Никто не знает, что творится у кого-то в голове. А если бы знали, жизнь была бы невыносима.

Перед тем как уехать на соревнования в Аскот, Адель успела встретиться с подругой. Лилит не выглядела перенаполненной счастьем, или всему виной эти круги под глазами?

- Боги, ты огромна.
- Всего лишь шестой месяц.
- А уже как будто арбуз проглотила!
- Адель...
- И как вы только решились на ребенка. Жилье съемное, работа... ладно-ладно, прости. Крестных уже знаешь, а-а-а?
- …

Если бы тогда она ведала, как обида от того, что крестной матерью избрали не её, что они даже не тянули жребий, что Лилит и не предложила кандидатуру от себя, почему она не предложила – если бы Адель знала, что этот укол ещё далеко не самое страшное и во что превратится; она бы не вспылила. Она бы не хлопнула дверью.
Если бы она знала, что через месяц будет метаться и выть, способная на одной расколотой бесконечной ноте, кричать только "Ли-и-и...", не веря и одурело глядя на искалеченную левую ногу, вывернутую под неестественным углом. 
Мышцы и кости торчали где-то вокруг коленного сустава, как вата и проволочный каркас набивной игрушки.
Это был сложный перелом, открытый, внутрисуставной, всеобъемлющий, межпланетный. Это был перелом цельного сформированного характера, штрихованные трещины на зеркале реальности, обрушение судьбы, гибель жизни.

Первые три месяца травматологи и хирурги смотрели сочувственно, словно находясь в страшном сговоре, отдавая 80 % прогнозов вердиктам о том, что Адель никогда больше не сможет ходить.
Она не помнила, как всё это переживал Альфред. Вероятно, ему пришлось высечь себя в граните, превратив сердце в необработанный алмаз.
Почти год вокруг плавало кипящее варево – пополам боль, пополам ненависть, вперемешку и добавить по вкусу отсутствия надежды. Щепотка беспросветности.
Три грамма темноты. 
Ходить она смогла, но рекомендации под корень зарубили даже слабый свет помыслов о скачках. О развевающихся гривах, кубках, о пьедесталах. Невыносимо.
Даже эта машина, самый последний подарок от мира, двери в который с грохотом захлопнулись, больше походила на горькую насмешку.
"Форд-мустанг" 1967 года выпуска. Изумрудно-зеленый.

Это как подарить слепому - подлинник самой шедевральной картины мира. Это как подарить глухому платиновую коллекцию винила и старый граммофон. 
И да, это как подарить бывшей наезднице авто, на капоте которого красуется бегущая лошадь. 
Цвет машины не прибавлял радости. Зеленый - любимый цвет Лилит. 
И зачем только она тогда позвонила не ей домой, а ей домой?
Трубку взяла миссис Ифан и это было началом конца.

- Прости меня, я не... прошу, прости, пожалуйста. Она сказала тебе неправду. Она...
- Отстань! Ты говоришь, что простоишь под дверьми моей квартиры всю ночь? Я справилась без тебя. С кем ты связалась? Уа...кхм, Снейки. Нет, в самом деле, я пыталась оправдать кривую, какую ты выводишь последнее время, Лилит. И я не понимаю. Что тобой движет. 
- Да, я бы простояла здесь всю ночь! А я думала мы друзья. Самые лучшие друзья. 
- Мы и впрямь друзья, но дороги иногда расходятся. Ты повернула не туда. 
- Нет, послушай, дай мне объяснить. 
- Уходи!

Объяснить Адель не дала. Вслед полетел костыль. Промахнулась, в общем-то и не целилась.
Как ей не дали увидеть Лилит, поговорить с ней, вживую или хотя бы по телефону, мотивируя это тем, что – поздний срок, у неё очень сложная беременность, она может потерять ребенка или погибнуть сама. 
Узнав, что лучшая подруга попала в больницу, когда оставался шаг до победы в одном из самых престижных конно-спортивных соревнований Великобритании. 
Почему она не поверила, что Себастьян Снейк сказал правду о патологии беременности, тяжелой истинно до такой степени? Нет, не так, почему она вообще поверила, что он это говорил, действительно, говорил, когда подобное было известно со слов Офелии?
Ответ прост - потому что ему никто и никогда не верил. 
Хотя, возможно, верила Ригель. Но сейчас Ригель была над всем сущим, она словно бы и не существовала вовсе.
О беззаветной, незыблемой вере снейковой супруги не хотелось и думать. И она не думала.
Шипы наросли на сердце прочно, пленив душу. Теперь вместо седла и сосредоточения у неё были мишень и хаос. Сперва мишенью стал сам перелом, затем, с подачи тещи, Себастьян и наконец Лилит. После них реализуется ещё не одна такая вот цель, заглавная или промежуточная.
Рана была ещё слишком свежа, а сочленения лат, должных служить доспехом, лезвиями снимали кожу, сантиметр за сантиметром. Всё станет тише, обрастет корой, успокоится и обзаведется рубцовой тканью, но сквозь продолжительное время.

Её вырвало из этого кипящего котла мелькнувшее со стороны тротуара зрелище... мужчина на костылях. Сперва Адель проехала мимо, но разум точно знал признаки человека, только что сломавшего что-либо себе, плюс-минус пару дней и пытающегося абы-как добраться до дома, либо куда-то ещё.
Сдала назад. 
Благо, механика ног была(так по крайней мере, утверждали врачи, полностью восстановлена).
Притормозив напротив, опустила стекло, сдержанно обращаясь к нему:
- Простите? Вам не нужна помощь? 

Вам не нужна помощь? 
Чуть более полугода назад она, не задумываясь, бросала в людей предметы различной весовой категории и габаритов, за один этот вопрос.
Казалось, она где-то его видела. Давно. Очень давно. Кудри. Очки. Пальцы. Кудри. 
Очки в пальцах. Пальцы в кудрях. 

- Ада, ты торопишься? А это Джек. Мой парень. 
- Ого, да у тебя бойфренд теперь?

Отредактировано Alice Longbottom (2017-02-22 18:37:06)

Мне придется открыть глаза,
Начинается день с дождем.
Надоело смотреть назад,
Всё, что было – ушло. И всё.

Аккуратно прошедший век
Вписан в клетки пустых страниц.
Скоро время срифмует всех
С именами любимых лиц.

Посмотри, как же глуп мой путь,
Хорошо бы забыть хоть треть.
Хорошо б где-нибудь уснуть,
И проспать бы без снов сто лет. (с)

- Не откажусь. 
Разумеется, он не откажется. 
Как не откажется расстреливаемый от того, чтобы его не ставили к бетонной стенке, изрешеченной дырками от прошлых пуль, чудом вычеркнув из черного списка смертников, как не откажется житель грязных трущоб от миллиона долларов, как маленькие котята не откажутся от участи быть утопленными. Утопленными не быть.
Она чуть красноречиво не стукнула себя ладонью по лбу, сдержавшись в предпоследний момент, удивительно как ты говоришь людям именно такие фразы, в точном их построении, от которых сам озлобленно кидался на стены, сравнительно недавно.
- Да, правильно, - она утвердительно кивнула и открыла двери со своей стороны, выбираясь из салона; пока обходила капот, стало заметно, как прихрамывает на левую ногу: - Джек. 
На всю катушку открыв заднюю пассажирскую дверь, она начала первую часть марлезонского балета, то есть, терпеливо помогла Статуару подойти поближе к машине, посоветовав держаться за себя как угодно(хотелось пошло пошутить, не стала), поудобнее опереться на костыли, наклониться, а эту ногу теперь вот так.
Сесть, чисто волшебными шаманскими усилиями и комбинациями движений, но всё ж таки затолкать обе ноги внутрь, предварительно отобрав костыли:
- Секунду.
Когда мужчина наконец оказался в авто, Адель захлопнула дверь, к нему ближайшую, обошла мустанг сзади, открыла вторую дверь, негромко ругаясь устроила костыли так, чтоб те ему(по максимуму и возможности) не мешались:
- В багажник не влезут.
Снова закрыла вторую или первую, короче, одну из двух заднюю дверь, словно бы с неохотой возвращаясь на водительское место. Из головы не шли заумные слова светил медицины, кое-кто из которых писал по ней подобие диссертации, про то, что восстановление тканей идет до того успешно, что она даже может водить машину. 
Даже может водить машину. 
Машину. 
Издевка. 
но 
Никаких скачек и даже особенно непродолжительных тренировок на лошадях, это слишком большая и категорически запрещенная нагрузка на ногу, на сустав, на мышцы, на связки. Целый век бы не знать, из чего состоит это треклятое мясо! 
- Ты не торопишься? Мне надо покурить. 
Сухо сказала Адель, предварительно проверив, не стоят ли они на запрещенном для парковки месте. Не стояли. 
В голове крутились мысли о том, что если уж карьера зарублена, то стать хотя бы конным тренером она сумеет. Однажды. Должна. Так надо. 
Сигареты были первые попавшиеся, невкусные и не оправдано дорогие. Но крепкие. Привычке не исполнилось и года, в ней не было ни лоска, ни красоты, ни вкуса к этому...нет, иногда. Очень нечасто. 
Женщинам вправду идет курение. 
Но Адель курила не потому что хотела. Раз уж в спорт теперь нельзя, значит, во все тяжкие можно. Она зажала между зубов папиросу и порывом прикурила от зажигалки. Втянула в себя дым и уже только потом полностью повернулась к своему пассажиру. 
Место под лобовым стеклом, приборная панель, не было завалено всяким женским хламом. 
Там лежал только одинокий плюшевый олень с огромной головой.
У оленя были темно-коричневые мягкие рога и грустный-прегрустный взгляд. 

Он оказался у Адель совершенно случайно, она зашла к Лилит в тот момент, когда та переезжала из отчего дома в съемную квартиру.
Приметив торчащие из очередной картонной коробки рога, Адель вытащила игрушку за лапу:
- Что это?
- Это...
- На выброс? Помнишь, откуда?
- Что за вопрос. Конечно, помню. Собиралась отнести на чердак. Всего-то.
- Да твоя мать каждый месяц оттуда всё выкидывает. Так нельзя.
- С чем, с вещами?
- С людьми.
- Ох, послушай. Я начинаю новую жизнь и...
- И что, старым игрушкам там не место? Я его заберу.
- Да, пожалуйста. 

Отредактировано Alice Longbottom (2017-03-08 09:48:34)

Я слишком часто видела, как ломаются люди. Словно хрупкие спички, на которых надавили немного сильнее. Не хочу быть одной из них. Никогда в жизни, во что бы то ни стало, я не превращусь в утопающее в собственной никчемности, безнадежное и полностью раздробленное существо.  (с)

- Вы ещё общаетесь?
Адель заметно напряглась, монотонно затянувшись терпким дымом до самых корней разветвленного бронхиального дерева, будто хотела это многострадальное курево проглотить.
Она знала уйму всяких моторных и механических действий, производимых с сигаретой. Её можно переломить, размолоть на табак, а подожженную - с размаху тушить об ладонь.
Пару раз Лоухилл даже так делала, но быстро поняла, что ей не нужны панические атаки на фоне неослабевающей фобии к боли.
Казалось, если она сейчас покачает головой из стороны в сторону, выразив этим отрицательный ответ, то шея надломится ампульным горлышком, превратив Адель в гибрид Профессора Доуэля и Всадника без головы.
Профессор - Снейк - говорят, ему пророчат неплохое научное будущее. Он всю жизнь, долгие годы, будет заниматься любимым делом.
Поганец. 
Ненавижу.
Всадник - она больше никогда, никогда, никогда не сядет в седло.
Никогда и навсегда. Два самых страшных слова.
Она хорошо помнила тот день, когда вернулась домой после окончательной выписки.

Хромоногая, но без гипса.
Замужняя, но без мужа.
Он тут не виноват, к слову. Сама попросила не маячить перед носом.
Сама попросила, вот Альфред и кантовался где-то по друзьям.
Их квартира не напоминала собой домашний уют, толком даже не успели обустроить.
Она четко вспомнила и то, как держала в руках трость, что всучил мистер Ифан в больничном парке.
С навершием в виде пары лошадиных голов.
Жили они не в классическом английском доме, таком, что не выше трех этажей, а в центральной высотке. На тринадцатом этаже. И вообще-то, многоэтажки считались не самым презентабельным жильем, там не хватало площадей и высоты потолков, но...
Сперва Адель разбила тростью все вазы, рамки, стеклянные дверцы шкафа.
Молча. Без единой слезы. Без единого вскрика.
Боль в ноге разыгралась снова, сводя с ума, Лоухилл метнулась к окну, распахнув его и уже почти перебросила себя куда-то в сторону асфальта, но за спиной послышался какой-то звук.
Секунда ничего не изменит. Вот почему она обернулась.
На полу лежал, упавший с разбитого шкафа, олень.
Она метнулась вперед, схватила игрушку, собираясь уже разодрать к чертовой матери пополам.
Как вдруг заметила самодельный овальный ярлычок, шнурком прикрепленный к оленьей шее. Рукой Лилит там было написано:

Жизнь так коротка,
А новую уже не купишь.

A lifetime is so short,
A new one can't be bought.

Love you too - Я тоже тебя люблю.

Проклятые битлы.

Лилит когда-то таскала эту игрушку с собой на все экзамены и вообще уважала вниманием.
Наверное, надпись была чем-то вроде талисманного мотиватора.

- И я тебя люблю. И я тебя...

В ту ночь вместо Адель в окно выкинули ярлык, с теперь уже безадресным пожеланием, а олень, несколько часов пролежавший на полу вместе с нею среди осколков, переселился в салон авто.

Прожив мысленно намного больше, чем хватит на тривиальное докурить, она нервно стряхнула пепел в окно, воспользовавшись этим и дабы отвернуться:
- Нет. Я пошлю её к дьяволу, при любом удобном случае. Не только её. Всю с...семейку. 
Адель знала, что общаться с человеком при помощи затылка очень некрасиво. 
Ведь у неё на макушке, слава богу, нет лица.
Но знала она и другое. Буквально только что между ними протянулась пестрая лента, а один только взгляд введет с Джеком Статуаром в эмоционально-ощущенческий резонанс и тогда...
Адель Лоухилл развяжет морской узел в беспрестанно ноющей полой груди и потеряет контроль.
Нет ничего лучше, чем повстречать человека, который понимает, что ты чувствуешь.
Нет ничего хуже, чем повстречать человека, который понимает, что ты чувствуешь.
- Она меня бросила. Она всех бросила.
Это было сказано тоном она сожгла Карфаген, развалила Трою и часовню, кстати, она устроила Чуму, она убила Цезаря и Иисуса тоже она предала.
Она.
Она разбила мне душу.
Она растоптала что-то важное у меня внутри, распотрошила.
Она толкнула меня в полный шипов ров.
Она всё ещё нужна мне.
- Но, - Адель выкинула окурок прочь, на улицу, когда голос охрип, сел, расслоился, обмелел: - Мы тут пытаемся домой тебя доставить, а не по душам говорим.
Глаза резало.
Надеемся, он не знает как огрызаются, когда лгут?
"Додумайся. Просто скажи поехали. То, что нам причинил боль один и тот же человек, ничего не значит. Ведь мы оба не хотим говорить о ней. Не хотим. Не хотим! Не хотим?".

Отредактировано Alice Longbottom (2017-03-09 13:20:53)

Ты меня не спросил об этом, 
Ну, а я тебе не сказала,
У меня есть белые крылья, 
Я ведь раньше на них летала.

В гардеробе висят меж платьев,
Обрастают пылью земною.
Мне отдать бы их белым птицам,
Тем, которых я жду весною. 

Научилась бы улыбаться,
Развлекать гостей разговором,
Я бы пела другие песни, 
Те, что лучше поются хором.

Колыбель бы качала в детской,
О насущном думала хлебе.
Я бы лучше справлялась с ролью,
Но мешает...
память о н е б е.

Джек легко признал её правоту, судя по всему, как о предательстве Лилит, так и о том, что не следует раскисать, размазываться по сидениям манной кашей и занимаясь жгучим бессмысленным себяжалением-самокопанием-самобичеванием, что ещё можно с собой делать при помощи неподсудного прошлого. 
Неужели ж огненноволосая мисс до того скальпировала им души, что стоило уйти в неконтролируемый отрыв едкого перемывания костей, которые будущий врач скоро выучит наизусть.
Адель перебралась на место водителя, ещё за какое-то время до того, как услышала адрес. 
Она почему-то производила впечатление некой неуловимой отдельности от машины, будто находилась снаружи.
Завела мотор, практически предчувствуя этот вопрос. Каждый четвертый из пяти людей, пусть даже не разбираясь в автомобилях, попав сюда, обязательно аккуратно, либо как-то иначе подметил бы статус да престиж, или бессмертную классику, в конце концов.
На свете существует множество явлений столь же незыблемых, как последовательная смена времен года. И как то, что эти самые времена года отлично прочувствовал Вивальди, увековечив в бессмертном музыкальном произведении, узнаваемом с первых нот.
Как то, что при слове вино вспоминают Францию, при слове сыр Италию, при слове часы, прибавляют «швейцарские». Англию вечно пародируют чаепитиями, Испанию рвут на красные тряпки для быков, а Германию разливают пенным пивом. Стереотипы и устойчивые ассоциации, вот как это называется.
Джек только что подтвердил это, поставив её в один ряд с лошадьми, и изображениями лошадей на капоте, красиво вплетая сюда авто: 
- Мустанг - это очень символично для тебя. Как успехи в карьере величайшей наездницы? 
Она судорожно дрогнула левым плечом, шикнула, колеса взвизгнули по асфальту, мустанг вытворил несдержанный зигзаг. Ругая себя на чем свет стоит, Адель сбросила скорость даже ниже положенной, с целью передвижения по городу. 
Не хватало ещё Джека Статуара угробить!. 
Лучше бы про Лилит. Три раза про Лилит, пять, десять, двадцать, двадцать пять, пятьдесят, сто, а дальше можно считать тысячами и миллионами раз про Лилит. 
- Я не... 
Бросив разворошенный съежившийся взгляд в зеркало заднего вида, она несколько раз кашлянула, встряхивая ослабший окончательно голос. Запястья несколько трясло, но это ерунда. 
Вот она изначально намучалась, когда по радио играли песню, со словом horse, когда в винном отделе на неё смотрели бесконечные полки с «White Horse» и она брала этот самый вайт хорс, чтобы нажраться им до одурения, когда около метро раздавал флаеры несчастный человек, одетый в костюм двуногой лошади, а она шарахалась от него как от чумы.
- Карьера зарублена. 
Процедила Лоухилл, без особых подробностей, но от того, что речевой аппарат перестал слушаться должным образом. 
Неплохо бы как-то разрядить обстановочку, сгустившуюся нервозностью так, что окна скоро запотеют и в этом, в смысле ослабления напряжения им нежданно помогла крыса. 
Из-под свободного переднего сиденья вдруг вылез небольшой зверек, с интересом поблескивая черными бисеринками глаз. Крыс забрался на спинку сиденья и уставился на Джека, а потом резво сполз вниз и принялся беспардонно грызть гипс. 
- Пьеро! А ну-ка щас же прекрати. Зверюга... Джек ты его это...посади мне на плечо, если мешает. Он не кусается. 
Грызун был среднего крысиного размера, а окрас...черно-белый, но не просто черно-белый, а напоминающий одну популярную породу собак, именно потому называвшийся «хаски». 
Адель была не сказать чтоб фанатка крыс. Но этих существ ненавидела Лилит. 
И это было весомым поводом для того, чтобы каждые последующие два года заводить такого питомца. 
Даже не задумываясь о том, что имена-то она им подбирает по той же системе, какая давным-давно была у них с Ифан, чтобы называть игрушки, кукол, прочих персонажей детских игр. 
Бывшая подруга терпеть не может крыс - теперь у меня всегда будет крыса. 
Бывшая подруга шарахается от зеленого света, ой, а вот она и подсветка в салон тачки.

Как там говорят? Земля круглая - за углом встретимся. Адель не особенно любила пересекаться с бесплотными призраками прошлого, но отныне ей приходилось с ними жить ежесекундно, быть с ними замурованной в необъятный саркофаг времени.
Она бы нисколько не удивилась, если бы, остановив машину на светофоре, сейчас увидела Лилит, переходящей дорогу, в сопровождении темно-синей коляски, которую она бы гордо и счастливо толкала перед собой, улыбаясь во весь рот.
- Как у неё дела?
"Ещё не родила", - так и просилось с языка, да вот только рушило всю логику, ведь как раз родить Лилит успела.
Если б они всё ещё были подругами, можно было бы высказывать своё праведное негодование - ты не доучилась толком, тебе нет и двадцати, ты едва не умерла, нося это дитя, да что с твоей головой.
Если бы они всё ещё были подругами, можно было тихо ворковать, склонившись над детской кроваткой и напевать излюбленных лилитовских битлов, слушая как она беззлобно ворчит, что есть куда более подходящие для маленьких детей песни.
На самом деле, мысли про детей Лоухилл не любила, те вгоняли в ступор и оторопь. Она знала(но это неточно), что Альфред был бы счастлив, родись у них сын. Или дочь. Но супруг не был дураком, прекрасно понимая, насколько нестабильны как их отношения вообще, так и его жена в частности. Вносить дополнительный раздрай, новым элементом - большой риск.
Брак ничего не значил, потонув в зыбкости, прохаживаясь на канате, под высоченным цирковым куполом. Вернее, даже не так. Да, Адель и Альфред были женаты, они встречались едва ли не с ранней юности и самозабвенно нуждались друг в друге по сей день, но... пополнение в семье было для супруги мучительным шагом через семимильную пропасть. Если есть фобия обзаведения своими детьми, то она явно у неё была.
Адель была не настолько жестока и беспринципна, чтобы безотлагательно сообщать об этом человеку, который...всё ещё любит, вероятно, уже больше не мисс_я_девушка_Джека_Статуара. А миссис_я_жена_Себастьяна_Снейка. И мать какого-то там мини-Снейка. 
Благодаря тому, будь оно проклято, что Адель иногда встречала на улицах миссис Ифан, Лоухилл была в курсе всех новостей, касающихся дочери Офелии и её позорного брака. 
Если б недовольство родительницы Лилит можно было превращать в золото, позавидовал бы сам лидийский царь Мидас. 
Будь конкретно Офелия такой царицей - без колебаний превратила бы в золото дочь, да всё неугодное семейство. 
- Они поженились, да? 
- Ну, конечно. Уж если Лилит что себе решила, обязательно сделает.
Адель лукавила и это мягко сказано. Она предполагала именно такой исход событий задолго до того, как ей пришло приглашение на свадьбу, в котором было написано: "От Лилит и Себастьяна", а не: "От Лилит и Джека".
Приглашение, кстати, было самое простое, чуть ли не на черно-белом принтере распечатанное, из-за чего порой можно было язвительно представлять, как молодая ячейка общества едва концы с концами сводит, питаясь хлебными корками.
Почему Адель полагала, что в итоге все дороги приведут в Рим = к алтарю со Снейком? Это можно было увидеть без особенных проблем, если знать куда смотреть. 
Дело было даже не в том, что приличные девушки гуляют с безбашенными, а замуж выходят за надежных. 
Нет, механизм данного выбора был глубже, сложнее. 
Такие кислотно-розовые очки ещё не изобрели, чтобы Лилит не видела, насколько Снейк... ей не пара. Никому не пара, глядя обширнее. 
- А крыса, - спохватилась ответом на проигнорированный вопрос, чтобы заодно придать разговору фальшивый оттенок легкости: - Да нет, она живет не в машине. Иногда я беру её с собой, вот и шастает тут везде, как у себя дома. Ты на каком этаже живешь? Доедем - помогу заползти, не спорь. Непослушная конечность такой отврат, хоть отпиливай. Тут пара кварталов осталась. 
Очень хотелось спросить, нет ли у Статуара чего-нибудь выпить, эта фраза так и вертелась на языке, но навязываться было нехорошо, как и связываться с одинокой беседой, в компании сорокаградусного пойла. К тому же, общих точек у них ровно на короткую дорогу и вежливое прощание, с невысказанным обещанием больше никогда не встречаться. 
Пить мужчинам лучше с мужчинами, закадычными друзьями. 
Женщинам, по уму, лучше вообще не пить, по крайней мере не так, как не прочь Адель. 
Женщинам и мужчинам очень даже можно и полезно(ага, для здоровья в том числе) пить вместе, но только не если у одного из них нога сломана сейчас, а у второй немного ранее. Но только не если связующее звено носит имя демона. Но только не если раны слишком свежи, а глаза полны соли.

Адель помнила как Лилит сбегала небольшую квартирку на третьем этаже, после своих пар, или чего там.
День с когда она выделила из толпы Джека Статуара, казалось, отодвинув Снейка куда-то на задний план, был сравним с большим праздником.
Каждый день, пока на ключах подруги жила лань(интересно, а сейчас там обосновались змеи?), пока она таскала с собой игрушку-талисман, пока перемежала обыденные разговоры именем "Джей" мог сойти за удачный. Целых два года, время старшей школы, время, когда исчез сутулый вурдалак с землистым цветом лица, складывается впечатление, что Лилит нашла свою ось в жизни.
Адель порой так и видела(во времена, когда дни ещё были яснее, тянулись радужными нитями в будущее) - вот они подружки невесты на свадьбах друг друга, вот исход осени приносит им обеим весть о скором пополнении семей. И родились бы сыновья, с разницей в какой-нибудь день. У сына Адель было бы такое же круглое и доброе лицо, он был бы на неё очень похож, а мальчик Лилит унаследовал бы глаза Лилит и буйные черные волосы Статуара. И обязательно его очки. Да, те мысли немного не совпадали с мечтами о конно-спортивной карьере, но на то они и жили в воображении; даже не так, отжили своё.
Не было больше ни совместных прогулок с колясками, ни разговоров о том, какое слово чей малыш сказал первым.
Вспомнилось, в детстве Лилит, качая на руках зеленоглазого пупса, утверждала, что вот вырастет и назовет своего ребенка Гарри.
Да уж, а потом догонит и ещё раз назовет. Безусловно, детские нелепые разговорчики никак не следует соотносить с жизнью.
Ведь когда-то они писали на кирпичах стен милое, дурацкое Лилит и Адель друзья = навек; навсегда?
И где всё это теперь.
А всё там же где имя сына Лилит, где искореженные стремления Лоухилл и вообще все там будем.
Им было по десять лет и они сбегали на вокзал Кингс-Кросс, Лилит говорила - придумай себе имя и будем играть.
- Алиса,- смеясь, отзывалась Адель: - А ты кем будешь?
- А я буду Лили.
Ннну, так не интересно.
Ещё как интересно!
Вот сейчас как представим, что у платформы есть ещё вход. А куда? А туда. А как? Прямо сквозь стену.
- Спасибо за помощь, Адель. Не знаю, сколько бы я полз, если бы не ты. 
Лишь неопределенно пожала плечами в ответ на это резонное заявление, являющееся безусловной правдой. Уж она-то не понаслышке знала в какие черепашьи скорости обращается передвижение, когда тебя заскорузло пленил ненавистный гипс. 
Довела машину до места Лоухилл без новых проблем с координацией, обусловленных резкими скачками психо-эмоционального фона. Дом смотрелся уныленько, но она и сама жила в похожем, многоквартирном, разве что повыше третьего этажа. 
Однажды эта высота была сравнима с вавилонской башней, ни больше, ни меньше. 
- Секундочку, - она открыла бардачок и вытащила на свет пару конфет, раздумывая, угостить ли Джека: - Хочешь? А, на, возьми и всё. Если всё-таки нет, то оставь на сиденье, Пьеро её однозначно приговорит. 
Развернув фантик отчего-то очень аккуратно и разгладив, положила на приборную панель, коротко объясняя: 
- Я их собираю. Обертки от конфет. Понятия не имею, зачем мне это надо. 
"Очень полезная для него информация. Да ну и что, мы же не флиртуем, я его не цепляю, он меня тем более, можно и про фантики поболтать. Когда ещё с мужиком про реальные конфетки поговоришь". 
Ворох чудаковатых и не особенно чудаковатых привычек - множился вокруг неё, как елочная гирлянда на Рождество с тех пор, как, вместе с непревзойденным конем-чемпионом, споткнулся весь мир. 
Сообразив, что степень зеленой тоски в глазах Джека вскоре достигнет критических отметок, да пора бы уже как-то спровадить его до дома, а затем и себя до дома(или до бара), или куда глаза приведут, Адель выбралась из машины, подходя к задней двери и распахнув её на всю катушку: 
- Давай вылезать. Попробуй представить, что это деревянная нога, знаешь, как у...героя какого-нибудь. Или нет, лучше не надо. Оно не поможет. Мне как-то предложили на гипсе цветочки нарисовать, ну, для позитивного настроения. Повезло, что я не попала тем, чем швырнула.

Отредактировано Alice Longbottom (2017-04-12 18:44:21)