Помнится, минут десять ранее Гвидо предположил, что его новый знакомый работает врачом. Однако, выслушав тираду Снейпа, он решил изменить свое мнение. Похоже, перед ним был то ли автор каких-то очень претенциозных книг, то ли институтский лектор из тех, на чьи занятия студенты идут как на эшафот или тихий час, то ли религиозный проповедник. Насчет последнего Гвидо уверен не был, но отметил, что любой уверует во что угодно, достаточно долго слушая такого пастора. Еще, как вариант, знакомец был пришельцем из прошлого, это хорошо стыковалось с его высокопарным стилем изложения.
Интересно, как он общается с семьей? Достопочтимая супруга, не соизволите ли вы подать мне вон ту солонку и не разглагольствовать лишний раз о ваших несуразных проблемах? Сын, сдюжил ли ты выполнение домашнего задания или мне отрядить тебе пару подзатыльников для лучшей педагогической результативности?
Клэрион хихикнул, натирая пятки мылом. Попадая на царапины, мыло щипало, но он этого не замечал, во всех красках представляя себе быт Снейпов. В его собственной семье слова «угу» и «ага» были вполне допустимыми инструментами общения, и фраза «Угу? Угу, ага» могла обозначать вообще что угодно, от угрозы физической расправы до комплимента за вкусный вишневый пирог или новое ожерелье.
Снейп попросил прикрыть дверь, но остался стоять, прислонясь к дверному косяку. Гвидо не мог осуждать его за желание получить дверью по лицу, каждому свои странности, но был слишком занят мытьем собственных конечностей. Кажется, он даже начал напевать песенку про жабу-колдунью, которую пел Ричарду еще в те славные времена, когда тот не осознал неадекватность родителей. Эта жаба умела писать красивые сказки, но в итоге продалась за мешок мух и променяла талант на сытую старость.
- И смотрит она, сыта и жирна, на свой чудный мир, что быстро прогнил, - пропел он себе под нос, помахивая в такт большим пальцем на правой ноге.
Хозяин дома тем временем так и стоял за его спиной, залюбовавшись то ли татуировками, то ли мастерством мытья ног. Что ж, Гвидо был не из стеснительных, пусть смотрит, не жалко. Закончив с гигиеной и убедившись, что царапины угрозы жизни не представляют, он достал коробку с лилиями и вытащил самые большие ножницы, которыми при желании можно было ровнять садовые кусты или резать врагам фаланги пальцев. Он понятия не имел, при чем здесь верблюды, но быстро провел вполне логичную, как ему казалось, аналогию. Верблюды – Восток – гаремы – евнухи. Значит, подобные ножницы пользовали для оскопления несчастных юнцов, которым повезло попасть при двор какого-нибудь жутко богатого султана.
Ну, почему бы и нет. Он пожал плечами в ответ на собственные мысли и с легкой руки отрезал от своих брюк три четверти штанины. Вытянул руки, оценивая работу, удовлетворенно кивнул.
- Это, знаете ли, масоны, – со знанием дела пояснил Гвидо, приступая ко второй брючине. – Они везде. Мне часто снится их знак, вот такой, – он вслепую ткнул под лопатку, где, как он помнил, разместился один из треугольникокругов. – Следят за нами. Подсматривают сны. Вы, кстати, замечали, сколько вокруг треугольников? Тьма.
Закончив свои дизайнерские изыскания и примерив получившийся шедевр, Гвидо отметил, что выглядит как недокормленный представитель нетрадиционной ориентации, отбившийся от соответствующего парада. Для полного сходства не хватало только пары стразов на заднице.
- Ну как вам? По-моему, дизайнер из меня не лучше, чем укротитель котов, – он убрал верблюжьи ножницы обратно в коробку, а коробку – во второй шкафчик слева от зеркала. Оделся, вытащил из ванной кота, уже успевшего мирно уснуть, и повернулся к Снейпу. – Ну что, продолжим беседу за чашечкой чая?