Сегодня был не самый удачный день в истории жизни Флай Хонки.
Во-первых, ее все же выставили из дома. Не самое хорошее начало дня, но ренту она не платила уже три месяца как и хозяйка с бурным шумом выставила ее шмотки на лестничную клетку. В парадной они надолго не задержались - свернутые в трубочку работы стащили моментально, ровно как и все, что мало-мальски чего-то стоит. Когда Флай вернулась домой, то могла наблюдать только оставленный некими добрыми самаритянами, видимо, теми же, что стащили работы, ее складной мольберт. Благо, что внутри осталась пастель и немного бумаги. Плюс, те вещи, что она всегда таскала с собой в непромокаемом пакете - акварель, уголь и блокнот с набросками. Рбкзак со шмотками моно было смело отправлять в мусоропровод, но сейчас такую щедрость было проявлять не с руки.
Флай встряхнула в руке баллончик с краской и начертала на двери дамочки, лишившей ее барахла непечатное и нецензурное слово. Черная краска некрасивыми разводами стекала по старой деревянной обшарпанной двери - впрочем, так ей и надо.

Ты вандал, ты знаешь об этом?
Да, мне говорили.
Кто говорил?
Ты.

Флай закинула на плечо рюкзак, с трудом втиснув туда мольберт - деревянные ножки торчали из открытого кармана, и прогулочным шагом, посвистывая, двинулась вниз.
На часах было пять утра.

Ты же помнишь, что поругалась с КарХохом?
Черт.

Флай остановилась посреди лестничной клетки и со злости пнула ногой стену - действительно, ссора с любовником произошла неделю назад из-за чертовой "Битвы при  Ангиари". Фреска была прекрасна, но давно считалась утерянной. Едиственное напоминание о ней осталось в Лувре, и то руки не Мастера, а подмастерье. Впрочем, если бы она ляпнула кому-нибудь, что Рубенс - только подмастерье, ей больше не жить. Но если сравнивать с Да Винчи - любой художник - только маляр. У Рубенса, конечно, прекрасно выписаны многочисленные портреты, его светящиеся лица - это вообще находка из находок, но, прошу простить - с фоном на полотнах Леонардо - это не сравнить. Этот человек ползал по горам, чтобы досконально изучить природу обычного ландшафта, а Рубенс... а что Рубенс - ему просто повезло с краской и поставщиками.

Что за цинизм?
Я просто люблю Леонардо.
И не любишь Рубенса?
Вообще не оч.
К чему?
К портретам - портретистика - это даже не прошлый век. Это позапрошлый.
Зуб даю - скоро поменяешь мнение. Подрастешь, и поменяешь.
Зануда.

Флай мысленно показала сама себе язык и спустилась ниже. Микаэль настаивал на том, чтобы  сделать копию знаменитой фрески - Флай не была уверена в том, что сможет скопировать... то, чего нет. Сама работа была достаточно... как бы это сказать, была скорее похожа на набросок, и поэтому можно было помухлевать, но... на набросок согласиться еще было можно, а вот попытаться подделать Великого Мастера - причем в его стилистите - не в копировании. Нет, Флай прекрасно отдавала себе отчет в том, что этого не будет никогда.
Потому что не будет.
даже не потому, что она очень уважает Да Винчи - нет, она просто не способна будет это сделать. Технически.
Ей не хватит умений.
Но вот покуситься на копию Рубенса - почему бы и да.
Только для этого нужно будет попыхтеть - коней в живую Флай видела последний раз еще в глубоком детстве - что-то там ее родители химичили с походом в горы - давно это было и неправда. Нужно вспомнить... где бы восполнить...

Ипподром!
Ипподром.

Одновременно устало проговорил внутренний голос, и радостно голос внешний.
Флай устремилась к лошадкам. Благо, квартира была на окраине и далеко плестись не пришлось.

Сегодня скачек не было - посему, она просто устроилась на трибунах, установив перед собой треногу и сделав так, чтобы солнце ей не слепило глаза, а органично падало на бумагу.
Флай окунулась в мир лошадок....

На горизонте занимался рассвет. Впрочем, Флай считала рассветом любое время дня, если на небе все еще сияло солнце - она предпочитала спать до полудня и трудиться ночами - или вообще не трудиться - это было бы в разы лучше. Но особого выбора не было - приходилось выкручиваться и старательно выписывать штрихами коней - она не думала, что местная охрана будет очень довольна, обнаружив на скамье посапывающую художницу - хотя, всегда можно прикорнуть за мольбертом - широкий планшет скроет от блюстителей порядка ее уставшую мордочку. Глаза слипались и Флай сама пыталась себя развлекать внутренним диалогом. Почему бы и да - другого выхода все равно нет.
Нога покачивалась в такт музыке, звучащей в голове, и бурчанию внутреннего голоса.

Опять вляпалась так, что не выпутаться...
Прорвееемся.

Флай закусила губу и набрасывала на пергамент различные ракурсы задних ног разминающихся лошадок. Круп отливал бликами в свете неожиданно появившегося в Лондоне солнца, а девушка слегка щурилась, проклиная про себя звезду их системы.

Будь проклят тот день, когда я уселся за баранку этого пылесоса, да гори его карбюратор во веки веков?
Можно и так.
Не печалься, дорогая. Если бы серотонин можно было есть ложками, антидепресанты бы никому не понадобились.

Флай подивилась, что ее альтер-эго знаком с такими сложными понятиями, и пожала плечами. Спать хотелось неимоверно.
Тот факт, что в такую рань на ипподроме был кто-то кроме нее, был настоящим открытием. Впрочем, лошадей же кто-то пустил погулять... и то радость - Хонки хотелось спать гораздо меньше, если на горизонте можно было заметить двуногое существо. Любого пола, возраста и положения - как в пространстве, так и в обществе. Флай была девушкой общительной.
Радостно кивнув в ответ на приветствие, она почесала затылок.

- И вам не хворать, - отлипнув на секунду от планшета, она потянулась и не удержала зевок. - Нет, никаких панорам - я просто люблю писать животных в естественной среде. Я бы с радостью смоталась в Техас, глянуть на мустангов в прерии, но в карманах свистит ветер - так что до Америки - только вплавь. А ипподром - отличное решение. И лошадки в движении, и лавочки удобные, и свет удачно падает, - когда не слепит глаза. - Так что нет - вопросы вдохновения меня не беспокоят - а Вы тут что забыли в такую рань?

Врешь, как дышишь - лошадок она любит.
Я не лошадок люблю, а кушать. А чтобы кушать - нужны лошадки.
Греховные речи толкаешь.
Я не про конину - я все про Рубенса.
Да не светит тебе Рубенс.
Микаэлю об этом знать не полагается - он сам откажется от этой идеи, когда подумает головой.
Эта фреска стоит слишком больших денег, чтобы от нее отказываться.
Не ссы - он же не олигофрен.
Я бы поспорила....
Зануда.

- Хотя, судя по красавцу рядом с Вами - глупый вопрос. Попозируете мне немного? Можно и вдвоем.

Отредактировано Nymphadora Tonks (2017-03-18 11:06:11)

- Я не учусь, я уже умею, - хмыкнула Флай - разрешение на изображение было достаточно формальным - кто ей мог запретить рисовать лошадей на открытом ипподроме - нет, ладно, бы это были какие-то Великие и Могучие кони, с картин там, Репина или того самого Рубенса, который планировался стать ее билетом под крышу - тюремную ли, или просто обычную крышу обычной съемной квартиры, на которую наконец хватит денег.
Но, как говорится, ближе к телу - на данный момент, к лошадиному. Уметь-то Флай умела, но вот денег от ее умений особо много не водилось, а блядствовать - ох, простите за невысокие изречения, она предпочитала бесплатно. Секс - это искусство, а не способ заработка, и, если рисованием Флай была готова зарабатывать, более того, даже закон нарушать таким образом она была готова - но вот кртизанка - это был явно не ее диагноз. Она даже на слабоумие была готова скорее согласиться.

Принципиальная ты наша.
Я же не говорю, что это грязно.
Шанжа.
И не осуждаю тоже.
Угу.
Но лучше быть на содержании, чем честно трахаться за деньги.
Лицемерка.
Обожаю свое подсознание.

- Вот, вы сведущи в сфере... - видишь, даже первая отдельно взятая незнакомка предположила в тебе эту, как ее...
Жрицу любви?
Шлюху.

Флай обиделась - не настолько сильно она нуждалась, чтобы предлагать самой себе подобные вещи. Хотя...
Незнакомка была более тактична - она не стала акцентировать внимание на неуместном изречении по поводу свистящего ветра - быть может, она действительно желала только того, о чем говорила - что делало ей честь на фоне того же Микаэля. У Флай не было гендерных предубеждений - женщины бывают, случается, и во много раз более жестоки, чем любой мужчина. Но, вернемся к тебе обсуждения.
- Коня на стене? Да хоть трех - хоть на скаку, хоть лежа, хоть предсмертной агонии. Могу на пару с наездниками, могу в мушкетерских шпагах с шапками наголо, - она задумалась, - вернее, наоборот. Могу - единорогов из волшебной сказки, могу - розовых пони на радуге. Хозяин - барин. Все - за умеренную плату. Алкоголь прилагается. Как вам удобнее построить работу? Могу начать прямо сегодня, могу расписаться в собственном умениях через пару дней - но тогда не обещаю тех же более чем приемлемых условий для прекрасной заказчицы, - она сделала книксен, жаль, что запечатлелась лишь голова, а нижние конечности только и делали, что постукивали от нетерпения - к Флай пришло вдохновение - это значит, можно болтать без умолку и наслаждаться, как гуляет грифель по бумаге. - Ваш портрет все еще висит предложением, милая леди.
Лошади вышли... жутковатые. Вернее, сами кони-то нечем жутким не отличались - пугающим было то, что вокруг. Кони - двое - жались друг к другу, оберегая маленького жеребенка, а вокруг надвигались на них жутковатые скелетообразные лошади, обтянутые кожей, как раковые больные. Они скалили зубы и слюна падала на штрихи травы. Кони по центру встали на дыбы, но кожаные монстры надвигались, и шансов спастись практически не оставалось.

Не стоило не спать всю ночь и с похмелья тащиться на ипподром.
Плакал твой заказ, дорогая. Плакал горькими слезами. 

- Я уже говорила, что меня зовут Флай? Хонки, Флай Хонки. Я немного странная - но работаю на совесть - могу предложить пакет - две по цене одного, там, не одинокого коня, а парочку, - тоскливо закончила Флай, уже предвкушая отказ. Какая женщина согласиться на такую драму в собственной гостиной?

Брамблитт... Флай передернуло. Да, она прекрасно знала его картины. Молодой техасец. У него есть собака, студия и нет зрения. Самый страшный зверь - слепота. Флай даже дыхание задержала, и услышала, как быстро забилось сердце. Руки как-то резво онемели, и во рту стало слишком много слюны.

Сплюнь.
Не суеверная.
Не поможет. Сплюнь.

Флай с силой сглотнула. Девушка - Адель - ткнула пальцем в небо и попала в самое больное. Флай мало чего боялась. Практически ничего она не боялась. Пауки милые, змеи имеют свой шарм, прыгать с парашютом весело, прыгать с моста круто, огонь обогревает, вода утоляет жажду, в любых стихийных бедствиях и болезнях самое жуткое - смерть, а смерти Флай не боялась. Плавали, знаем.
Но была в ее безоблачной жизни одна единственная берцовая кость в шкафу. Флай до ужаса боялась ослепнуть. Когда несколько лет назад, после аварии, Хонки открыла глаза, то перед глазами было темно. Страшная темнота, и гребанные круги. Жуткие, расходящиеся во все стороны круги, которые с того самого момента стали для нее проклятьем. Теперь в темноте она видела их, она их рисовала, когда становилось особенно невмоготу. Она пряталась за страхом, потому что, как с ним справится не знала. Она знала вот что: когда Флай открыла глаза, над ней стоял человек. У человека были густые волосы, не менее густые брови, хирургическая маска и скальпель в руке. Это было первое, что увидела Флай после темноты.

Ты просто очнулась посреди наркоза.
Каждому не везет по своему.
А тебе особенно.

Не то, чтобы ей не везло – она не почувствовала тогда боли. Все, что она почувствовала – это невероятное облегчение. Она представления не имела что будет, если она ослепнет.

Придет Барбас и ты поседеешь  и умрешь.
Кто такой Барбас?
Демон страха из Зачарованных.

Флай закатила глаза. Она не верила в демонов. А вот хирурга сочла своим ангелом-хранителем. Ангель хранитель ругался матом, курил сигары и был довольно груб – но это не мешало Флай бегать за ним хвостиком все месяцы ее выздоровления. У нее был какой-то сложный перелом, или разрыв, или еще что-то там. У нее были костыли и капельница пристегнутая к руке первые дни. Она прыгала по коридору на одной ноге, и пряталась за углами, высматривая врача. Врач старательно ее избегал, но Флай не верила в неудачи. А вот в слепоту очень даже верила. Она не знала, что и как заставило Брамлитта рисовать. Она бы не смогла. Если бы она очнулась после аварии без зрения – не смогла бы. Его картины не тянули на международное достояние по технике, но там и не технику оценивают. Его картины были живыми. Они были объемными, играли цветом, формой, и не знай она, никогда бы не подумала, что это работы слепца. В ее мире слепцы были попрошайками на большой дороге. Инвалидами. Были и исключения – вроде чувака в маске и с тросточкой, которой боролся с особо опасными преступниками, но это скорее исключение. Хотя нет, даже не исключение – это скорее сказка. Что еще ужаснее. А Джон приглашал человека в свой мир, и в этом мире собаки смотрели с цветных полотен грустными глазами, фонари освещали несуществующее небо, а женские тела были подозрительно реалистичны. У него все было реалистично – кроме цветов. Может, он просто не помнил – когда это началось, ему не было и десяти. Флай не помнила ничего из того времени – что же говорить на счет цвета неба. Но за его небо хотелось продать душу, а за мазню Хонки можно было максимум накормить пиццей. Но зато она не слепа.
Немного повеселев – а то, она видит, и ее даже зовут пообедать – Флай поняла, что девушка переместилась.

Опасненько.
Чего это, опасненько?
Девушка, которая стоит за твоей спиной никогда не появляется там просто так.

- Зашибись. Алкоголь, еда и картины. Я готова поверить в свою счастливую звезду. И даже станцевать танец маленьких лебедят обнаженной в лунном свете во имя богини удачи. Хочешь, можешь присоединиться, - она обернулась к даме, так резко перешедшей на ты. А что медлить – все равно алкоголь рано или поздно развяжет им язык. Флай потянулась и вскочила со скамьи. – Видимо, это означает, что мне пора собирать свои манатки. На лошадей я уже часа четыре любуюсь, у меня набросков – вагон. Теперь главное посмотреть, как лошадки впишутся в интерьер твоей квартиры, подобрать цветовую гамму и не забыть про заказ пиццы. И - но-но-но, один важный пункт - за материалы платишь ты. Так что потом нужно заглянуть в магазин. Уголь у меня есть - набросок я могу сделать сразу, но вот чем расписывать - вопрос. Нужно посмотреть на стены и понять, где и как тебе спать, пока будет идти работа, - Флай довольно постукивала пальцами по мольберту. – Очень круто, что я тебя тут встретила. И да – спасибо за комплимент, наверное, - она скосила глаза на мольберт.

Ты же понимаешь, что она согласилась до того, как увидела, как ты рисуешь?
Ну и что? Может ей скучно или одиноко? Или у нее наметаный глаз и она стразу видит талант.
Или она маньяк.
Она любит лошадей. Маньяки не любят лошадей.
И откуда только у тебя столько знаний о маньяках?
Гугл в помощь.
Не язви.
Да ладно, что она может сделать? Изнасиловать меня?
К примеру.
Уверена, ей не потребуется насиловать. У нее прелестное личико, а если она все же закажет пиццу – то цены ей не будет. Я только за.
Кто-то только что говорил, что выбьет зубы тому, кто назовет его шлюхой, и за деньги в постель не ляжет.
Так не за деньги же. За пиццу. А еще она покатает меня на мустанге. И может, и правда даст работу.
Наивняк.
Зануда.
На том и порешим.

Флай, ничуть не смущенная диалогом со своим внутренним «Я», довольно обернулась к Адель.
-Нет, на мустанге я еще не каталась, но, если с него не упадет мой мольберт, то это будет лучший день в моей жизни.

Безумству храбрых поем мы славу.
Безумство храбрых — вот мудрость жизни!

У безумия несколько градаций – это Флай не сама придумала – это можно прочитать в умных книжках. Например, станция первая, с конца – это Врубель и Ван Гог. Оба талантливые ребята, оба писали то, за что импрессионистов в свое время забили бы палками, а в эпоху Возрождения еще бы и похоронили за оградой кладбища. А теперь – ищи ветра в поле. Если бы Флай не знала, сколько стоят наброски «Демона», и как именно они попали в Русский музей – она бы не поверила. Хуже даже поставила бы свою почку на свою правоту.

И с треском бы проиграла.

Флай промолчала, рассуждая дальше. С первым пунктом разобрались. Дальше шли безумные фанатки – это те, кто оголяет грудь перед кумиром, топчет в толпе менее удачливых журналисток или возит деревянные кресты в метро. В эту же группу пойдут побирушки, которые по выходным гоняют на лимузинах, фанаты бейсбола и те, кто отказываются видеть в Маргарет Тетчер лучшего политического лидера. Впрочем, те, кто с этим соглашаются – тоже сюда. Не то, чтобы у Флай были претензии к премьеру – ей казалось, что все, кто занимаются политикой – фанатики.

И лишилась бы второй почки.

К третьей группе, по крайне несовершенному и спорному мнению Флай, относились напыщенные индюки и безмозглые курицы. Все те, у кого не проблема была свиснуть кошелек, или заставить поверить в то, что «Мадонна в гроте», та, самая, которая в двух экземплярах в разных музеях – обнаружила свою третью сестру. Иногда этим гениям приходилось объяснять, что Мадонна – это не только певица. С этой группой Флай не спорила.

К тому же – у тебя не осталось почек.

Зато велик был риск лишиться почки позже. Потому что идея отдать ключи от крутой тачки первой встречной девушке, имя которой узнала три минуты назад – это уже не безумие. Это самоубийство.

Или очень холодный расчет.

Флай решила систематически игнорировать внутренний голос, потому что то, что она задумала не вписывалось в обычную концепцию, которой придерживался ее внутренний голос – а, если вернее – она собиралась загрузить манатки в мустанг и прилежно дождаться ее владелицу.

Ты совсем свихнулась.

Не без этого. Флай действительно чувствовала себя очень странно. Как минимум потому, что ей пообещали вкусный обед – а может, и ужин. Еще работу, и, может быть, даже оплату за нее. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и слишком подозрительно, чтобы не сбежать сразу же, как только дама с собачкой...

С конем.

... скрылась за поворотом. Но Флай не сбежала. Она закинула на плечо рюкзак, свернула мольберт, сложила внутрь все оставшиеся запасы и защелкнула замок. Была ни была.

Безумие.

Да, по дороге на парковку – место F21, сложно не запомнить. Теперь эта цифра будет ее маяком, если ее не застрелят в подворотне, не продадут на органы или не растворят в ванне кислотой. Так вот, по дороге на парковку, Флай решила, что есть еще одна категория у безумия. Странно, что она не отметила ее раньше. Это те люди, которые делают шаг вперед из кабины самолета с рюкзаком за плечами – никто никогда не знает – а вдруг он не раскроется. Это те люди, которые делают шаг вперед, признавая свою вину в заведомо проигрышной ситуации. Это те люди, которые делают шаг вперед первыми. И безумием было бы сбежать от этого самого первого шага.

Солнце слепило глаза – Флай шагала на восток. Под ногами плавился асфальт, а во рту пересохло. Ветер не заглядывал на парковку с тех самых пор, как здесь поставили трибуну, но машины как-то не жаловались. На Флай была куртка, которую она купила еще в девятом классе, берцы, которые пережили аварию и неувядающая уверенность в завтрашнем дне.

Я бы не поставила на твою жизнь и цента, не то, что уже проигранные почки.
Зря ты как.

Флай нажала на ключ сигнализации и распахнула дверь – она ни разу не каталась на мустанге – и даже не могла представить, как это – мчаться на той скорости, которую могла развивать эта тачка. Пока верхом ее скоростных возможностей оставался мопед. Она закинула рюкзак назад, пристроила мольберт в ногах и закинула голову наверх.

Сегодня мне точно повезет.

Флай с удовольствием плюхнулась на сиденье и прикрыла глаза. Сон сморил ее за пару секунд.

Вот дубина, - напоследок буркнул внутренний голос. – Никакой бдительности.

Ори не ори - всё заканчивается одинаково. Заталкивают в рот титьку и вперёд!
Ш. Перо «Спящая красавица»

- Подъем, спящая красавица, - раздалось над ухом, и Флай встрепенулась.
- Это не я, - следом открылся рот Нечистой Совести. Нечистая совесть фыркнула и оповестила Флай о том, что кто и говорит такое по пробуждении – так это заядлые преступники.
Флай заядлой преступницей себя не считала. К тому же, в салоне невероятно вкусно пахло едой. Нет ничего лучшего, чем хороший обед – особенно после славного и продуктивного рабочего дня. Нет ничего лучше обеда, даже перед рабочим днем. Хотя нет, есть – вместо рабочего дня.
Флай немного подумала и пришла к выводу, что все зависит от работы. Она бы не променяла свои любимые картины и на пятнадцать обедов. Хотя... если оду малюсенькую картинку. Впрочем, ее никто не заставлял менять обед на картины. Более того – еда, как была включена в оплату. Так что, если ее даже обманут и не заплатят – уж поесть будет можно.
Флай впилась зубами во вкусную булочку. Ах, какое мясо, какое ароматное, вкусное мясо. Как прекрасно оно перекатывается на языке. А соус... О, Боги, здесь еще и огурчики. Богам какого пантеона стоит помолиться, чтобы вознести хвалу за...

Для начала, неплохо было бы поблагодарить, - ворчливо отозвался внутренний голос.

Ох, точно, это же был довольно конкретный бог.
- Спфасифо, - пробормотала Флай с набитым ртом. Отказаться от бургера, когда он так пах сыром. Сыром? Флай скосила глаза на заднее сиденье, откуда раздавался концентрированный запах курицы и пропеченного теста.
Это рай. Видимо, Алиса? Алисия? Адалия? Адель? Неважно – она убила меня и я попала в рай. В раю кормят бургерами и пиццой – теперь я знаю это наверняка.

Просто вопиющее бескультурие.

Флай проигнорировала внутренний голос и обратила сой взор на вкуснейший обед. Нет ничего прекрасней... это уже, кажется, было. Флай умяла бургер просто с рекордной скоростью и посмотрела счастливыми глазами на своего сегодняшнего рыцаря в сияющих доспехах.

- Знаешь, мне кажется, если бы рыцарь плясал около барбекю, пока спала принцесса, ему бы не понадобилось сто лет, чтобы разбудить ее поцелуем. Гамбургер – восторг. Я просто в нетерпении от того, чтобы начать тебя благодарить, - Флай облизала остатки соуса с губ и уставилась на Адель. Теперь она вспомнила, как зовут даму с конями.

- Теперь я могу поддерживать светскую беседу. Итак, куда мы едем?