HP: AFTERLIFE

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP: AFTERLIFE » Афтерлайф: настоящее » Сначала было слово.


Сначала было слово.

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Название
Сначала было слово.
Участники
Беллатрикс Лестрейндж, Северус Снейп, Вальбурга Блэк.
Место и время действия
Дом Вильдбурхен, утро 1 августа.
Краткое описание.
Чем плохи для истории растроенный Снейп и Ригель с похмелья.

0

2

За окном всю ночь лил дождь. Погода полностью соответствовала состоянию Себастьяна, и он не сомкнул глаз до самого рассвета. В окно стучались дождевые капли, а он так и не решился подняться в спальню вслед за Лилит. Безусловно, она сказала, что все может наладится. Даже после...
Даже после.
Или не может. Она осталась внизу, что-то прибирать. Что-то налаживать. Себастьян не особо верил в то, что что-то действительно можно наладить. Но прибрать точно можно. Он ушел в душ и не выключал воду до тех пор, пока шевеление в комнате не прекратилось. Струйки неспешно сбегали в канализацию, а Себастьян Снейк минута за минутой трусил и не мог заставить себя выйти из душевой. Брюки промокли насквозь. Рубашка прилипла к спине и ощущалась как медуза. Отвратительное чувство. С волос градом катились капли.
Снейк даже и не подумал раздеться. Не хотел.
Говорят, что после изнасилования, люди часами торчат в ванной и трут кожу до крови, стараясь извести запах, касания, даже само воспоминание о касании.
Но это на случай изнасилованного тела. Что делать, если изнасиловали душу? Что делать, если ты сам изнасиловал свою душу. Позволил это сделать. И позволял, раз за разом, сотни, тысячи раз.
И не только в этой жизни.
Себастьян отогнал эту мысль. Эта мысль была устрашающа. Она кололась, она вырывалась из-под кожи, как инопланетное существо, которое подселили в тело человека. Это даже в его представлении выглядело отвратительно.
Как и его волосы.
Как и его жизнь. Как его мысли, чувства, решение.
Он был отвратителен, сам себе отвратителен, и он не представлял, что с этим делать.
Сейчас он чувствовал себя чужим для самого себя. Ему казалось, что это последние вдохи Себастьяна Снейка, и его последние выдохи. Последний душ, последний дождь. Сейчас он выйдет из этого безопасного пристанища, и это будет последний поцелуй, который Себастьян Снейк подарит своей жене.
А потом начнется Хаос.
Хаос начался сегодня утром – когда ему в руки всунули старый учебник. Он продолжился в кабинете, где Ригель надломила его стройное мироздание своим категоричным отказом. Трещина только продолжала расширяться. Надрезы по всему ее телу, спешно затягивающиеся от одних его слов. Летающие бокалы с виски. Себастьян шел домой в смятении, желая получить ответы на свои вопросы завтра наутро – у Вильдбурхен.
Теперь он не хотел получать ответов – потому что знал, что они ему не понравятся.
- Вам никогда не казалось, профессор Снейк, что ваша жизнь неправильная? Ненастоящая? Что ваш сын на самом деле не сын вам? Что ваша жена просто не может быть рядом с вами? Что ваша семья, ваше счастье – всего лишь иллюзия?

Нет, не казалось.
Казалось.
Нет, не иллюзия.
Иллюзия.

Себастьян Снейк прекрасно знал ответы на эти вопросы – только не хотел в них верить. Теперь его вопросы должны звучать по-другому. Иллюзия чего?
Откуда в их гостиной взялась светящаяся лань? Откуда у неизвестного старика оказались все файлы его досье – такие, которых не было и у разведки. Как разбитая чашка оказалась склеенной?
И как сделать так, чтобы склеенной не казалась вся жизнь?
А она казалась.
Себастьян закрутил смеситель и вышел из ванной. Лилит давно спала – еще бы ей не спать. Прошло уже больше двух часов. Всю оставшуюся ночь бессонница мучила Себастьяна внизу. Там, где несколько лет назад его мучило беспокойство за сына.
Там, где и сейчас виски составит ему прекрасную компанию.
Там, где он никогда не найдет ответов на свои вопросы, но теперь он сможет их сформулировать. Там, где он наконец смирится с тем, что его жизнь – ложь.
Его жена – мираж.
Все его счастье – дурной сон.
Не было и нет никакого счастья. Никакой жены, сына, друзей и любимой работы. Нет студентов, которые, пусть и тупоголовы, но без них нет профессорской деятельности. Нет непутевого сына главного врага человечества, да и самого врага нет.
Мы все – в матрице.
Или еще хуже.
Себастьян устал сидеть на месте и мерзнуть. Переодеть мокрый костюм он, безусловно, не догадался. Впрочем, через пятнадцать минут он снова намокнет, а от Себастьяна Снейка в гостиной останется только кресло с влажным пятном посредине, початая бутылка виски и разбитый стакан.
Он закончит эту ночь на лавочке у дома Вильдбурхен, где будет терпеливо ждать, пока придет Ригель.
Потому что пневмония не страшна человеку, которого нет.
Потому что за все сорок лет его жизни Себастьян так и не вспомнил ни единой смерти.
Потому что за все сорок лет своей жизни, он не видел ни единого рождения.
Потому что за все сорок лет жизни он не запомнил никого, кто не жил бы в Лондоне. Ему встречались люди, но они были настолько мимолетны, что забывались в ту же секунду. Себастьян бы никогда не посмотрел на это, если бы не... Если бы не стал сомневаться.
Сомнение было посажено, и теперь, глядя на дверь дома, в котором выросла Ригель, он не верил в существование даже этой двери. Он не понимал эту реальность. И он ждал ответов.
Вдалеке сквозь дождь просвечивала темная фигура Ригель Элекстрано. Снейк поднялся, разминая затекшие ноги.
Пора.

+5

3

И, конечно, оказался прав.
Я всегда прав.
Лучше бы я ошибался.
Хоть иногда.

Может быть, ты уже догадался? Ты ведь вообще-то умный человек, Северус.

Ее звали Вильдбурхен Уайт. Точнее - окружавшие ее люди так думали. Они думали, что она была весьма богатой представительницей аристократического рода с отвратительным склочным характером. Некоторые (очень немногие) думали, что она имела тенденцию испытывать скуку и пыталась стать писательницей. Впрочем, большая часть из этих немногих (в частности ее редактор) склонялись к мысли, что лучше бы она завела себе другое хобби и не плодила вшивое фэнтэзи сомнительного качества. Данный жанр и без ее участия рос, как на дрожжах.
Дама, что сейчас сидела за столиком в круглосуточной кофейне в обществе чашки каппучино и блокнота,  их мнения не разделяла. Впрочем, если существуют люди, которые о чем-то думают, то существуют и вещи, о которых они думают. Существуют где-то и когда-то. Существовали или будут существовать.
Однако, в данную минуту эти мысли нисколько ее не занимали. Глеевая ручка медленно, но уверенно скользила по строкам блокнота, заполняя его убористым почерком. Дама была грустна. Вовсе не от того, что окружающие ошибались на ее счет. Вовсе не от того, что не считала себя Вильдбурхен Уайт (или скорее считала, но не только ею). В конце концов, ее веселило (веселило уже более сорока лет – а это значит, что шутка была хорошей) еженедельно посещать парикмахерскую, чтобы придать волосам идеальный платиновый блонд.
Так вот. Вильдбурхен Джоан Уайт (полные имена бывают такими чудовищно несозвучными) грустила вовсе не об этом. Ручка на мгновение зависла над следующей строкой, а потом вывела все тем же ровным почерком: «Рука, державшая одежду Гарри, упала на пол, и больше Снейп не шевелился».
Аккуратным движением Вильдбурхен надела на ручку колпачок и закрыла блокнот. За окном мерно постукивал дождь. По ее щеке скатилась одинокая слеза.
Оставив на столе положенную сумму с щедрыми чаевыми, Вильдбурхен поднялась на ноги, пересекла кофейню и вышла в хмурое лондонское утро. Со слишком громким на безлюдной улице хлопком раскрылся зонт, надежно укрыв ее от непогоды. До особняка номер 12 по Постморской улице было около десяти минут ходьбы. 

Возле дома ей встретился насквозь промокший Себастьян Снейк (если Ригель не звонит матери и не рассказывает о своей жизни, это вовсе не значит, что той ничего о ней не известно). К счастью (или же совсем наоборот) для обоих, способность удивляться была ею давно утеряна.
- Вы совсем промокли, молодой человек.
Вильдбурхен подошла ближе и с чисто символической заботой подняла зонт и над его головой.
- Скажите, - негромко произнесла она, глядя поверх его плеча в клубившийся утренний туман, - знаете ли вы, как разлить по бутылкам известность?
Ее губ коснулась легкая улыбка, а взгляд вернулся к замученному лицу, по которому все еще стекали капли воды.
Можете ли вы представить себе пустую – насквозь, насквозь пустую! – погасшую черноту? Постарайтесь, если хотите понять, какими Вильдбурхен Уайт увидела его глаза.
Совершенно погасшие глаза. Будто Себастьян Снейк только что умер.
- А знаете ли вы как заваривать славу? Или, может быть, вам известно, как закупорить смерть?

Примечания

Эпиграф:
1 – Valley «Burglars' trip»
2 – «Гарри Поттер и Дары Смерти»

Особняк Вильдбурхен.
«Оригинальное название «Grimmauld Place» является игрой слов и может быть написано как «grim, old place» или «grim mould place». «Grim» в переводе с английского означает «мрачный» и в то же время может служить отсылкой к Гриму; «old» — «старый»; «mould» — «покрытый плесенью», в поэтическом варианте — «мир, в котором мы живем (земля)», а в некоторых диалектах английского языка «mould» — это ещё и могила; «place» — «место», «площадь», «дом». Таким образом, существует множество вариантов перевода: «мрачная, старая площадь», «мрачный, покрытый плесенью дом», «место, мрачное (как) мир, в котором мы живем» и т.д.» (с) ГП-вики
Дом номер 12 по Постморской улице от лат. post и  mors. Посмертие.

[nic]Walburga Black[/nic]
[ava]http://s019.radikal.ru/i643/1708/e9/fcbf6e01ec5f.jpg[/ava]

Отредактировано Game Master (2018-09-04 15:08:29)

+5

4

Фигура в пелене дождя оказалась  совсем не тем,  чем она должна была оказаться. А именно, она оказалась женщиной в элегантном пальто с элегантным зонтом, в элегантных туфлях, место которым было в под крышей дорогого автомобиля, а совсем не под проливным дождем. У женщины были волосы – один в один с шевелюрой его сына. И, если бы волосы не были крашенными – в этом возрасте на ее голове должна просвечивать седина, а не щеголять белизной платиновые пряди – Себастьян бы подумал, что нашел бабушку его блудного сына. Вернее, блудную бабушку его сына. Вернее даже, биологическую бабушку его небиологического сына. Сына, которому по его вине вживили чип. Сына, который может на самом деле даже не существует. На этом моменте Себастьян внимательно посмотрел на женщину из дождя и внутренне содрогнулся. Эта дама чем-то напоминала Проциона Уайта. Только изрядно постаревшего и поменявшего как первичные, так и вторичные половые признаки.
Хорошо, что Процион брюнет – я бы не вынес, если бы в появлении на свет моего сына был задействован этот жиголо.
Мыслить в привычном ключе было приятно. Настолько приятно, что Себастьян не хотел переставать так мыслить. Но, как бы то ни было, за сорок лет Снейк трусом так и не стал. Он внимательно посмотрел на женщину, которая в предрассветной мгле в дождь шла к дому двенадцать по Постморской, и глубоко вдохнул.
Что было не самой лучшей идеей, потому как следующий пассаж от нее заставил Себастьяна задержать дыхание.
- ... закупорить смерть.
Перед глазами пронеслась темная комната, уставленная партами. По стенам тянулись шкафы со склянками, пахло гарью, мятой и немного серой. На первой парте восседал его сын – лет десяти, в самом конце – Гарри-чертов-Певерелл скрипел пером по пергаменту. Себастьян помотал головой. Отгоняя странное видение. Быть может, даже не видение. Сон? Страшные сны, что показывало его разбушевавшееся подсознание в кабинете Белл, подкидывали похожие картины – та же атмосфера, те же одежды, тот же... привкус нафталина на зубах. Средневековье.
Только не средневековье. Неужели все то время, что я тут жил и создавал лекарства, в реальном мире я горел на костре за непочтение к институту церкви?
Появление женщины на каблуках почему-то позволило глубже дышать. Вообще, позволило дышать. Себастьян был уверен, что с того момента, как за ним закрылась дверь гостиной, а Лилит отыграла свою последнюю реплику, он жил, затаив дыхание.
- Вильдбурхен Уайт, я так понимаю? Я бы хотел..., - чего бы он хотел? Чтобы кто-то наконец развеял его многолетние сомнения в том, что все вокруг – только призрак того, что существует на самом деле. Что история его жизни – не настоящая. Что последние сорок лет – это сорок секунд на жертвенном костре, за которые он придумал эту жизнь? Что он лежит в психиатрической лечебнице, а ему постоянно вкалывают препараты – только бы не дергался? Кто она? Главврач? Дирижер? Режиссер? Уборщица, что возомнила себя королевой? Кто мы все? Мыши на услужении мышиного короля? Сбитые пешки давно сыгранной партии? Разумные клетки одного неразумного существа? У Себастьяна Снейка не было хорошего объяснения – а он думал об этом годами. Или думал что думал. Быть может, он и сейчас только компьютерная программа – небольшая нейронная сеть, которая выбилась из управления искусственным интеллектом? Быть может, он рушится, погибает, и баги программы здесь и сейчас готовят вирусы на уничтожение всей системы – чтобы не заражать сервера по всему свету. Или Себастьян Снейк все также не может поверить в реальность происходящего и слишком много говорил со своим крестником. Одно из двух. Пан или пропал.
В черно-белом мире Себастьяна Снейка не бывает полутонов. Или он думает, что не бывает.
- Я бы хотел выслушать вашу версию о нашей реальности. Меня зовут Себастьян Снейк, - он чуть склонил голову. Безнадежность отступила, оставив место научному интересу, но не исчезла навсегда. Он все также был нелеп и промок до нитки. Он продрог и была высока вероятность подхватить пневмонию. Он больше не знал, где правда, а верить никогда не умел. Вот не верить – это у него выходило мастерски. Этим он занимался всю свою долгую не-жизнь. Этим он занимался и сейчас.

+3

5

Mirror, mirror, on the wall
I’m tortured by some spell
Mirror, mirror, on the wall
Please save me from this hell

Дождь с остервенением стучал по зонту. Вода, сбегавшая к краю, должно быть, лилась ее собеседнику за шиворот, а отскакивающие капли подхватывал ветер и бросал в лицо. Он, казалось, этого не замечал – слишком поглощен был надвигающейся трагедией, чтобы заметить несправедливость. Вода доставалась ему и полностью игнорировала Вильдбурхен.
- ...Я бы хотел...
Отчаянная потерянность. Звонко, остро, всепоглощающе. Жаль, нельзя вписать в книгу. Там для нее нет места.
Вы не знаете, чего хотите, Себастьян Снейк?
Я помогу вам.

- Я бы хотел выслушать вашу версию о нашей реальности. Меня зовут Себастьян Снейк.
Вильдбурхен улыбнулась. Так улыбаются, котенку, что сорвался с книжной полки. Вот он стоит весь взъерошенный, напряженные лапы и огромные глаза. И выдох за секунду до жалобного мяуканья.
- Вы уверены в этом?
Вас действительно зовут «Себастьян Снейк»?
Она поманила его за собой, направляясь к дому. Сложился зонтик, выплевывая поток воды. Отворилась дверь.
- Прошу, будьте моим гостем. 
В доме было тепло. И сумрачно. Прихожую украшала пустая портретная рама, выглядывающая между раздернутых бархатных портьер. Вильдбурхен провела его в гостиную, где жарко трещал камин. На журнальном столике стоял заварник и две чайные пары. Рядом с диваном расположился высокий предмет, накрытый чехлом, очевидно лишний в обстановке. Она кричала о том, что ее не меняют из года в год, десятки лет.
- Чаю, Себастьян? Могу я звать вас, Себастьян?
Вчера Вильдбурхен спустила новый предмет интерьера с чердака. Вчера все изменилось.
Чехол зашевелился и прошел рябью, словно кто-то под ним вздохнул.
- Не беспокойтесь, это всего лишь Существо.
Из-под чехла выбралась лысая кошка-сфинкс. Кошка привычно, но как-то отстраненно потерлась о ноги хозяйки и деловито ускользнула в кухню, стуча по полу коготками.
- Я поведаю вам о желаемом. Вы читали мои книги? Нет, конечно же, нет. Они так и не набрали должной популярности. Неудивительно, люди не любят смотреть в зеркала, когда те начинают говорить с ними.
Она разлила чай и протянула гостю чашку, от которой шел горячий пар.
- Как вы думаете, почему никто не пытался выкрасть у Злой Королевы Волшебной Зеркало, чтобы победить ее? Что это зеркало сотворило с самой Королевой... Печально, не правда ли?
Вильдбурхен с осторожностью и почтением протянула руку и погладила ткань чехла пальцами.
- Mirror, mirror on the wall...what is desired by your soul?
Закрыв глаза, она одним движением сдернула чехол с высокого зеркала.

Примечания

Эпиграф.
«Однажды в сказке» - 6х20 «Песня в твоем сердце».
Партия Злой Королевы.

«Не беспокойтесь, это всего лишь Существо.»
«существо» как англ. «creature»
Созвучно с известным нам «Kreacher», он же «Кричер» или «Кикимер».

«Mirror, mirror on the wall...what is desired by your soul?»
Оригинальное обращение Злой Королевы к зеркалу – «Mirror, mirror on the wall who is the fairest of them all?». В русском художественном варианте звучит, как «Свет мой зеркальце, скажи...» и далее по тексту.
«...what is desired by your soul?» - чего желает ваша душа.

[nic]Walburga Black[/nic]
[ava]http://s019.radikal.ru/i643/1708/e9/fcbf6e01ec5f.jpg[/ava]
[sgn]Mirror, mirror on the wall...[/sgn]

+3

6

- Вы уверены в этом? 
Нет. Не уверен. Он сейчас ни в чем не уверен. Он не уверен, что его зовут Себастьян Снейк, не уверен, что он жив, не уверен, что он не уснул сидя в душе, и что ему не сниться этот проливной дождь и эта женщина из сказки про успешную жизнь. Он не уверен, что хочет заходить в этот дом, не уверен, что хочет слышат ее голос. Не уверен, что она говорит, а не кричит сейчас хриплым голосом со стены. Отродье, убийцы, предатели крови. Он не уверен, что никогда не бывал в этом доме. Он не уверен, что они живут в Лондоне, что Лондон вообще существует. Он не уверен в том, что он женат на Лилит, что у них есть сын. Он не уверен в том, что он не живет сорок лет в глобальном самообмане. Он не уверен, что он реален. Что все вокруг реально. Он никогда не любил философию. Особенно, немецкую философию. Особенно — субъективный идеализм. Он не хочет думать о том, что реальности не существует. Ему холодно. Дождь заливает за воротник — как тогда, двадцать лет назад, когда он приглашал Лилит на выпускной. Он дрожит. У него замерзли руки и промокли ноги. В ботинках хлюпает вода, а пиджак давит на плечи так, словно по карманам разложили камней. Он как-то был в театре. Лилит предложила сходить. Там на сцене тоже был человек в пиджаке. Он метался по сцене и выбрасывал из карманов на деревянный пол камни. Они падали с глухим стуком, а он все доставал их и доставал. Десятки камней. Они не могли поместиться в карманы. Это был какой-то трюк. Быть может, к обратной стороне пиджака был пришит мешок. Он сказал — трюк, Лилит рассмеялась и сказала — метафора. Сейчас реальность не казалась ему метафорой — ему казалось, что это все один большой и продуманный трюк. Обман. Веселая игра иллюзиониста. Только кто был настолько хорошим иллюзионистом?
Кто оставил работать все законы физики, но придумал парочку новых? Кто вложил в него воспоминания о том, как рассекать тело человека одним словом и лечить наложением рук. Кто научил его видеть светящиеся фигуры животных и чувствовать, как от них несет, нет, не несет.. как из них исходит тепло. Как они окутывают тебя облаком счастья и безопасности. Как собираются обратно разбитые чашки.
Себастьян не хотел произносить это слово. Магия. Он предпочитал простое и лаконичное — трюк.
- Прошу, будьте моим гостем.  
Себастьян переступил порог мрачного дома. Внутри было в разы теплее, чем на улице, но он все равно чувствовал, что продрог до костей. Сейчас, обводя взглядом прихожую, он понимал, что пришел за ответами. Для того, чтобы слушать ответы нужна пустая голова. И сухая одежда. Вильдбурхен ушла вперед — ее фигура смотрелась еще более мистически на фоне огня. От камина дохнуло теплым потоком и Снейк почувствовал тепло. Рубашка больше не липла к телу. Капли вводу не стекали по носу. Он был сух от макушки до пят. В самом прямом смысле.
Магия? Трюк.
- Чаю, Себастьян? Могу я звать вас, Себастьян?
- Кхм, - Себастьян хмыкнул. Последнее, что его сейчас волоновало, это то, как его будет называть эта волшебная леди. - Можете.
Снейк не любил фамильярности, но глупо настаивать на этикете, когда рушится не только твоя жизнь. Он не чувствовал себя ущемленным, или униженным — его редко кто называл Себастьяном. Близкие предпочитали лаконичное Себ, или папа. Изредка, когда Драко был сердит или виноват в чет-то, он использовал строгое «отец». Себастьяном он был в школе. В далекие годы. Или в университете. Редко, когда его кто-то окликал. Еще Томас назвал его Себастьяном по старой памяти. И чтобы обозначить его место. Он любил ставить людей на место. Мисс Уайт это не заботило. Ее больше заботил предмет посреди комнаты. Высокий, накрытый темной тканью. Ткань едва-едва колыхалась. Словно живая.
- Не беспокойтесь, это всего лишь Существо
Снейк вскинул бровь. Кот. Себастьян не любил котов — особенно одного конкретного. Слишком самолюбивы. Сейчас он не любил их за мнимую потусторонность. Какие магические ритуалы без котов? Он уже понял, что никаких историй не будет. Будет только демонстрация. И от этой демонстрации слишком многое зависит, чтобы он мог хотя бы подумать о том, чтобы ее пропустить.  
- Я поведаю вам о желаемом.
О чем? Себастьян уже успел позабыть о том, что хотел от нее услышать. И не сильно верил в то, что она может сказать что-то дельное. Всегда так. В теплой комнате с камином, где из комнаты урча уходит лысый кот, в мистические предзнаменования верится в разы меньше. Снейк уже сочинил на ходу три правдоподобных объяснения происходящему. Наркотики, чья-то глупая шутка и Томас Певерелл. Третье объяснение включало в себя насильное вживление чипа и программирование сознания. С целями можно разобраться позже. Но некоторая живая и рациональная часть его сознания говорила о том, что все может быть реальным. И бессмертный исследователь не может закрывать глаза на реальность просто потому, что не может ее принять. Он может только попытаться понять. Объяснить и только потом попробовать как-то с этим жить. Магия? Трюк?
- Неудивительно, люди не любят смотреть в зеркала, когда те начинают говорить с ними. 
Психически нездоровая мать его лучшей подруги? Третий вариант ему понравился больше всего, но он был наименее правдоподобен.
- Как вы думаете, почему никто не пытался выкрасть у Злой Королевы Волшебной Зеркало, чтобы победить ее? Что это зеркало сотворило с самой Королевой... Печально, не правда ли? 
Вильдбурхен подошла к предмету и коснулась пальцами чехла.
- Буду с Вами откровенен, я никогда не любил сказки братьев Гримм. Мне было достаточно происходящего за окном и учебника по патанатомии, для самых страшных случаев.

- Mirror, mirror on the wall...what is desired by your soul?  - проигнорировала его ремарку Вильдбурхен и стянула ткань.
Отражения в зеркале не было. Там не виднелся диван, и не было журнального столика с приборами и мисс Уайт там тоже не отражалась. Себастьян нахмурился. Что за… Он шагнул ближе. Зеркало пошло рябью. Себастьян никогда не любил кино. Ненастоящая жизнь ненастоящих людей. Бессмысленно. Бесполезно. Безэмоционально.
Зеркало поделили пополам молнией. Разлом шел неаккуратно, криво торчали осколки над пропастью разлома по одну сторону и по другую. Пропасть — это она хотела показать? Это то, чего я всего более желаю? Свалиться в темноту и тишину. Навсегда? Кто там складывал вечность из имени? Даже если это имя Лилит — из него не сложить вечность.

В верхней части, над разломом, появился кабинет. Это был его кабинет. Его идеальный кабинет. Единственное, что в этом кабинете было не идеально — это наполнение. Странные склянки на полках, засушенные травы, котлы разных размеров, разделочные доски, перегонные аппараты. Стопка бумаг. Много стопок бумаг. Не бумаг — пергамента, скрученного в трубочки пергамента. Книги, сотни книг. Перья, приглушенный свет, на полках ютится множество всего. Огромная чаша с синей подцветкой. Омут памяти, всплывает откуда-то название. Миниатюрная копия каменного замка. Хогвартс. Остроконечная шляпа, связанные вместе красно-желтый и серебристо-зеленый шарфы. Он поднимает голову от стола. Он стар. Седые волосы, морщины, очки. Открывается дверь, в щель просовывается голова Лили...т. Лилит. Лили. Сам Себастьян в  плаще.  Нет,  в мантии, с рукавами. Он ухмыляется, заканчивает предложение и встает из-за стола. Лили машет палочкой и в комнату за ней вплывает бутылка вина и два бокала. Левитация. Северус делает шаг.
Суета. Мирная суета. Мир. Спокойствие. Рутина. Покой. Что?
Снейп падает на ковер, Лили бросается к нему. Он сжимает ее руку и закрывает глаза.
Смерть.
Он лежит на полу, Лили сидит рядом и плачет. По комнате медленным шагом делает круг почета серебристый зверь и темная тень. Лань и фестрал.
Магия.

Себастьян — Северус — переводит взгляд вниз. Под изломом начинают проступать линии. Больничная палата. Его мать, еще молодая, ей не больше восемнадцати. Она вертит ручку в руках, нервничает. На стенах плакаты репродуктивной системы и памятки для беременных. Перед ней на столе лежит лист бумаги. На нем крупными буквами заглавие: «Информированное согласие на совершение аборта». Она закусывает губу и ставит свою подпись. 
Вот как. Определенность. Он просто не родился. Он не совершил всех тех непростительных ошибок, потому что не жил.
Трюк.
Или Магия.
Познакомься со своими желаниями, господин алхимик. Кривая жизнь. Кривое зеркало. Кривые желания.

Он оборачивается к Вильдбурхен, жалея, что разрешил называть себя Себастьяном. Теперь он не знает точно, кто он. Северус Снейп, зельевар школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, шпион Альбуса Дамблдора в ставке Лорда Волдеморта или Себастьян Снейк, никто.
Он оборачивается к Вальпурге Блэк с кривоватой ухмылкой и скрещивает руки на груди. Ему очень не хватает сейчас мантии для завершения образа, но он все еще не уверен, что он хочет, чтобы эта самая мантия у него была.
- А можете называть меня Северус, как Вам будет удобнее, леди Блэк. Я в небольшом смятении, что именно показывает это зеркало, не подскажете? - Северус Снейп не знал, или не помнил, что вернее, что за артефакт стоял перед ним. А вспоминать не было времени. - И как по Вашему все это, - он обвел глазами комнату, - могло случиться?
Вопросы «Какой сейчас год?» и «Умер ли Волдеморт?» были неактуальны за неимением уверенности в реальности происходящего. 
Себастьян Снейк устало вздохнул. А откуда ты знаешь то, что ты знаешь? Можешь ли ты быть уверен в том, что ты знаешь? Не делай поспешных выводов, Северус. Не этому тебя учили две твои жизни. Как бы это не произошло.

+4


Вы здесь » HP: AFTERLIFE » Афтерлайф: настоящее » Сначала было слово.