HP: AFTERLIFE

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP: AFTERLIFE » Афтерлайф: прошлое » Я буду твоим врачом, я стану твоей паранойей.


Я буду твоим врачом, я стану твоей паранойей.

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

1. Название
Я буду твоим врачом, я стану твоей паранойей.
2. Участники
Северус Снейп, Лили Поттер
3. Место и время действия
Лондон. Больница - 19 лет назад. Дом Снейков - 13 лет назад.
4. Краткое описание отыгрыша
Что ты сделаешь, когда узнаешь, что твой новоиспеченный парень в больнице, а выпускной бал отгремел буквально вчера и немного о том, как заботиться о заболевших ворчливых несносных химиках.

0

2

19 лет назад.

Домой после выпускного Лилит вернулась под утро, когда уже почти светало. Она сразу же поднялась в свою комнату и рухнула на кровать. Судя по тому, что матушкиных воплей не было слышно - Офелия ещё спала. Они обе любили поспать и не были ярыми фанатками ранних пробуждений.
Не успев подумать, а дома ли вообще мать, или всё ещё ищет её где-нибудь на территории университета, потрескавшись от негодования.
Из темноты, упавшей черным пологом, начала сна вынырнул Джек. Он стоял совсем один, на вершине какого-то, обдуваемого всеми ветрами, холма. Кудри развевались, глаза искали кого-то.
Перед ним вдруг из ниоткуда появился какой-то чудаковатый пожилой человек, вызывающий сильные ассоциации с Гэндальфом. 
- Что же ты наделал, мальчик мой.
В руках у Джека почему-то была бензопила, а на её зубцы были намотаны черные как смоль волосы.
Картинка изменилась. 
Джек сидел в тюремной камере, на пол падали зарешеченные тени, а на его руках выступали уродливые татуировки, какие-то метки, бесконечные клейма, множественные шрамы.
Затемнение. 
Они танцуют вальс на вершине какой-то каменной Башни, а рядом другие башенки, пониже. От остроконечности крыш изящно веет мраморной готикой. Архитектурная конструкция похожа на средневековый замок. Лилит - в пышном красном платье. И почему-то в фате.
Небо внезапно прорезает зеленая молния. У Статуара лицо Себастьяна на затылке. Лилит кричит.
Джек толкает её в оба плеча, хохочет и она падает, падает, падает.
Белая фата развевается серебряным молоком.

Подскочить из-за сумбурного кошмара, понимая, что солнце уже миновало зенит - так себе ощущения.
Хочется пить. С плеч падает теплое одеяло и Лилит мгновенно забывает страшный сон, понимая, что отец заходил в комнату, уложил её поудобнее, заботливо укрыл. 
О том, что её жизнь перевернулась вверх дном, забыть не так просто. Половина комнаты завалена вещами, напоминающими о Джеке. 
Лилит тихо вздохнула, поднявшись на ноги и подошла к письменному столу. Фотографий не было. Их она убрала ещё с полгода назад, сложив в ящики. 
Нужно было с чего-то начинать. Что там говорят - плохо выбрасывать подарки? Уже через полчаса Лилит насобирала небольшой пакет различных мелочей и безделушек. 

Потом прервалась, переодевшись из платья в домашний халат и спустилась на кухню. 
Они с Офелией делали вид, что друг друга не существует до самого вечера. 
Лилит посвятила день праздному ничегонеделанию и только вечером посидела за различными абитуриентскими штуками, потому что когда ты собралась поступать в медицину - скоро от праздности не останется и малейшего следа. 

О том, что в университете был пожар, или его подобие(как и о том, кто пострадал - дословно некий аспирант, будучи экстренно госпитализирован) она узнала лишь наутро, потому что позвонила ничего-не-значащая знакомая, сорока-сплетница, а-ля ходячее пособие сарафанного радио.
Лилит слабо надеялась, сто это всё же не Себастьян(птички на хвосте ещё не такое носят, но проверить стоит). Торопливо оделась в повседневное - джинсы и темно-зеленую кофту, а после уверенно пошла будить мать.
Отец, увы, сегодня был на работе в ночь. Офелия ворчала и тщетно пыталась спастись, но ей уже через пятнадцать минут пришлось сесть в их старенькую скрипучую машину, потому что если Лилит прямо сейчас не отвезут в больницу, она со света сживет. 
Мать, до этого державшаяся на слабопостижимых ресурсах закрытого рта, явно их истратила, потому что когда они уже шли по отделению и за спиной у мисс Ифан парусом развевался распахнутый белый халат, родительница вдруг сказала, пока обе неумолимо приближались к дверям нужной палаты, выяснив всё необходимое внизу, у медико-информационной стойки: 
- Вы друзья? Лучшие друзья? 
- Мы и есть друзья, мам. Всегда ими были. Но сейчас мы вместе. 
- Мне не нравятся люди, с которыми он общается, этот Себастьян. Чего только стоит эта Уайт. Фамилия белая, а сама вся черная. Ты подумай! Что он в ней нашел? Джек... 
- При чем тут Джек? 
- Ты...ты знаешь, что вытворяет этот Снейк со своей полоумной подружкой. Он за тобой увивается, таскается с тех самых пор, как увидел. Ты ему нравишься и больше, чем. И ведь ты же не... я тебе не позволю! 
- Ты? Не позволишь мне?
Лилит обернулась, взявшись за ручку двери, после чего поджала губы и покачала головой. 
Мать усиленно набирала воздух в грудь, собираясь сказать ещё что-то, но дочь скрылась за дверьми палаты. 
Оказавшись по ту сторону, пришлось выдохнуть, на мгновение зажмурившись и прижавшись лбом в поверхности прямо перед собой, чтобы взять себя в руки окончательно.

Настоящее время.

Лилит поморщилась, переворачиваясь на другой бок и её ресницы слегка дрогнули. Полупроснуться от того, что тебе жарко, нельзя было назвать удивительным, в общем-то.
"Жарко...ммм, кто тут такой радиатор, уйди-и-и-и отсюда, ты такой большой и ты не мягкий пушистый Реджи..." - капризно подумала Лилит и удачненько открыла глаза прежде, чем спихнула Себастьяна с постели. Не слишком-то вежливо было бы толкать его ногой. Или рукой. Лилит много как умела толкаться во сне и безжалостно сгонять на краешек предназначенной для двоих территории. Благо, она не каждый раз так делала.
Перед глазами стояла сонная дымка, но мозг уже частично подключился, соображая, что вышеозначенный жар-то как раз от мужа и идет. Лилит зевнула и приподнялась на локте, пытаясь встроиться в процесс окончательно. 
- Себ. Ты чего такой горячий-то.
"Как пирожок...да что за бред?". Стоило поднять эту женщину раньше срока и её сознание выдавало не такие перлы, забавности и каламбуры. Мыкнув, Лилит потерла лоб, села на постели, не попадая ногами в тапки. Шикнула, споткнувшись о пластикового темно-зеленого динозавра(вообще-то это был тираннозавр и звали его Рекс, как водится) и наклонилась, беря его за хвост.
Снова Драго забыл унести отсюда свою игрушку, после того, как зашел спокойной ночи пожелать.
Едва не вписавшись лбом в косяк - у не выспавшейся или восставшей вне расписания Лилит было очень плохо с координацией, если не нужно было мигом спасать кому-то жизнь, или разбираться в дифференциальном диагнозе.
Чиркнув плечом по стене в коридоре, миссис Снейк заглянула в комнату к Драго - тот ещё мирно спал, видимо, либо утро ещё слишком ранее, либо по-прежнему поздняя ночь.
Мягкий пушистый Реджи, лежавший у сына где-то в изножье кровати, свернулся клубочком и Лилит всё ещё временами вздрагивала, вспоминая времена, когда пришлось его отдать, на время болезни мальчика, хорошим знакомым отца. Ведь тогда недуг Драго многие считали аллергическим, а шерсть животных один из самых сильных общепризнанных аллергенов.
Оставив рыже-блондинистую парочку мирно сопеть дальше, тихонько прикрыла дверь, пробуя вспомнить, а зачем она вообще встала. А, да, Себастьян что-то горячий и надо найти термометр.
Маршрут резко пролег в ванную, где была самая маленькая, как её часто называли "походная" аптечка.

Отредактировано Lily Potter (2017-01-08 12:40:41)

+4

3

19 лет назад.

Тело было охвачено огнем. Казалось, что на груди полыхает пожар – быть может, он действительно там полыхал. Себастьян не был в этом уверен. Это были не миллионы уголечков. Это был самый настоящий погребальный костер – ему казалось, что его обездвижили и отправили по реке на лодке. Руки сложены на груди, кожу холодят ветки, сверху навален хворост, что неприятно карябает вены. Тело укрыто простыней – грубой, наскоро сделанной, как бы не из бересты. Рядом лежит палочка –его верное оружие. Палочка? Верное оружие? Это такая фаллическая символика, - Себастьян на секунду пробудился от бреда, но, едва почувствовав острую боль вновь окунулся в полузабытье. Он плывет по реке, вдаль уносят волны, и издали рыжая воительница присылает спасительную стрелу – наконец. Наконец-то – один выстрел, и муки будут кончены. Но нет.
Стрела только усугубляет боль. Хворост тлеет, зиждиться дымок, начинает разгораться костер, подобающий войну.
Себастьян кричит. Себастьян надрывает горло, он орет, что есть мочи, воет, молит, просит прощады – огонь глух. Огонь слеп, огонь бесчувственен. А люди далеко. Или же люди – и есть огонь. Или же люди сами огонь и сотворили.
Прометей? Какой Прометей. Однажды ударившая в дерево молния, искра вылетевшая из-под камней – и люди более не  ютятся в холодных пещерах – теперь они погибают в огне.
Теперь они погибают в бою.
Теперь дым заволакивает легкие. Себастьян кашляет, кашляет, не может приподняться… сломаны ребра? Он ползет, ближе к двери, подальше от огня. А огонь ползет вслед за ним. Столь же близкий, столь же горячий.
Себастьян кричит. Дым заползает в легкие.
Где-то в глубине сознания – тварь. Убью эту тварь.
Лилит.

Диссонанс.
Лилит не тварь.
Лилит…. Лилит выбрала его. Лилит решила выбрать его.
- Лилит, - хрипло, сквозь бред.
Тело догорает – от костей остаются одни угли. Себастьян захлебывается – лодка уходит под воду. Легкие наполняются кровью. Как? Он же уже сгорел?.... пробуждается на границе сознания вопрос.
Себастьян распахивает глаза. Белый больничный потолок. Все тот же дикий жар по всему телу. Все тот же запах гари. Все те же… спирт? Капельница? Силуэт у двери. Ригель? Они поменялись местами?
- Ригель, - хрипит он, - что, черт подери, произошло. 

13 лет назад.

Жар. Опять жар. Его это преследует? Почему каждый его следующий кошмар связан с жаром? Почему в каждом первом сне он задыхается, в каждом втором горит, а каждое третье сновиденье грозит ему кровавыми ранами на горле – в страхе Себастьян начинает царапать ногтями кожу. Вот уже семь лет он обстригает их под корень – шанс случайно умереть от потери крови – глупость – слишком высок.
Скорее воспаление ипохондрии, чем что-то серьезное.
Или воспаление хитрости.
Режд иногда имитирует слабость, еле приподнимая один глаз. Это он так не желает двигаться с места. Лентяй.
Себастьян приоткрыл один глаз. Тело горело. Он приподнялся и застонал сквозь зубы. Шея не желала подавать активности. При каждом сокращении мышц, она  требовала срочной капитуляции нервной системы.
Себастьян ненавидел болеть. Нужно срочно сбежать из дома – пока Лилит не заметила. Иначе залечит.

+3

4

19 лет назад.

У Лилит дрожат ноги и трясутся пальцы. Она упирается лбом в дверь, борясь с желанием стукнуться об неё головой со всей силы.
Вот, и губы задрожали. Уголки глаз защипало. 
"Ей никогда не нравится... никогда. Пошла к черту, мама, мне отцовского благословения хватит".
Больно. Как же больно.
Мысль о боли ухает вниз, тянет с собой понимание, что больно здесь не только ей.
Может, может это не он?
Как страшно обернуться. Называет имя. Её имя.
Затем второе.
Собрав волю в кулак, Лилит наконец отыскала в себе силы отойти от входа. Повернулась. И всё равно оказалась не готова. Сейчас он выглядел более беззащитным, чем когда-либо.
В палату заглядывает строгая медсестра и категорически произносит:
- Мисс? Сюда надолго нельзя. Молодой человек только...
- Я ненадолго. Я его...
Что бы такое сказать, чтобы её сию секунду не выгнали? Лилит и так буквально выпросила это посещение, потому что Себастьян оставался в категории легкой степени тяжести. Или средней? Пусть легкой, так проще.
- Я его невеста.
Ифан говорит это так четко, смело, уверенно, что женщина в белоснежном халате сдается, прикрыв дверь с той стороны.
Теперь коленки дрожат уже от собственной несусветной наглости. Невеста?. Лилит знает, что времени мало и подходит ближе, взяв стул и поставив напротив кровати, потому что ноги совершенно не держат.
- Себастьян, это я. Лилит. Я здесь. Всё будет в порядке. Пожалуйста, прости, что я не приехала сразу. Но как узнала... я ничего не поняла, говорят, был какой-то пожар. Как тебя угораздило попасть в пожар? Или нет. Не говори, тебе нельзя много разговаривать. Я точно знаю, что нельзя. Я просто побуду с тобой, хорошо?
Лилит не лжет. Она действительно в недоумении и думает, что в институте произошел какой-нибудь несчастный случай, или ЧП. А может это было чрезвычайное происшествие в лаборатории? Так ожоги, вроде бы, не химические. От горелки Себастьян бы никогда так не пострадал. Что тогда?
К счастью, девушка слишком встревожена и занята, чтобы думать о других повреждениях и сопоставить в голове вывод, смертельно опасный для себя. 
Если бы она знала о стычке, о финальной драке, о сражении не на жизнь, а на смерть, то немедленно перекроила бы все планы. Забрала бы все необходимые баллы и результаты экзаменов, а так же прочие документы.
Сменила бы номера. И уехала бы из страны. Навсегда. Серьезно.
Как бы они не звали. Как бы не ждали. Что только ни готовы были сделать, отдать, отнять, сотворить - Лилит Ифан никогда не вернулась бы в Англию. 
Скорее всего, стала бы выдающимся врачом. Завела бы пять кошек. Обязательно пять. Лилит Ифан была бы очень одинока. Бездетна. Она загонялась бы работой. Позволяла бы себе выпить.
Подсела бы на морфин через интересные каналы.
В сорок лет Лилит Ифан умерла бы от разрыва аневризмы головного мозга, потому что всегда была предрасположена к сосудистым недугам.

Настоящее время.

Лилит встряхнула градусник, уже более бодрой(всё относительно) возвращаясь в их спальню. Успешно прошла в дверь, ни во что не врезавшись теперь - уже хорошо. 
У неё на плече возлегает холодное полотенце, в другой руке, свободной от термометра, стакан воды и жаропонижающие таблетки в кармане. На первый заход будет достаточно.
- Та-а-а-к, я уже предчувствую, что ты попытаешься слинять и именно это замышляешь в данный момент, - она цокнула языком, безапелляционно сунув термометр ему под мышку: - Сразу же предупреждаю - это жестоко карается тем, что я приду к тебе на лекцию и буду торчать в коридоре до тех пор, пока нас обоих не выгонят. Ты можешь попробовать прикинуться шлангом, или мертвым...но это не спасет.
Поставив стакан воды на тумбочку со стороны Себастьяна, Лилит забралась на постель и наклонилась, приложив к полыхающему лбу влажное полотенце. Подержала, прижала, несколько раз промокнув. Сделала паузу, отерла лицо и шею.
Потом снова свернула полотенце, просто положив на себастьянов лоб.
Полотенце оставила пока что в покое, а вот мужа нет. Если он тысячу раз скажет, что предпочитает переживать недуги в одиночестве, она две тысячи раз знает, что это не так. Примечание: на остальных людей это правило, быть может, работает.
Не для неё.
- Опять на сквозняках сидел? - хмурится, глядя на шкалу термометра: - Сколько раз говорила, ну не чувствуешь ты холода, так это не значит, что.
Она неожиданно осеклась и в глазах остекленел ужас. Температура была высокая. 
У каждого свои страхи. Одни поджигают и заставляют сгорать, а другие душат и вынуждают задыхаться.
Резко подавшись к ящикам со своей стороны, Лилит достала фонендоскоп. Этих трубчатых зверей в доме было гораздо больше, чем должно было быть.
Забравшись мембраной на грудь Себастьяна, вдавила прибор в свои уши немного нервно даже.
- Подыши поглубже.
Увы, ему никуда не деться от повинности дышать до тех пор, пока Лилит не уверится в том, что здесь нет угрозы двусторонней пневмонии, абсцесса легкого или иной опасной дыхательной патологии.

+1

5

6 лет назад

Нет, не Ригель. То, что не Ригель он понял, потому, что Ригель покрасилась бы в рыжий, только если бы... если у нее резко поседели волосы и выпадали зубы?  Нет, тогда она скорее бы выпрыгнула из окна, а не стала бы замазывать пряди рыжим. Или... или она могла бы покраситься... фантазия застопорилась. Решив кардинально изменить жизнь? Нет, это был бы точно не рыжий. Иногда Себастьян сомневался, что было первично - нелюбовь к апельсинам или к рыжим волосам.
Он бы поставил на... ни на что бы он не стал ставить - Себастьян предпочитал всем видам азартных игр шахматы, а в шахматах ставкой может быть только жизнь.

Жизнь бы он свою предпочел ни на что не ставить. Впрочем, впрочем уже поставил. Думать было больно. Шевелиться было больно. Больно было дышать, лежать, сидеть, двигаться. Три секунды назад, вопрос, а когда же больно ему не будет, было решать не нужно - его сознание благополучно находилось не здесь  оно плавало в мире Морфея. Оно спокойно безмолвствовало, и всех это устраивало. Не теперь. Не сейчас. Не здесь. Здесь и сейчас он опять чувствовал жар по всему телу - он шел изнутри, он шел снаружи, он шел из воспоминаний. Что есть боль, и что есть боль физическая?

От нее умирают? Или не умирают?
Себастьян Снейк привык страдать - для него это вписывалось в мироздание и в каждодневные пробуждения. Он привык ревновать, привык завидовать, привык ненавидеть и с бешенством смотреть вслед уходящим возможностям. Нет, от такой боли не умирают. Не умирают,даже когда эта боль переливается через край и сгущается в одной точке - не умирают. Она не делает сильнее, вопреки идее, она скорее... собирает силы. Для мщения, для одержимости, для идеи. Ему было больно тогда, после ссоры, но ему было бы больнее, если бы... если бы, например - ужасный, ужасный пример - если бы ее не стало. Совсем. Окончательно - и вот тогда можно было бы подумать о смерти от боли, а так... а так это только щекотка.
Внутренний крик, бешеный крик перебил его медленную мыслительную цепочку. Видимо, Себастьян, не привыкший замирать в одном положении, сдвинулся с места. Или... или подул ветер, к примеру.

Это был ад. Настоящий ад. Казалось, что, если на него кинуть кусочек бекона и пару яиц - о завтраке можно будет не задумываться.
Его затрясло, все мышцы напряглись, он выдохнул сквозь зубы воздух и резко сел. Ожог был на груди.
И только на этом моменте Снейк вспомнил о причине ожога. Она была проста как мир, и настолько же стара.
Джек Статуар звали причину. Джек Статуар и греческий огонь.
Ненависть.
Он еще поплатится. Поплатится и за боль и за одиночество. И за..
Рядом скрипнул стул и боль временно перестала существовать. Для Себастьяна все переставало существовать, когда рядом сидела Лилит - живая и теплая. Не горячая, от нее не исходили палящие языки пламени - интересно, сможет ли сейчас Себастьян смотреть на огонь без дрожи? Нет, она говорила, говорила, что останется и говорила о пожаре? Пожаре? Скорее поджоге. Поджоге им же и спровоцированном.
Нет. Нельзя. Нельзя рассказывать. Точно нельзя - тогда она развернется и уйдет. Снейк был уверен, что Статуар пострадал не меньше, и что, если жалости будет вровень, выбрать могут и не его.

Жалость? Не унизит ли его жалость? Его ничего не может унизить, если следствием будет ее присутствие - Себастьян ценил, холил и лелеял свою гордость, но Себастьян был умным человеком - его не а что любить сейчас. Но из жалости может вырасти и... что-то, жалость может дать надежду. Пусть некрасивую, уродливую и бесхребетную. Но на ней построить можно будет много больше, чем на той  же ненависти, или не прощении.
Себастьян сцепил зубы. Но, даже если его стратегией соблазнения будет жалость - слабым казаться он не посмеет. Он все же человек, а не тварь. Он должен играть на равных, пусть он и понимал, что на равных с Лилит ему не быть никогда. Но переиграть Статуара он мог - и он этим воспользуется прямо сейчас.
Она сама разрешила не говорить о причинах пожара - он и не станет говорить - он только вытянет вперед руку - дотронуться до ее ладони - она ведь не оттолкнет? Только удостоверится, что это не сон. Можно даже спросить.
- Это ты? Это не сон?

Настоящее время.

Себастьян бы с большей радостью выпрыгнул в окно, чем согласился  на лечение, но выбора у него особого не было - или пан, или пропал. После болезни Драго все они остро реагировали на малейший кашель. Все они реагировали остро - но Лилит особенно. Нельзя пережить несколько месяцев нескончаемого ада и спокойно смотреть на поднимающуюся температуру. Еще долго в их доме было состояние медленно зреющей бомбы, экстремальное, готовое сорваться с предохранителя, таинственное "нечто" или "ничто". Один кашель - и риск опять проходить через всю драму невозможности что-то предпринять, драму безысходности и насилия - нет, лучше лишний раз перепроверить - с них не убудет. Себастьян определил виток своих исследований, и на этом можно было бы успокоиться, но нет - ни одна из его идей, даже столь многообещающая, про циклические углеводороды, не срабатывала. Он обломал себе на этом ни одни когти, и еще много лет собирался обламывать. Но панику не стоит сеять, поэтому, он только возмущается:
- Я не сидел под сквозниками, - и, состроив недовольную мину, послушно дышит в трубочку - нет у него никакого туберкулеза, ангины, гриппа, стафилакоковой инфекции и менингита - он просто шею себе застудил.
Но шею ломит, шея не дает покоя, шея возмущается в ответ на любое внешнее воздействие. У Снейка чешутся руки соскочить и намазать себе шею чем-то целительным. Но Лилит еще не скоро выйдет, а посему,нужно или терпеть, или раскрывать карты.
Лилит все-таки врач. Лилит все же его жена. А еще Лилит - чертов ипохондрик. И параноик. Как и мы все последний год. Себастьян сдается своим демонам. Своей демонессе.
- Лил, у меня шея не шевелится, нужно что-то... - он холодеет. Он не хочет согревающее, он знает, что нужно разогнать кровь, что нужно расширить сосуды и сделать мышцы менее деревянными. Но он дажезаикаться не желает о...согревающих мазях. Он очень не любит огонь. До сих пор.

+3

6

6 лет назад.

Здесь, как и в любой ожоговой палате стоял странный запах. Горело-горьковатый. Но это не пугало Лилит, не отталкивало. Она всё ещё хотела(сейчас захотела сильнее, честно признаться) стать врачом, крепко связать с медициной всю свою жизнь.
Эта самая жизнь, к слову, занималась странными прыжками с высоты; в бассейн, который по запарке, ошибке, либо намеренно забыли наполнить водой, а ты это заметил, лишь уже неизбежно оттолкнувшийся от трамплина. 
Сперва резкий уход от парня. Пока ещё нынешнего, затем бывшего. Большой скандал с матерью. Хотя, нет, это не травмирующий фактор. Окей, травмирующе-привычный. Выпускной вечер, проведенный под гулкими сводами Шипящей Развалины, за одинокими танцами без свидетелей, странными разговорами и лицезрением разноцветных фейерверков. 
И бойфренд, нареченный так день назад, попавший в больницу. Довольно...головокружительно. Похлеще американских горок.
- Это ты? Это не сон?
Рука Себастьяна потянулась вперед. По губам Лилит скользнула осторожная улыбка, напоминая раскрывающийся бутон любого цветка. Девушка протянула вперед свою правую руку, взяв ладонь Снейка и, малость помедлив, накрыла её левой рукой, чуть сжимая.
- Сейчас не сон. Но я бы хотела тебе сниться. 
Сделав глубокий вдох, она убрала все и каждый - психо-эмоциональные блоки. Расплела сочленения воображаемой кольчуги. 
Обладая присущей для себя эмпатией, Ифан могла сложить кусочки удручающего паззла - вчера я был нестерпимо счастлив, что-то произошло и теперь лишь больно; глубокие ожоги никогда не бывают без боли, для ожогов такое противоестественно, хоть жидким анальгином без устали заливай из переломанной ампулы, а ещё она наверняка пришла сказать, что передумала, поспешила. Сказать, что она ошиблась, что бес в ребро, чёрт попутал, с кем не бывает, что никто в здравом уме...никогда, ни за что.
Окружающий воздух сгустился, стал жарче. Если бы даже Себастьян умел и говорил о том, что он ощущает, в этом не было необходимости. Она была способна это представить, а значит взять часть на себя. 
Второй взгляд и Лилит уже не была столь уверена, а думает ли Снейк о чем-то похожем. 
- Выздоравливай скорее. Мне страшно даже думать про вступительные испытания по химии без тебя.
Всё шелуха. Ни про какие испытания она сейчас не думала. Просто не так легко сказать "вообще-то, я не хочу без тебя, не хочу без тебя куда-то дальше".

Настоящее время. 

- Лил, у меня шея не шевелится, нужно что-то... 
Ага, вот тут он и проговорился, партизан! 
Лилит незамедлительно свершила отбой воздушной тревоги, отпихивая трубчатый страшный зверь, по фамилии фонендоскоп, в сторонку. Ура, сегодня не твой час. Никогда не твой час, вот как я хочу. Я хочу, чтобы мне никогда в жизни больше не пришлось определять вид хрипов и жесткость дыхания, находясь под крышей собственного дома. Пусть в больнице идут чередой, каскадом, составом: острые и тяжелые бронхиты, пневмонии, абсцесс легкого, пусть. Там она и вывернется наизнанку, остервенело расписывая лечение и просматривая тонны рентгеновских снимков, пока не зарябит в глазах, внимательно изучая анализы, скрупулезно калякая рецепты, бодро перетаскивая толстые карты с места на место. Переводя из реанимации, в реанимацию, да хоть интубируя. 
С легкими у Себастьяна было определенно всё в порядке, он вообще на глобальную дыхательную систему не жаловался. Впрочем, как и на что-либо другое. Если бы она столь удачно не проснулась от его подскочившей температуры - так ведь и уполз бы на работу, ни слова не проронив - гад. Тихонько, по стеночке, по стеночке. Не в прямом бы смысле уполз, так в переносном. Конечно же, если бы кот не принялся орать дурниной на всю квартиру, как истинный предатель. Одного предал бы, другой остался бы преданным. Так и живем.
Лилит очень-очень не любила, когда Снейк скрывает своё состояние здоровья, либо маскирует каким-либо образом. Как доктор, как женщина, как жена. Как все три ипостаси в одном взрывоопасном флаконе.
Разумеется, она не ахала на любой чих и сопельки, но вот температура выше 39 и напрочь одеревеневшая шея никак не могли приравниваться к "Лилит, я тут должен поработать с...".
- Сейчас посмотрим...
Она подалась к нему ещё, уложив на шею сбоку ладонь. Погладила, помолчала, надавила, пощупала. И ещё раз пощупала. Мышцы, как говорится, были в тонусе. 
И ещё раз хорошенько промну, а это тебе, Себ, за мысли о побеге. Их не было? Были.
- Да, действительно. Сейчас я посмотрю, чем можно спастись. 
Улыбнувшись, миссис Снейк снова вышла из спальни. В коридоре её встретил Реджинальд, подняв хвост трубой.
- Эй, пссс...
Лилит заговорщическим шепотом поманила его, махнув рукой в сторону дверей позади себя. Присела на корточки и посмотрела на рыжего хитреца так, словно они через минутку-другую захватят мир.
- Охранять. Никуда не выпускать. И помни, ты меня не видел.
Рыжий хулиган прищурился и ускакал в сторону спальни, где явно собирался взять Себастьяна в плен. Даже если придется улечься на него и кусать за пальцы до тех пор, пока Снейк не поймет, что сопротивление бесполезно. 
Лилит вздохнула, разложив на бортике ванной имеющиеся мази: пара противовоспалительных и анальгезирующих, три согревающих, а ещё можно сделать компресс. 
Ничего не решив конкретно, жена внесла в комнату всю имеющуюся батарею. Закусила губу: 
- Мы можем обойтись без согревания, Себ. Но тогда лечение будет дольше.

Отредактировано Lily Potter (2017-01-17 18:13:03)

+2

7

Хотела бы сниться... это звучало скорее как...это звучало как крики заживо сгорающего в водородном пламени Джека Статуара. Нет на этой земле и не будет ничего прекраснее, чем его предсмертные хрипы. Себастьян был бы счастлив сейчас - целиком и полностью, всепоглащающе, если бы ему вдруг сообщили, что эта мерзкая кудрявая шевелюра на этот раз не очнулась от вечного сна, что он рухнул на дно Каньона, что у него не раскрылся парашют, что он утонул в луже с помоями, которая выдает себя за озеро около главного корпуса Хогварда - и все это было бы прекрасно.

Это практически звуки музыки для человека несведущего в музыке. Это практически зеленое пламя горящей меди, это практически незримое горение этого чертового водорода. Только представьте - Статуар, даже не подозревающий о такой невероятной неприятности - просто шагает в комнату. И все его существо тут же охватывает нестерпимый жар, его кожа начинает слезать небольшими слоями, оголяя сначала кровеносную систему, потом мышечную - и тут же прижигает рану, чтобы гниение не распространялось далее. Но времени слишком мало - и вместо отсутствия гниения - присутствует пепелище.
Пепелище вместо этого неразумного очкарика.
И да будет здравствовать справедливость во веки веков.
Или нет.

Себастьян был мстителен, но Себастьян не желал думать о себе таким образом, что для него будет даже не просто приемлемо - а радостно увидеть медленную и мучительную смерть своего соперника.
Более того - проигравшего соперника. Ведь эти слова "Хотела бы тебе сниться..." они говорят именно об этом.
О том, что соперника больше не существует в ее глазах - не так ли?

Наивная - она действительно думает, что она мне все еще не снится.
Действительно наивная.
А кто же еще мог ему сниться?
Более того, зачем кому-то другому навещать его во сне.
Более того, кого бы еще он хотел там видеть?

Сновидения Себастьяна Снейка никогда не отличались особенной привлекательностью - в его жизни не происходило ничего такого, что могло бы быть достойно увековечивания в сновидческих отражениях.
Не домашнее же насилие туда отсылать, не постоянное же давление над личностью?
Определенно - нет.
Лилит Ифан в его снах была чем-то... была скорее фантазией, мифом, чем отражением реальности.
Себастьян не любил сны - он им не верил. Они были ненаучны, подозрительны, и там было слишком много зеленого пламени.
Зеленое пламя было хорошо - только когда горела медь. Но никогда в нем полыхали медные волосы его первой и единственной любви.

А вот реальность сегодня играла с ним злые шутки. Себастьян грешил на галлюцинации. Или на изобилие медикаментов в его крови. Или... на что угодно - только не на то, что было произнесено вслух.
Определенно не на это.
Зацепиться за пресловутые испытания по химии - сколько угодно. Сейчас Себастьян был готов пройти все Олимпийские игры без подготовки, готов был выйти на арену против саблезубых тигров в одной набедренной повязки - ох уж эти благосклонные кивки любимой леди. Ох, уж эти кивки.
- Я могу и с больничной койки, - Себастьян закашлялся. Видимо, ожоги той степени, которые появляются после выступлений, подобных тем, что ему выпали, не способствуют длительной и продуктивной беседе. Собственно, они ничему кроме боли не способствуют. Он откашлялся и прохрипел. - Приноси сюда - подготовимся.
Только приноси. Только приходи. Только приезжай - только позволь мне тебя увидеть и я забуду о том, что сейчас заживо горю - в очередной раз. Только появись вновь - и мне будет достаточно этой причины, чтобы выкарабкаться из этого безумия. И даже - черт с ним - забыть о Статуаре на время. Этот человек еще получит от него прощальный дар бессмертного специалиста по органической химии.

Шесть лет спустя.

Он так и не понял, что она там возжелала посмотреть - сквозь зубы вырвалось недовольное шипение. Потом ворчание.
Есть старый миф о том, что мужчины болеют ужасно. Они тут же превращаются в детей малых - как будто когда-то из этого почтенного возраста они выходили. Они капризничают, требуют грелку, закрыть окно, открыть окно, приготовить супчик из куриных крылышек и снять с них кожицу. Требуют найти посреди холодного Лондона плоды свежего манго и сварить из него грог - и как хотите, так и вертитесь.

Похожи ли больные мужчины на беременных женщин? Давайте подискутируем о стереотипах.
Неизвестно, какую сторон в этом вечном споре принимала Лилит, но ее точно не беспокоили подвывания собственного мужа. Или он слишком тихо подвывал, или они просто переключила режим функционирования на профессиональный уровень. Мыслей о том, что он выбрал в жены садистку, которая спала без малого шесть лет, Себастьян не допускал.
Но руки все еще мяли его горящую кожу, мышцы отзывались нестерпимой болью, а Себастьян выдыхал воздух со свистом сквозь зубы.

Наконец экзекуция прекратилась и Себастьян был свободен - едва за Лилит закрылась дверь, он тут же начал порываться встать и сбежать из этого ада. На работу, например - там есть кушето-о-оо-о-о-о-о.
План был хорош. Но план был провальный. Как человек, болеющий раз в четыре года, и знакомый с медициной только по учебникам, а с симптомами скорее от тестирования фармацевтических препаратов и наблюдения побочки, он не представил, что шевеление - это так больно.
Нестерпимо больно.
Невыносимо.

Мерлин, убейте меня.
Какой, к черту, Мерлин? Дайте пистолет или снотворного.
Шевеление было сомнительно. Снейк приподнялся на локтях, только силой воли удерживая шею на весу, и попытался сесть. Раз попытался, два попытался, на третий раз, когда в комнату шмыгнул мерзкий кот, что вот уже шесть лет отравляет ему жизнь, он временно оставил попытки сопротивления и уронил руку на рыжую холку.
- Значит будем мучиться вместе. Это она тебя послала? 
Кот бы закатил глаза, если бы сумел. Себастьян ему вторил.
Снейк бездумно смотрел в стену, размышляя о природе боли и о том, верно ли он ощущает тот факт, что у него слезятся глаза и как это прекратить.
Лилит вернулась с согревающими мазями. Не пронесло.
- Я не вынесу режима паралитика дольше пары часов - обогрев. Будем бороться с фо... кхм ... недовольством, путем старой-доброй поведенческой терапии, которую так не уважает Ригель, - отчаянно согласился Себастьян и не сдвинулся с места. Согласиться - одно. Сделать...

+2

8

6 лет назад.

Тщательно сдерживаемые слезы обжигали веки с внутренней стороны. Если она сейчас заплачет, он обязательно подумает, что сказал или сделал что-то не то. Разволнуется, у него разболится и закружится голова, порядком хуже станет жжение и дискомфорт от пострадавших мест, перехватит дыхание и что ещё ужаснее - заболит душа.
Всё, кого она знала, были уверены, что у Себастьяна Снейка нет души, а если и осталась, то почернела как уголь, стала темнее полярной ночи и кромешнее изначального зла. 

Возможно, всё дело было в том, на кого смотреть. Лилит была одновременно зеркалом и отражением. Вместилищем и Хранителем лучшего, содержавшегося в тех обсидиановых бездонных глазах. Упрямым мифическим цветком, растущим на камнях, на безжалостных скалах, погубивших сотни кораблей. Сколько людей, посмевших заглянуть в эти пропасти сорвались/были намеренно вытолкнуты/рухнули, дабы узнать - дна нет.
Света нет, надежды нет, последней странички, со счастливым финалом нет, здесь только углекислый газ. Сероводород, ртуть, иприт. 
Поверхность безжизненной планеты.

Пока не появилась она, пока она не прошла по камням босиком.
Бросила миролюбивый взгляд в бездну и просто шагнула. Без крыльев, парашюта, как всякий ранее - без надежды.
Но пропасть не приняла этот огненный шар и рыжий цвет волос превратился в огонь маяка.
Маяк исходит зеленым светом, а суда обходят проклятое место стороной.
Он полюбил, а она поверила, он не поверил, а она полюбила. 
Можно терзать мотки колючей проволоки резцами, кусачками, да хоть бензопилой "Дружба", спасибо, знавали. 
Цепкое железо лишь туже затягивается.
Никому не придет в голову разматывать колючку голыми руками.
Сжимая зубы и губы, не произнося и звука, глядя как по ложбинкам ладоней на запястья стекает кровь.
Вот что она сделала.
Лилит и раньше приходилось за кого-то переживать: за здоровье отца, за то, не свернет ли себе шею Адель на очередных конных соревнованиях, за...да, за Джека Статуара тоже приходилось волноваться.
Сейчас, при виде Снейка в груди не просыпалась жалость - самое мягкое, что к нему питали, как правило. Это было истинные беспокойство, тревога, замешанные на неравнодушии того рода, о котором Себастьян и мечтать не мог.

- Принесу, - Лилит подскочила, метнувшись ближе к бортам его функциональной кровати, одну ладонь подложила под спину, а вторую осторожно разместила на плече, переводя его в горизонтальное положение; последним штрихом положила на сухие губы пальцы, предполагая, что медсестры не одобрят и всё равно склонилась над ним, но так, чтобы не задеть больное никоим образом: - Тише, помолчи. Нельзя много говорить. Меня скоро выдворят, но ты...
Ком в горле приобрел масштаб локального армагеддона и она изо всех сил прижалась губами к кромке его волос над лбом, крепко зажмурившись.
От волос пахло дымом, немного покачивало, а обострившееся восприятие стократ усилило едкость. Утяжелило болезненность момента.
В уголках сомкнутых дрожащих ресниц выступили слезы.
Может, не заметит.
"Если бы это не был несчастный случай, я бы убила того, кто это сделал".
В голове у Лилит горело то самое пламя, оно кипятило рвущиеся наружу слёзы.
Черные волосы Себастьяна сейчас были спутанными, несвежими, отдающими копченой горечью и вообще-то, за исключением нынешней дымности, такими они были всегда.
Сколько она его знала.
Даже если б он хотел отодвинуться, чтобы девушка перестала зарываться носом в эту неприглядную прическу, она бы ему не позволила.

Настоящее время.

Лилит довольно взглянула на кота, честно выполнявшего свой домашне-животный-гражданский долг, мельком подметив лежащую у него на холке руку и они все трое сделали вид, что этого не было. 
Потому что как только миссис Снейк забралась на свободную сторону постели, прижимая к себе разысканные тюбики, Реджинальд незамедлительно отошел в сторонку, поднявшись на все четыре лапы, потянулся и свернулся калачиком на её подушке, обернувшись в хвост. 
Потом решил, что вышло как-то маловато царственности, да и, развернув хвост обратно, положил его кончик на голову Себастьяну, за какой-то одному ему известной надобностью.
- Я не вынесу режима паралитика дольше пары часов - обогрев. Будем бороться с фо... кхм ... недовольством, путем старой-доброй поведенческой терапии, которую так не уважает Ригель. 
- Не только обогрев, но ещё и жаропонижающее. И...всё, что я скажу. Вообще всё.
Она нахмурилась, задумавшись, пока медленно откручивала крышечку с самой действенной согревающей мази, над дальнейшей схемой лечения. 
Супруг фатально ошибается, если простодушно полагает, что обойдется мазюками, под вечер выдравшись из дому, к возлюбленным колбочкам, горелкам, периодическим элементам. 
Ему определенно надо принести сюда супчик, горячий чай, таблеток, микстур, веревку, мыло - не желаете ли ещё что-нибудь. Проследить, дабы назначенное(от такого сама тут всем врач, грач и палач, уж точно никуда не скрыться) было успешно принято внутрь с той последовательностью, какая оговорена.
- Самое сложное заключается не в этом, - Лилит, выдержав мелодраматичную паузу, нанесла немного мази себе на пальцы, подвинулась ещё ближе и свободной рукой повернула его голову в противоположную от больной сторону: - И ты вскоре согласишься со мной на все сто процентов.
Она прислонила пальцы к примерно середине эпицентра пылания и твердокаменности мышц, начиная осторожно втирать лекарственное средство в кожу. Камня за пазухой у миссис Снейк, конечно же, не было - хотя, то, что она намеревалась сказать дальше, скорее всего, в глазах мужа будет выглядеть много хуже и монументальнее; камнепадом. 
- Сейчас, - одно круговое поглаживающее движение, - ты возьмешь трубку телефона, на котором я наберу номер, - ещё одно аналогичное, с большим радиусом: - И скажешь, что берешь выходной, отгул, больничный. Что угодно. Минимум на три...хорошо, если к завтрашнему утру тебе станет лучше, я подчеркиваю, на самом деле станет и ещё раз делаю акцент - завтра, то я отпущу тебя на работу. В противном случае... три дня. Три дня постельного режима, Себастьян Снейк. Если ты будешь категорически не согласен, то семь дней. Если сила твоего отрицания превысит допустимые пределы, улетая за границы данной реальности, то полмесяца и без лаборатории.
Продолжая с нежным нажимом втирать мазь в шею, она вложила в голос максимально-размеренную строгость.
- В противном случае, вам придется столкнуться с моим...неудовольствием.
Кот, похоже, возжелав внести свою лепту нравоучений, стукнул Себастьяна хвостом по лбу, за что бы изгнан Лилит с кровати, путем меткого легкого щипка за котячье филе.

Отредактировано Lily Potter (2017-03-05 06:54:48)

+2

9

6 лет назад.

Испытания по химии – прекрасный повод. Чудесный повод – впрочем, сейчас подошел бы любой другой. Он бы согласился даже выступить в роли подопытной крысы – хотя слабо себе представлял человека, который на это добровольно пойдет – но он было согласен. Все что угодно – только вернись, звенело у него в голове, и звенело оправдано – потому как, это знает каждый первоклассник – может и не вернуться.
Может и не прийти. Может и отказать. Может и послать – отвернуться, поджать губы и забыть о нем, как о самом страшном сне. Но нет – она не только не забывает – она возвращается. Она говорит срывающимся голосом – и в ее голосе слышатся слезы.
Жалость? 
Хорошо. Пусть будет жалость – все что угодно – только останься. Это тот самый случай, когда Себастьян согласен подбирать крошки с барского стола – лишь бы больше крошек не досталось никому. Лишь бы за самим столом сидела она одна.
Я готов быть твоим шутом, моя королева. Я готов быть твоим Пьеро, моя Мальвина. Я готов быть твоим Горбуном, моя Эсмеральда.  А чудовищем мне готовится быть не нужно – как и тебе не нужно тренировать роль Красавицы.
Я готов на что угодно – только пусть на сцене не будет короля, Арлекино, не будет этого буканьера с ружьем и главного убийцы Парижской Богоматери. Впрочем, у Богоматери один убийца – грех, а ты чиста перед ликами любых богов, пусть ты и Лилит.
И твоею волею непонятно за что – со сцены убраны главные герои. И ты, о, глупая, зачем-то выбрала меня.

Видимо, огонь все же что-то в голове Себастьяна повредил. Он никогда не замечал у себя любви к староанглийскому слогу, но у него вышло именно то, что сложно выразить алфавитом в двадцать восемь букв – пусть на этом языке когда то и писал тот, кого называют Шекспиром.
Но Себастьян на это даже не брался претендовать – его просторами были химические элементы – уже открытые и еще только хранящиеся в недрах. И с ними он готов был играть. К слову о химических элементах.
Едва Лилит – о, нет, разбудите меня, ущипните меня, не верю я, - коснулась его лба губами – губами! – Себастьяна прошиб жар, за ним озноб, затем снова жар, а потом он вспомнил о прекрасном веществе, которое может заморозить любую органику. Совсем любую. Охладить. И заморозить.
И это никак не касалось целомудренных поцелуев, на которые его тело реагировало совсем не целомудренно.
- Жидкий азот, - круша и ломая романтический момент выдал Снейк. Где она, по-твоему, его найдет? Одумайся! – Вернее, спасибо, что зашла, - он уже лихорадочно искал решение – например, написать Ригель, или угрозами заставить персонал больницы добыть хоть крохотный сосудик Дьюара. И старательно уходил подальше от второй мыслительной цепочки, которая нашептывала ему, что от него несет гарью, у него немытые волосы, он покрыт копотью на ту треть, что не замотана в бинты, и вообще, время для романтических моментов самое неподходящее. И, определенно, думать о криогенной камере или сосуде с изоляцией открытого типа было более привлекательно.
От старательно ушел от прикосновения, мечтая о душе, и понимая, что он ему еще очень долго не светит – кто пустит к воде обожженное тело?
- Ты приходи, - он понизил голос до сипения, чтобы не кашлять и не привлекать лишнего внимания к травме, - приноси задания – я помогу.

Настоящее время.

Лилит прекрасно умела запугивать – но очень плохо владела манипулятивным увиливанием Себастьяна Снейка. Он углядел лазейку в ее словах – если тебе станет лучше – то завтра пойдешь на работу – и ему хватило и этого. Никто в здравом уме и твердой памяти не станет спорить с беспокоящейся Лилит Снейк. Она переедет его на танке, но уложит в постель и засунет в рот градусник. Хорошо, если при этом рот не заклеит, и не привяжет к кровати. Себастьян бы старательно покивал, соглашаясь, но уже после первого кивка зашипел.
Кивать было плохой идеей.
- Согласен. На все согласен. Сутки – исполняя твои чуткие указания.
И ни слова о том, что исполнять он намерен не только их.
Самое страшное в ученом-экспериментаторе, даже если он не безумен – особенно, если он не безумен – это то, что дома обязательно окажется какая-то часть из оборудования. Где вы видели инженера, у которого по кухне не разбросаны чертежи, а шнуры, кабеля и провода обвивают ножки стульев? А механика без набора инструментов в шкафу? А хорошего программиста без разломанной материнской платы, пылящейся на полке? А оптического физика без самодельного 3D принтера? Себастьян Снейк не встречал. А еще Себастьян Снейк знал закон жизни – если однажды эксперимент провести не удалось, то наступит момент, когда попытку можно будет повторить И на этот час в потайном отделе твоего шкафа будет стоять сосуд Дьюара с двумястами миллилитрами жидкого азота. Вообще-то он нужен был для другого, но старые идеи не бывают плохи, и Себастьян задумал план. Для плана нужно было со всем согласиться, а потом, когда Лилит не будет рядом – привести свою спину в относительно жизнеспособное состояние. Самое главное – не шевелиться при процессе обезболивания. Иначе шее грозит обморожение. А так – пара мгновений неподвижности – и никакой боли еще очень и очень долго. Попадание газа – а азот при выпускании его из термоса превратится в газ – на кожу создаст прослойку, и Себастьяну больше не о чем будет беспокоиться. Он заметно повеселел и теперь мог спокойно наслаждаться, как холодная мазь на мягких пальчиках Лилит пытается нивелировать тот жар, который мучает его с самого пробуждения. Себастьян закусил губу, чтобы не застонать – ощущения были прекрасны. И грозили стать еще лучше.
- Особенно, если хотя бы часть процедур будет напоминать эту. А мне еще и кофе в постель положен, или он по лечению не показан? Можно немного изменить регламент, например, - как у любого представителя своего пола и класса, массаж вызывал в Снейке определенные желания. Даже целебный массаж.

+2


Вы здесь » HP: AFTERLIFE » Афтерлайф: прошлое » Я буду твоим врачом, я стану твоей паранойей.