

Секретная.
Три тысчи чертей!
- Я представительница любовницы вашего мужа, - она обворожительно улыбнулась и приподнялась на руках.
- И у меня для Вас крайне увлекательное предложение.
Стол заходил ходуном.
Внутренний голос застонал.
Флай обрушила конструкцию - ножки обломались и она пребольно ударилась об пол.
Ой.

Отредактировано Nymphadora Tonks (2016-09-05 14:02:27)

У Флай не было проблем с координацией - все ее внутренние ощущения работали просто прекрасно. Ну, или ей казалось, что они именно так работали.
Поэтому, она никогда не понимала, что было причиной того или иного падения - невнимательность, ее вообажение или еще что-то более глобальное. Например, врожденная неуклюжесть. Но почему-то она принимала порой крайне странные формы.
Зато, ее падение подало ей идею. Впрочем, встряски всегда благотворно влияли на ее умственные способности. Теперь Флай прекрасно себе представляла, кого приглашать на роль картоведа. Другое дело, что они разбежались с Люпусом не самым лучшим образом - но у нее должны были остаться наброски, да и на зрительную память Флай никогда не жаловалась... прорвемся.

Так, о чем это мы тут.
Ты назвалась любовницей Себастьяна, - меланхолично заметило второе "я".
Неееет, я сказала, что я его ассистентка. Я точно помню. Кто в здравом уме и твердой памяти поверит, что Снейк может изменить жене?
Жена?
Я склоняюсь, что она все же в здравом уме.

Флай бы покосилась на свой внутренний голос, да тяжеловато.

В своем уме? Она замужем за Снейком.
И он ее боготворит. Иди, вон разбирайся, и заткнись уже.

После разговора в голове осталось легкое недоумение происходящим в частности, и жизнью вообще - что это за эпопея такая: она что, начала уважать Себастьяна Снейка? Или ей это приснилось?

Подумаю об этом позже. А лучше - нарисую закованным в кандалы прямо на палубе. То-то же.
Никаких бдсм-игр с участием шефа!
Заметано. Хотя было бы забавно.
Ничуть. Совершенно. Ни капельки.
Берешь такая, хлыст, или плетку... и за каждую разбитую колбу...
За каждый крик по поводу разбитой колбы, - уточнило подсознание.
Детали.
Заслуженное наказание, я бы сказала.
Заткнись.

- Итак, миссис Снейк, - быстро заговорила Флай, чтобы ее внутренний голоc не успел встрять. Заговорила, а потом задумалась - правильно мисс или миссис? Черт. Черт. Черт. - Я сейчас пишу фреску и мне нужна рыжая красавица в качестве модели. Я тут же подумала про Вас. Не окажите мне честь?

- Ну, художник - это сильно сказано, но да, это имеется ввиду, - Флай выбралась из-под завала и отряхнула юбку - сегодня только красный и черный - красная рубашка, черная майка, красные чулки, черная юбка - она не хотела бесить Себстьяна больше положенного, поэтому не слишком вычурно и вызывающе оделась. Хонки подняла пиджак с пола - на нем остались пыльные полосы - и прикинула, как избавится от этой неприятности.
- Я Флай, только Флай, как стрекоза, а не как муха, - оа хмыкнула.
Предложение свалить отсюда было воспринято ею на ура - это ведь просто прекрасно - Снейка не стоило огорашивать тем фактом, что его ассистентка добралась до его жены. Загребущие ручки Хонки давно уже хотели запечатлеть его красавицу-жену в масле, но он только клацал зубами.
У Флай был стойкий иммунитет к проявлениям его агрессивного темперамента - когда он орал - она просто игнорировала его, или предлагала снять видеоролик с художественно выплескивающейся из его рта слюной.
Или просто сбегала из кабинета , чтобы вернуться через пару минут, когда вспыльчивый Снейк отойдет.
Еще можно было сесть и начать конспектировать его речи - когда он был в особом ударе, грех пропускать такие пассы.
Потом можно было даже издать особенный словарь мастерских унижений.
Флай было забавно работать со Снейком - но намеренно она его никогда не злила - черевато.
К тому же, к тому же, они все же связаны одной цепью  и избавится друг от друга не выйдет - так что приходилось приживаться.
Не жить же ей с ним...
- Да-да, пойдемте, я только за. По моему этот коридор просто провонял знаниями от корней до самых кончиков. Это фреска про пиратов. Вообще-то, она на стене бара - что не самое плекательное для Вас, вероятно, но Вы так хорошо вписываетесь в компзицию, что я не могла не попробывать. К тому же, Вы не стали бросаться в меня файерболами за шуточку пр любовницу - значит Вы адекватная, - она подошла поближе.
- Если хотите, я могу показать - тут недалеко, а могу просто набросать парочку Ваших портретов в парке - так, схематично.

И после этих слов она демонстративно начинает метать в тебя дротики.
]Де ей Себастьян глотку за бар перегрызет.
Не посмеет - альфа-самец в этой семье - она.
Тогда он тебе глотку перегрызет.
Не будь такой флегматично- логичной.
А ты мысли трезво. Согласуй.
Я буду строить из себя террориста-смертника.
Очень похоже.

Авантюра была из таких, которые ее шеф бы не оценил, но она будет давить на любовь к искусству. Ха.
К тому же, это и правда искусство - тут даже лгать не придется. Не современное, конечно же. Не то, которое выставляют в шикарных залах с белыми стенами - там кроме белых стен ничего нет. Быть может, еще стеклянные потолки - о, вот это да. Стеклянные потолки - это самый, что ни на есть шик.
Флай бы мечтала о стеклянном потолке, если бы бывала дома чуть дольше.
И, если бы дома производила противоправные против морли действия, а так...
Сдался ей этот потолок.

Хотя, у Фриды был...
У Фриды был, потому что она калека и по-другому рисовать не могла.
Себя рисовать.
Именно.
А мы себя не любим рисовать.
Именно.
И все опять возвращается к Лилит.
Я сегодня с тобой поразительно соласна.

- Не уверена, что смогу ровный круг начертать, но я поняла, что это была метафор такая, так что с джином покатит, - Флай довольно улыбнулась и, довольная, поспешила вон-вон из этого пыльного заведения. Знаете, бывают такие места, из которых хочется сбежать. Например, университеты. Флай немного пугали эти пустые глазницы коридоров, гулкие анфилады и неожиданные повороты – не так, как пугают бугимены или призраки, или те же полицейские – когда у страха есть причина – нет, ей казалось, что она здесь что-то потеряла, и уже никогда не найдет, ей казалось, что это место могло стать ее домом, от которого она отказалась. Ей казалось, что картины вот-вот начнут шевелиться, а лестницы изменят направление.
Хогвард был странным заведением, но она предпочитала не делиться своими наблюдениями с начальством – она и так на хорошем счету не была, а тут еще таинственные переулки – нет, спасибо, как-нибудь в другой раз.
Флай вылетела из здания и покосилась на мотоцикл. Что-то последнее время она слишком часто возит на заднем сиденье посетителей. Теперь ее интересовал тот вопрос о котором она и не мыслила подумать несколько минут назад. А как они, собственно, будут до туда добираться?

С ветерком, эгегей!
Шутишь что ли? Я не представляю как можно предложить жене своего босса прокатиться на моем мотоцикле.
Ну, тогда трясись в общественном транспорте, - пожало плечами подсознание – выбор был невелик. И довольно односторонен. Неудобно будет в любом случае – осталось только выбрать между физическим неудобством и неудобством моральным.
Моральное.
Моральное.
Единогласно.
Кто бы мог подумать…

Учитывая, что Флай была девушкой не самых строгих правил, вопроса в выборе как такового и не стояла – она сразу же направилась к Би.
- Смотрите, - она почесала нос. – У меня мотоцикл. У меня есть шлем, даже два, - она порылась в откидном сиденье , - вот. Я хороший водитель, но т..Вы всегда можешь доехать на метро – это не далеко от станции. Я могу показать по карте. Или за мной – если Вы на машине, - она не была точно уверена, водила ли Лилит. И она всегда с трудом сохраняла на лиц вежливое выражение. Когда Проф - Снейка она называла только так, еще только начинал с ней работать, у них была "ты"-война. Она настаивала, что фамильярность, как он обхывал ее дружеское обращение, только ускоряет работу и сопутствует сближению.
Он сближаться отказывался категорически. Зануда.

Флай была в неком замешательстве – ехать в бар днем – это еще куда ни шло, но вести туда модель и не поить ее. Ладно, разберемся.
Дамселфлай Хонки любила в этой жизни только три вещи – искусство, мотоцикл и виски. Все остальное прилагалось к этим трем. Женщин она тоже любила, но только красивых – на ее вкус красивых – и дозировано. Они были сложные существа, ей не подвластные.
Рискуем, красавица, ох рискуем…
Риск  - дело благородное.

Флай не желала быть миссис Ловетт, хотя, ее парикмахерские таланты могли бы быть и повеселее. Сегодня она предпочла бы Сонни Баргера. Сегодня у нее был вечер свободных ассоциаций, смелых побед и «Ангелов Ада». Впрочем, старина Бертон тоже в эту тему неплохо вписывался. Хотя, глядя на Лилит – это скорее забавная аллегория на «Труп невесты» или бессмертную рыбу, которая все так и не хотела влиться в умы молодежи, но старательно демонстрировала милую леди шестидесятых с каждого ролика. Впрочем, это была бы история Лилит, если бы Лилит вдруг бы резко изменила направление своей судьбы, вышла бы замуж, скажем, не за занудного профессора с темным прошлым – и настоящим – а, допустим, за грозу всех морей, что покоряет сердца дам одной левой, имеет за плечами дом с огромными витражными стеклами и никаких сомнительных знакомств не заводит. У них бы был милый сын, уютный дом, море друзей. К ним бы на пикник в субботу вечером прибегал бы лучший друг ее мужа – совершенно безалаберный тип. Он бы ставил свой шумный байк во дворе, грозя разрушить всю композицию из лилий. Он бы  пугал соседских собак своим псом и звался бы Бродягой. Пес, конечно, не человек. Хотя, можно и человека так назвать.

Проциона помянуть…
Но из него выйдет отличный бродяга.

Флай замечталась дальше. У них – у этой новой Лилит и ее капитана, в доме бы стояла елка и всегда было бы тепло. Они бы пили глинтвейн на Рождество и приглашали родителей на крестины. Они бы громко хохотали, наблюдая, как их сын воюет с метлой – почему-то маленькие дети любят играть с тем, с чем им играть не положено….
А еще у них бы была… не знаю, кошка? Огромная рыжая кошка?

У Снейков тоже есть кошка.
Спорим, ее притащила Лилит – вот пусть и уедет с ней.

Так вот. Кошка. Кошка, или лучше кот, любил бы мелкого сынишку с отцовским норовом и материнскими глазами, у них бы пахло в доме имбирными пряниками и кофе. И еще, иногда, валерьянкой. Это, когда бабушка загремела в больницу, или мальчишка сломал руку. Или стресс на работе… хотя нет, стресс они бы лечили по-другому. Они бы лечили его страстным, безудержным и жарким сексом.
Флай легко рисовалась Лилит, у которой все… хорошо.
Флай проклинала свое внутреннее око – она видела, как жена Себастьяна возмущается, мол я, что, не могу на мотоцикл сесть? Снейк был для нее слишком… пресен? Вернее, он казался таковым. Себастьян Снейк был крайне темпераментным человеком, но об этом мало кто был осведомлен, в угоду его скрытности.
И Лилит… она должна была слишком многим для него пожертвовать. У нее, наверное, не было близких друзей – откуда им взяться, когда твой муж – замкнутый зануда. С замашками то ли социофоба, то ли социопата. Или откуда им взяться, когда она ночами и днями горит на работе. Откуда им взяться, когда дома сын, кот и еще один ребенок – который не умеет жить и не умеет… нет, жить – самое хорошее определение.
У Лилит должна была бы быть другая жизнь, но….

Но будь ты проклята, Дамселфлай Хонки, если хоть заикнешься об этом.
Я ж не дебил.
Не видно.
Ответь – и поехали.

- Я не могу Ловетт. Я для нее слишком свободна и счастлива, даже со всей моей убогостью. Но я могу познакомить тебя с прелестями трассы. И нет, - она нацепила шлем и завела мотор, - ты скорее похожа на человека, у которого не хватает жизни на мотоциклы, и поэтому он выбирает метро, - и, с места в карьер,  - но я могу научить. Ближе к вечеру - на набережной. Там красивый свет и будет веселый, немного романтический флер.
Она покрутила ручки и мотоцикл стартанул с места, потеряв ответ Лилит в шуме двигателя.

Это было некрасиво.
Не учи меня жить.
Третье «жить» за три минуты. Повторяешься, дорогая.
Заткнись, дорогая – я не повторяюсь. Я выявляю эти… коммуфляции.
Корреляции.
Не закатывай глаза – сама такая же.
Пффф.

Мародеры встретили их распахнутыми дверями и недовольным Билли.
- Нет, - с порога, даже не раздеваясь. – Ты бы видела, как бушевал Процион вчера.
- Бесился, что его нет на картине? – невинно поинтересовалась Флай. – Я порешаю.
Билли подозрительно на нее покосился, и опустил голову на руки.
- Рисуй.
- Мне рома, а моей спутнице… Что ты будешь? Они тут делают отличный безалкогольный глинтвейн. И пунш. У них хороший пунш.
- Я думал ты не знаешь ни одного пункта в меню, ниже двадцатки.
- Не делай из меня алкоголичку – это супруга моего шефа.
- Того, что в цепях?
- Тссс, - Флай сделала большие глаза. – Не слушай его. Это он так… Так что? Ты будешь на этой стене – на тебя будет любоваться капитан.
Флай покосилась исподволь на лицо капитана – лица капитана было не разглядеть.

Уффф.
Пронесло, - в унисон промямлил внутренний голос.

Отредактировано Nymphadora Tonks (2017-01-11 01:51:34)

It's a beautiful lie
It's a perfect denial
Such a beautiful lie to believe in

Именно. Прототип.

Флай все еще видела больные глаза Джека, Флай еще смотрела на то, что останется после нее. Легенда? Надежда? Ложь? Сколько миль от сказки до обмана, сколько дорог нужно пройти, прежде чем увидеть открытые книги бед? Сколько картин нарисовать, прежде чем из-под твоей кисти станут выплывать радуги, прежде чем из-за узких рамок появится свет, прежде чем цветок перерастет в солнце, прежде чем луна перестанет походить на сырную головку. Прежде чем… прежде чем ты снова уронишь голову на руки, и уснешь за столом в три погибели. Потому что нет никакого желания засыпать в гордом одиночестве. Скажи мне, Лилит – а ты доводила человека – любого человека, до бессонных ночей? До бесконечных лет в поисках одной тебя? Когда он не мог спать, не мог есть, не мог работать, когда он становился роботоподобным, когда он с силой вытаскивал себя из кровати, когда он проводил ночи с первыми попавшимися любви, когда он  пил виски из горла, проигрывал в карты последние хорошие туфли, когда он писал тебе на асфальте признания в вечной любви, готов был за тебя завоевать мир, готов быть убить за тебя, готов был умереть за тебя, готов был… грабить ради тебя, для тебя, готов был положить к твоим ногам чуть больше, чем весь мир, и дальше двинуться в плаванье. Даже, если мир ограничен только Карибским бассейном.

А ты просто уходила. Не раз за разом – только один раз. Ты только один раз сказала – нет, и это означало конец всего. Это означало бесконечное падение в бездну. Только представь… тебя, тебя когда-нибудь бросали? Тебя саму? Ты когда-нибудь собирала из осколков свой мир только потому, что твой таинственный «он», или, быть может, «она» - просто уходили, быть может, даже тихо претворяя за собой дверь. Они просто уходили к другому – даже не объясняя причин, даже не думая их объяснить. Они просто уходили. И ни завтра, ни послезавтра, никогда – ты больше никогда их не увидишь. Ты не посмотришь и его глаза. Ты не дотронешься до его руки. А для тебя… для тебя это был единственный человек. Такой, о котором думаешь, засыпая, о котором вспоминаешь, просыпаясь. А потом… потом что? Со стен сдернуты фотографии, сожжены письма – если были, свалены в мусор подарки, память осталась только… где-то, где бы она не оставалась. У Флай она оставалась в картинах. Впрочем, Флай никогда не расставалась со своим прошлым – окончательно и бесповоротно. Она помнила о нем, она знала, что делать, потому что помнила сотни миллионов подобных ситуаций. Она рисовала мелом на асфальте схему своего будущего, когда была еще совсем ребенком – впрочем, это была не сложная схема. Вернее, у  нее было две самые любимые схемы. Первая выглядела как  много-много кругов, сужающихся к центру и превращающиеся в крохотную черную точку – Флай всегда знала, что ждет ее в конце – она не расширяет свои круги – она приближается к абсолюту. И от этого абсолюта… будет салют. А вторая была обычной восьмеркой. Она рисовала ее на полях, вкривь, вкось, на боку, на спине и животе – попробуйте не найдите у восьмерки тела – Флай Вам с удовольствием покажет.

Она не боялась смерти. Почему-то. Знаете, когда раз уже попробовал – тянет еще больше, но… но ты уже знаешь, какой будет конец. В конце будет врач со странным лицом. В конце будет капот, в конце будет… даже в самом конце, на нее будет смотреть Себастьян Снейк.
Флай бы хотела его ненавидеть – за его прекрасную жизнь. За его сложившееся будущее. Но Флай не могла – потому что видела точно так же как и он – это было не его будущее. И как бы он не закрывал глаза – от этого настоящее не становилось его. Но, если это не его картинка – то чья же?
У кого Себастьян Снейк отобрал жизнь? Чье место занял? И, что самое страшное – стоит ли тот, кто этого места не занял – вернуться назад.
Хочет ли Лилит назад свое чудо – а оно было, чудо. Флай полностью в этом уверена. Иногда ей казалось это проклятьем – проклятьем одиночества – она видела… странное. Будто бы чужое? Или другое. Это не было галлюцинациями – нет, только предчувствия – и очень-очень размыто.

Только вот Лилит…  Лилит не была размыта – кого бы она не предала и не продала в этой жизни, она была на своем месте – она бы была здесь в любом случае. Может, у нее бы был не такой уставший взгляд и больше друзей. И семья побольше. И кошек…  те же три. Но Лилит Снейк проживала свою жизнь – целиком и полностью. С тем человеком, или нет – это вопрос сложный. Флай была склонна считать, что у нее бы было в разы больше радужных пони при другом раскладе – но нужен ли ей этот другой расклад – вот вопрос, который действительно имеет значение.
- Начнем, - Флай ударила по столу. – Два рома – один с колой. За встречу, - она схватила бокал и протянула для тоста, - за удачную работу. Я бы написала тебя во всю стену –ты такая красивая, что глаз не оторвать. А если оторвать – то лучше сразу выбрасывать, чем смотреть на посредственность. Наверное, сотни сердец  пали жертвами обаяния. Ладно, с сотнями загнула, но уж парочка-то была? – Она щурилась, ловя свет и примеряя мазки – потому как Флай была странной – очень странной – и могло случиться так, что Лилит сбежит. Прямо сейчас. Хонки должна была запомнить все. Она хотела эту женщину на роль дамы капитана. На роль любви капитана. Единственной и неповторимой.

Ты ревнуешь…
Нет.
Да. Ты ревнуешь. У Себастьяна прекрасная жена. И успешная жизнь.
Нет.
Ты тоже этого хочешь.
Нет.
Для себя. Для людей.
Нет.
Да.
Да…. 

Да. Я хочу узнать историю этой войны.
Не стоит.
Да, я хочу понять – почему так.
Тебе не понравится.

Флай много слушала себя, но редко слушала свой внутренний голос – от этого обычно и приключались с ней неведомые беды. Она проливала вино на скатерть в доме, в котором и быть ее не должно, впрочем, она не особо любила вино, правда не любила – она просто вскакивала и убегала, чаще через окно  - потому что так быстрее. А быстрее – это важно, когда счет на секунды. У Флай всю жизнь счет был на секунды. Секунда – она под колесами, секунда – она вне тела, секунда – она смотрит на своего лечащего врача и любит его всем сердцем. Секунда – и нет картины Ван Гога, хорошо, качественной подделки картины Ван Гога,  секунда – и ее вещи на улице, секунда – и она уже пишет то, за что не взялась бы ни в какой другой жизни, и ей это нравится. Секунда – они дерутся с профессором на голом полу тюремной камеры, секунда – она уже сидит в его кабинете. Секунда, секунда, секунда…  Ее жизнь не была поделена на крохотные отрезки – она была одним единственным мгновением. И она жила так всегда. И сейчас продолжала – она бы никогда – никогда не могла понять, как можно выбрать Себастьяна Снейка себе в мужья на всю жизнь. Не потому что он плох – нет, нет, совсем не поэтому. Он ведь… скучен. Не в том смысле, что с ним ты сползаешь в кресле, маясь от безделья – нет. Это в разы страшнее. В разы непредсказуемей, в разы ужаснее. Это Себастьян Снейк. Он ради своей любимой Лилит оледенит ад, и, что еще хуже – не скажет ей об этом не слова. Она за ним будет как за каменой стеной, она не будет видеть… ничего она не будет видеть, от чего он может ее уберечь. Даже, если она сама от этого уберегаться и не желает. Она… она должна будет выгрызать себе свободу выбора, потому что Себастьян будет решать за нее все, что сможет решить – потому что не захочет тревожить. Флай это видела – уже видела. И ей это совершенно не пришлось по душе. Да и кому бы пришлось? Кому бы пришлось по душе то, что творит человек, сажая тебя в хрустальный кокон? Когда ты даже не знаешь, какое за окном время года – ты только видишь сквозь полупрозрачные стекла вроде бы зеленые листья. И ты смотришь только на эти листья – потом они желтеют – или краснеют, опадают, на голых ветках, может быть, появляется снег, и дальше опять по кругу – это если повезет. А чаще не везет. Почему? Потому что… потому что в Лондоне всегда дождь. Сутками, годами, десятилетиями. И ты не поймешь, что за окном, даже если сильно постараешься, если будешь присматриваться изо всех сил. Ты не поймешь – потому что там всегда дождь. Понимаете? Всегда. Там не бывает просветов в небе, там не бывает заливистого пения – там бывают только капли – постоянные капли. Они медленно ползут, перегоняя друг друга, они сливаются друг с другом и разделяются опять. И ты, Лилит, обрекла себя смотреть на эти капли до скончания веков. Потому что Снейк не станет… тревожить тебя тем, что происходит за окном – он слишком сильно тебя любит. А те, кто любят… они слабы. Они пойдут на что угодно. Они поломают стену между Восточной и Западной Германией и водрузят на Рейхстаге стяг хиппи – не говорите, что хиппи были много позже – стену тоже русские ломали, а не влюбленные.
Флай знала – откуда только? – что такое ломиться через неприступное упрямство. А упрямство твердит – так и нужно. Так правильно. Так. Только так. Ты поломаешь свою жизнь, девочка, ты разрушишь свою судьбу….

Я не девочка!
Не девочка!
Не девочка!
Девочка…

Флай помотала головой – придет же такое… сравненьеце.
- Я много лет знаю Профа – он крутой. Он может многое из того, о чем никто даже не думает. Он добрый. Бывает, забавный. Он е.. странный немного… но, но ты права – я не понимаю, не понимаю, почему ты… согласилась? – она опрокинула бокал и постучала по барной стойке – еще. Из сумки был извлечен блокнот в непромокаемом пакете и уголь. – Я пока тебя порисую, не могу до конца увидеть… все, а ты – рассказывай, коль уж предложила. Я бы послушала, как и почему  Себастьян Снейк стал счастливым человеком.

Лилит говорила, а Флай не обращала на это большого внимания. Знаете, если спросить человека о том, чем он болен - он будет говорить сутками. Не останавливаясь, не делая перерывов на обед и сон. Он забудет о вещах первой необходимости, он будет говорить, и говорить, и говорить - если ему есть что сказать. Обычно человеку есть что сказать. Не каждый может оценить, конечно, но каждый, кто хоть на пятнадцать грамм не скучен - он сможет говорить сутки напролет. Флай могла - и некоторые из ее знакомых тоже могли - следовало только найти тему, на которую они могут говорить вечно. Себастьян бы говорил о химии. Или генетике. Или Лилит. Но монолог о Лилт юы скорее был внутренний - мало кому он так доверяет, чтобы сказать всю эту романтическую чепуху вслух. Джек бы говорил о... о работе, маловероятно. Наверное, тоже о женщине - другое дело, Флай понятия не имела о какой - просто женщина. Может, рыжая. Может влюбленная, может разлюбившая - Джек несчастен, и про свое несчастье - будь его воля, он бы тоже говорил часами. Кто еще из ее старых знакомых болен чем-то столь глубоко, что никак не может выздороветь? Адель? Адель говорила бы о лошадях - тут даже сомневаться не приходилось. Она бы говорила о лошадях, ее глаза бы затуманились, он бы мечтательно смотрела вглубь себя, вглубь своей жизни, вглубь своих старых ощущений - там она летала. Там она жила верхом, и там она не думала о том, что когда-то не сможет сесть на лошадь. Томас Певерелл говорил бы о власти и подчинении, Процион - о травке и картах. И, быть может, тоже женщинах. Микаэль бы задумчиво молчал и выдыхал дым из сигарет. А потом выдал бы очередную провальную аферу. Ее старый знакомый из зоопарка говорил бы о зверях. Панды такие - черно-белые, а крокодилам лучше ходить в муфточках, потому что без них в холодном Лондоне они продрогнут.
Малфуа бы говорил - свят-свят - хорошо, что он хоть говорить не умеет - но он бы пел серенады утиной печени, правда этот кадр бы с удовольствие в перерывах между серенадами эту печень подъедал. И половину бы утащил себе в гнездо - дабы было.

Не любишь ты своего хорька.
А что его любить - его кастрировать надо.
Не была бы ленивая - давно бы кастрировала.
Я думала, ты скажешь, это бесчеловечно.
Я все еще верю в человечество, но в тебя не верю уже давно.

Флай махнула рукой, и продолжила свой внутренний монолог, ради которого это все и началось.
Лилит была неизлечимо больна собственным мужем. И, если пенициллин уже изобрели, то лекарства от любви еще не придумали. Флай бы голосовала за ревность, но она не была уверена, что в этой идее ее кто-то поддержит. Она бы скорее поставила на то, что ее никто не поддержит. Что все хором скажут, что ревность только укрепляет брак.
Миф.
Абсурд.
Бред.
Ревность разрушительна, оа выедает человека изнутри,, она превращает человека в собственное подобие, она не оставляет никаких надежд, не оставляет даже шанса на то, чтобы сохранить то немногое, что могло остаться после долгих и продолжительных часов метаний, в сжигающем огненном костре.
Впрочем, Флай никогда не любила, и ревновать ей было некого.
Так что, ревность лекарством не являлась, а единственный знакомый химик, который это лекарство мог создать, скорее бы удавился. Ну, Флай так думала.

А ты бы? Ты бы такое лекарство приняла?
Да?
Да?
Нет, скорее. Хотя, кто его знает. Я любвеобильна, но не глубоко, хоть и с претензией на избирательность.
Претензия - ключевое слово в этой бессмыслице.
Это да.

Баллончик с краской порхал по стене напротив флагмана. Пираты выстроились в ряд, но на девушку смотрел только капитан.
Только капитану было это позволено - эта девушка создавалась такой, что ее сухопутные крысы, которые так впечатлили Флай на днях, никак не привлекали.
Эта девушка создавалась свободной - она таковой и была.

Эх, держитесь огненные локоны - Вас придут завоевать.

Флай была права - Лилит ничего не рассказала - только то, что имели место две ссоры, и обе по ее поруке произошли. Флай пожала плечами - пусть так.
Но, наверное, это было не так важно.

- Если Снейк - инсулин, я рада, что не диабетик, - пожала плечами Хонки. Она бы не сказала, что ее шеф - лекарство. Он скорее чума. Холера. Дизентерия. Тиф. Он распространяется по венам, и с собой забирает годы жизни, годы счастья, годы... потому что сам он счастье не сознает.

Чем гнать на других пиявок, лучше бы с собой разобралась.
Это да... это да.

Флай задумчиво пожелала кисточку.
- Слушай, хочешь, я тебя ведьмой изображу - только недавно рассказывала сказку про ведьму-целительницу. Может, побудешь героиней сказки? Найдем тебе сейчас какую-никакую шляпу. И метлу.