У Витрики никогда не было много друзей. Все эти шумные компании, веселые встречи, двойные свидания - все это было тем, что она знала только понаслышке. И, будь хоть немного верующей, перекрестилась бы от облегчения, уповая на то, что и дальше будет знать так же - из нелепых фильмов и взглядов со стороны. В дружеском смехе из компании за соседним столиком в кафе ей всегда слышалась фальшь, а в улыбчивая группка из четырех подруг представлялась клубком змей. Доверять кому-то? Подставлять плечо? Увольте. Витрока привыкла считать себя достаточно самодостаточной и состоявшейся личностью, чтобы не нуждаться в чужой поддержке и не искать себе дружеской компании. Она прекрасно себя чувствовала и так.
Впрочем, полностью закрыться от влияния социума и вести жизнь сумрачной и закрытой интровертки Витроке не удалось. Девиц она не жаловала по определению, а тех, кого жаловала, считала так же неспособными на дружбу, как и она сама. Но в компании, в которой Витрока повадилась играть в покер, возникло среди прочего контингента два юноши ее возраста и с ними ей удалось соорудить что-то, отдаленно напоминающее дружеские отношения. Не специально, так просто получилось.
Любви между ними никогда не было и это, быть может, могло бы выступить в защиту утверждения о дружбе между противоположным полом, но сама Вита выступать ни в чью защиту не спешила бы. Во-первых, она не считала их общение дружбой в сопливом ее понимании. Во-вторых, если у них и не было любви, это вовсе не значило, что у них не было секса, а это, наверное, не подразумевалось в защите дружбы между мужчиной и женщиной. Впрочем, Витрока никогда всерьез об этом не думала. Она вообще не анализировала, как стоило бы назвать их отношения с Матео и Теодором. Они просто встречались за одним игровым столом и, порой, в барах. Они бродили по ночной Гаване с бутылкой вина или рома, в зависимости от настроения, заваливались на ночь к шапочным знакомым Тео и изощренно, недобро подшучивали друг над другом. Эта дружба пережила оба брака Витроки, пережила ее поездки с первым мужем и постоянные конфликты с пасынком во втором. Она могла бы продержаться еще долго, но Альцгейм выслали из странны и уж этого, как была уверена девушка, их дружба не переживет ни за что. Хотя бы потому, что, да, дружбой это не было. Зачем бы кому-то из них поддерживать эти отношения на расстоянии?
Витрока была абсолютно уверена, что и ей это не понадобится тоже. Что ни Матео, ни Теодор не будут скучать по их нелепой компании, да и сама Вита не будет, потому что не завесила от них и не нуждалась в них.
И ошиблась. Быть может, она и была цельной, самодостаточной личностью, но оказавшись в ненавистном, блеклом и холодном Лондоне совсем одна, она думала о них чаще и тоскливее, чем могла бы себе когда-нибудь представить. Ее не тянуло на ночные прогулки с бутылкой, ей не было так же весело в баре, она не рвалась искать подходящее казино, и уж точно у нее не было ни одного знакомого, у которого можно было бы провести ночь, оказавшись после полуночи на другом конце города.
У нее вообще почти и не было знакомых, настолько цельной и самодостаточной личностью была Витрока Альцгейм.
И иногда это навевало тоску.
Именно такая тоска и привела ее сегодня в этот бар. Ей не с кем было пить, да и не за что, но какое это имело значение? Она хотела выпить, хотела выпить в компании хоть кого-то, кроме включенного телевизора, чтобы не чувствовать себя алкоголичкой, а потому оказалась сегодня здесь. Как всегда сумрачная, как всегда нарядившаяся во все черное, как всегда не снимая солнечных очков и, неожиданно даже для себя самой, с другой сумочкой без документов.
- Мне они и не нужны, красавчик, - холодно усмехнулась она, сквозь темные очки глядя на упрямого бармена. – Ты не полиция нравов, а я могу рассказать тебе всю таблицу умножения, но не буду. Очевидно, что я вышла из того возраста, когда парочка B-55 может превратить хорошую маленькую девочку в подвыпившую дрянь. Я уже дрянь, милый, пусть пока и трезвая и, поверь, лучше от этого не становлюсь. Так давай закончим этот нелепый разговор и ты просто принесешь мой заказ?
- Извините, мисс, не раньше, чем вы покажете ваши документы.
Витрока медленно выдохнула, пытаясь успокоиться и, поджав губы, проводила поспешившего к другому клиенту бармена долгим взглядом.
Она знала, как не надо решать такие проблемы, она уже получала в жизни такой опыт и охранники выводили ее из бара. И чтобы ее не вывели и сегодня, Вите просто необходимо было успокоиться.
Она знала, как надо решать такие вопросы и пара хрустких банкнот, способных заменить забытый паспорт, у нее нашлись бы, но давать лишнего этому козлу она пока была не готова. Во всяком случае, не раньше, чем успокоится.
Витрока еще раз тяжело вздохнула, барабаня пальчиками по столу и нехотя оглядела барную стойку. Быть может, найдется какой-нибудь падкий на ее формы кабель, который выручит деву в беде? Впрочем, на кабелей у нее совсем не было сейчас настроения.
Видимо, без лишних трат этот вечер не обойдется.
- Да ну и к дьяволу, - пробормотала она, наконец, поднимая руку и щелкая пальцами.
В противовес кабелям, дать взятку бармену и впрямь дешевле.

- жизнь-то? да безрадостна и пуста.
грязь кругом, уродство и беспредел.
- ты живешь за пазухой у христа!
- значит, он змею на груди пригрел.
(с)В.Полозкова

- Не трать наличку на ублажение чужой алчности, детка. Эй, дорогуша! Запиши заказ дамы на мой счёт.
Витрока обернулась на голос и, чуть спустив к кончику носа свои извечные очки, стрельнула поверх них внимательным, заинтересованным взглядом в сидящую рядом женщину. Черная, как ночь, мрачная, как сыч и если и улыбнется, то так тонко и знакома, что Витрока уже сейчас, видя ее впервые, как родную ее узнает.
Быстрым, даже немного испуганным движением, одним указательным пальцем на душку, она вернула очки обратно и лишь когда те вновь встали надежной заслонкой между взглядом темных глаз и всем остальным миром тщательно, крепко зажмурилась. Странная и незнакомая струна дернулась где-то под сердцем, шепнула на ухо змеей: "видишь эту мрачную женщину? Видишь ее взгляд? Он не тосклив и не счастлив, он такой, какой может быть, - и будет! - у тебя через двадцать лет. Уже хочешь? Уже не терпится? Так получай."
Зажмуриться крепче, до боли под веками, радуясь, что не видно ничерта за ее проклятыми, любимыми очками. Щит от целого мира, щит от каждого взгляда. Как знала. Как любила.
Незнакомка, - а хотя нет, Ригель уже, Ригель, - и не видела, наверное, но у Виты все равно было такое чувство, словно та видела каждый ее жест насквозь, что под очками, что под масками. Впрочем, и не важно. Альцгейм отбросила эти мысли к чертовой матери и тонко улыбнулась.
- Витрока, - представилась она в ответ, протягивая над стойкой руку, как принято это в мужском обществе. - Вы спасли мой вечер, Ригель. Не представляю ничего хуже, чем не суметь надраться этим дивным днем. Спасибо.
Бармен, еще менее приветливый, чем был до этого все это время, поставил перед ними да ничтожно маленьких бокальчика на три полоски, уже полыхающие сверху голубым огнем над пахнущей травами зеленью. Вита, не раздумывая особенно, подхватила свой, посмотрела на него прищуренным глазам и, сморщив носик, сдула хлипкое пламя, сразу за ним сделав глоток.
- Итак, - облокотившись локтем о стойку Витрока в пол оборота развернулась к своей спасительнице. - Вы выручили меня и я благодарна. Будь у нас с вами разное количество хромосом, я бы точно знала, чего вы ждете от меня в ответ, а так я теряюсь в догадках.

Отредактировано Pansy Parkinson (2017-05-07 12:57:20)

Хвала отчаявшимся. Если бы не мы,
То кто бы здесь работал на контрасте.
Пока живые избегают тьмы,
Дерутся, задыхаются от страсти,
Рожают новых и берут взаймы,
Мы городские сумрачные власти.
Любимые наместники зимы.

Хвала отчаянью. Оно имеет ген
И от отца передается к сыну.
Как ни пытались вывести вакцину –
То нитроглицерин, то гексоген.
В больницах собирают образцы, ну
И кто здоров и хвалит медицину -
Приезжий.
Кто умрет - абориген.

Я вырасту такой же. Если пить — то залпом, если резать — то по живому.
Витрока чуть склонила голову: так можно было видеть Ригель и при этом не показывать, что она пялится на собеседницу. Пялиться вообще невежливо, людям это не нравится. Обычно.
— Неужели хромосомный набор помешает мне ожидать услуги? Стигматизация на основе полового признака?
Услуги? Какого рода?
Витрока чуть было не произнесла это вслух, но вовремя прикусила язык. Говорить гадости человеку, который заплатил за твою выпивку в первые же пять минут знакомства по меньшей мере невежливо.
— Впрочем, расслабься. Я не обижаю юных девушек. Только нерадивых барменов. Повтори, дорогой.
Ах, самоутверждение за счет убогих. Красивые люди часто этим грешат. Особенно красивые женщины.
Витрока закинула ногу на ногу — металлический каблук туфли на мгновение тускло блеснул, отражая слабый свет ближайшей лампы — чуть развернувшись к Ригель. Сделала глоток из стакана — на стекле остался липкий след темной помады. Алкоголь горячим огнем разлился во рту, проскользнул по пищеводу и собрался в желудке теплым комком.
Каблуки, темные шмотки, косметика, черные очки — Витрока делала все, чтобы быть как можно менее настоящей, чтобы скрывать себя-настоящую как можно глубже, прятать, как ценность.
Или как нелепый клад, вроде фантиков из-под Love is под бутылочным стеклом, которые зарываешь в землю в детстве в надежде откопать лет через десять.
— Скажи мне, детка, твоя жизнь была когда-нибудь настолько приятна и хороша, что хотелось... Я даже не знаю... Воткнуть шило себе в бедро, например?
Самобичевание, ух ты.
Витрока с некоторым усилием заткнула жизнерадостный внутренний голос: под алкоголем комментировать хотелось все вокруг.
Была ли ее жизнь когда-нибудь настолько приятна и хороша? Была ли она хоть когда-нибудь так приятна и хороша, чтобы _не_ хотелось воткнуть шило себе в бедро?
— А как прошёл твой день? — светски поинтересовалась Ригель.
— Прескверно, — отозвалась Витрока.
Здесь, в Лондоне, никто не использовал слово «прескверно», Витрока подцепила его на Кубе, как цепляют болезнь и беспомощных мужчин. «Прескверно» означало «скверно в превосходной степени». Не «плохо», не «не очень», не «так себе», просто «скверно», как прогорклый кофе, уродливая опухоль на видном месте или лимоны с толченым стеклом.
— Но от Лондона я другого и не ожидала. Бывало и хуже, — бодро добавило Витрока.
В ступенях огромной «пирамиды плохого» Альцгейм разбиралась неплохо.
Она сделала еще пару глотков, покатала напиток на языке. Не то, чтобы вкусно, но эффект опьянения стоит того. Потом подперла голову кулаком, разглядывая Ригель через темные стекла очков. Наступало время историй и из всех сомнительных талантов Витроки на первое место выходил самый главный: уметь слушать.
— Что же такого приятного и хорошего в Вашей жизни, Ригель, что удавиться хочется?

Хвала отчалившим. Счастливого пути.
Погрузочный зашкаливает счетчик
На корабле – ко дну бы не пойти,
У океана слабый позвоночник.
В Ковчег не допускают одиночек,
И мы друг к другу в гости к десяти
Приходим с тортиком.
Нас некому спасти.

Хвала Отчизне. Что бы без нее
Мы знали о наркотиках и винах,
О холоде, дорогах, херувимах,
Родителях и ценах на сырье.

Отчаянье, плоди неуязвимых.
Мы доблестное воинство твое.
Полозкова

Отредактировано Pansy Parkinson (2018-09-17 15:04:39)