Что хранит медальон
Госпожи Д' Эгильон?
В нем не то кардинал,
А не то скорпион.

Пробуждение оставило после себя неприятное ощущение мутной пленки на глазах. Взгляд сквозь запотевшее зеркало – когда очень хочется протереть стекло, но после этого оно немедленно затягивается вновь.
Людвиг скосил глаза на бокал из-под виски, оставшийся на тумбочке со вчерашнего вечера. Определенно, это была не самая разумная идея.
Приснится же такая муть.

По дороге до ювелирного магазина он слушал, как в телефонной трубке – сказать бы: щебетала, но это будет неправдой – ворчала и страшно ругалась невыспавшаяся Ригель.
- Прости, но сейчас я еду к матери. Буду у тебя вечером.
- Могу забрать тебя от леди Уайт.
- Не нужно. Я иду с Себом.
- Сказала ему?
Ригель смеется.
- И дать шанс отомстить за мальчишник перед его свадьбой? Нет, я себе не враг. Держу пари, он все еще считает, что спаивать жениха перед бракосочетанием – весьма гнусное преступление.
«Вы обвиняетесь в преступлении, гнуснее которого...»
- Ты меня слушаешь?
«... этот зал еще не слышал.»
- Людвиг?
- Excusez-moi, ma belle. В таком случае, до вечера.
С характерным звоном дверного колокольчика перед ним распахнулась дверь ювелирного магазина.

- Это никуда не годится. Слишком много золота. Удивительно вульгарный орнамент. Покажите мне...
Взгляд бежит по прилавку. Кольца под стеклом призывно поблескивают, но глаз ни на чем не останавливается. В соседней витрине в центре композиции на подушке из зеленого бархата покоится медальон. Людвиг прикипает к нему взглядом, забывая закончить фразу.
Лорд Малфой? По закону личные вещи заключенных, осужденных на пожизненный срок в Азкабане, переходят к ближайшим родственникам.
И я прошу присяжных, тех, кто как я, считают пожизненный срок в Азкабане заслуженным наказанием, поднять руки.»
Мы бы не хотели беспокоить вашу жену.
Аврорат провел проверку на наличие темных заклятий. Вещи чисты.
...медальон миссис Беллатрикс Лестрейндж, вес...
... тех, кто как я, считают пожизненный срок в Азкабане...
За спиной брякает колокольчик и Людвиг отмирает.

Отредактировано Lucius Malfoy (2019-05-23 23:12:58)

В каждом узоре живёт сочетание линий
Нот всего семь, но хватает составить мотив...
В час предзакатный на город обрушился ливень.
Выйди на улицу, сердцем почуешь Разлив...

Людвиг оборачивается и видит женщину со смутно знакомыми чертами. Перед глазами все еще стоит образ медальона на бархатной подушке.
Его он тоже где-то видел. Словно бы это было во сне.
Женщина выглядит так, будто готова прямо сейчас рухнуть в обморок. Рядом участливо топчется продавец.
Людвигу Медичи нет дела до чужих обмороков. Он вообще полагает, что падать в них нужно в строго отведенных для этого местах и в заранее запланированное время. Остальное – моветон.
Людвигу Медичи есть дело до медальона. Он больше не смотрит на витрину, но образ отпечатался в памяти до мельчайших деталей. Людвигу кажется, что он даже знает, каким тот будет на ощупь. Будто когда-то он уже касался его.

Лорд Малфой сидит за столом в своем кабинете и гипнотизирует взглядом шкатулку из черного дерева. Ему не нужно открывать ее, чтобы воспроизвести перед внутренним взором массивное украшение.
Люциус обводит пальцами шкатулку по краю. Он не знает об этом медальоне только одного. Крышка распахнута. Пальцы оглаживают холодный рельеф.
Его прерывает вежливый стук.
- Люциус? Я могу войти? – голос жены глухой и печальный.
Он досадливо захлопывает шкатулку и, спрятав ее в верхний ящик стола, идет открывать дверь.

Касался его.
Касался.
Касался ее.
В голове щелкает кусочек пазла.
Вспомнить бы теперь, как ее зовут - будет вообще замечательно.
Людвиг неторопливо подходит к женщине.
Что-то похоже на «Ригель», - старательно мобилизует все ресурсы памяти внутренний голос.
Это почти кощунство.
Габриэль?
- Вам нужна помощь?
Нет, там было что-то другое.
Тауриэль?
Это «Властелин колец».
Микаэль?
Так. Это вообще не отсюда.
А... Адель!
- Здравствуйте, Адель, - с явным облегчением выдает он. – Мы с вами встречались...
Мозг активно подбрасывает картинки, не относящиеся непосредственно к знакомству. Вот проклятие. Взгляд падает на трость, что Адель с силой сжимает в пальцах. Хорошая трость. Разве что набалдашник вычурный. Набалдашник...
- ...на аукционе в Гайд-Парке.

Но если сказать больше нечего - лучше молчать
Сотни из нынешних тайн раскрываются в прошлом...
Дети Анубиса часто не спят по ночам,
Дочери Баст по весне превращаются в кошек.

Были.
Были?
Людвиг с трудом переборол желание дернуть себя за прядь волос, поднести ее к глазам, проверить. Какая глупость. Он прекрасно помнил, как вчера подкрашивал корни, привычно вознося проклятия в адрес темпераментной мисс Хонки. Из зеркала на него смотрело сосредоточенное лицо - завтра встреча с Ригель, не стоит позволять ей догадаться. Воспоминание вдруг пошло рябью, словно сквозь него медленно пробивалось нечто другое.  Из зеркала смотрели те же серые глаза, можно выхватить и платиновую прядь. Вот только глаза... Глаза намного старше, чем видел он, в последний раз вглядываясь в отражение. И волосы - подернулись желтизной у корней.
Седина.
Людвиг вздрогнул. Сказать. Надо ей что-то сказать.
- Да, именно так все и было.

- Породниться с Блэками и остаться в своей цветовой гамме? Как вы, малфои, это делаете? - смеётся кто-то.
Он не знает, кто. Может быть, Руди. Или это Уолден опять надрался. У него болит голова и он предпочёл бы вовсе обойтись без этого предсвадебного вечера.

- Людвиг, - неожиданно врывается голос Адель, разрушая морок,  - Вам когда-нибудь казалось, что у вас должен быть сын?
В ответ почти родилась вежливая стеклянная улыбка и такая же фраза. Что-нибудь наподобие «пол ребёнка не важен в любящей семье». Отличный грим для всплывающего в памяти скандала. По правде говоря, даже не одного.
Ты помнишь, что у тебя есть дочь?
У Наоми вчера был день рождения. Хорошо, что твой секретарь знает об этом и прислал подарок...
...Я всегда хотел сына. Давай попробуем. Еще раз. На этот раз у нас все получится.
Я не хочу больше детей! Я не хочу детей от тебя!
Надо было предупреждать об этом до свадьбы...
Не стоило на тебе жениться!
Ты зациклен. Не смей повышать на меня голос.
Сизета, перестань. Куда ты поедешь?
- У меня нет детей, - говорит Людвиг, не сразу понимая, что произнёс это вслух. - Сына. У меня нет сына.

- Повелитель! Умоляю… Мой сын…
Как можно была забыть? Сын. У него есть сын. Он помнил этот леденящий страх и обернувшую его одеялом колючую тревогу.
Мой сын. Д... Д... Да, он где-то там.
- Если твой сын погиб, я в этом не виноват, Люциус, - отозвался в ответ холодный голос.
Знакомый голос, очень знакомый. Он слышал эти интонации совсем недавно.

Шаркающие шаги продавца останавливают его, балансирующим на тонкой грани между двумя воспоминаниями.
- Мистер Медичи.
Нет. Не сейчас.
- Вы можете взглянуть на медальон поближе, если хотите.

Посмотри, как стемнело, это время мечтать о красоте
Отпечатки прикосновений останутся здесь.
Всё, что было с нами останется в темноте,
Я не вижу тебя, но знаю, что ты где-то есть.

Продавец достал медальон.
Птичий череп лег на прилавок, и невозможно стало смотреть никуда кроме этих пустых – мертвых – глазниц.
Это уже не глаза – просто отверстия в черепе. Сквозь них можно только заглянуть вовнутрь, где ждет темнота. Но они... Они уже не посмотрят вовне.
Людвигу вдруг представилось, как серебряный птичий череп обрастает плотью. Как он обрастает мясом, которое тут же покрыло черное оперение, вперед вытянулся клюв, а глазницы вдруг мигнули черными блестящими глазами. Птичий взгляд с любопытством сфокусировался на Людвиге. Клюв раскрылся, издав громкий клекот, а глаз отразил искру веселья. 
Людвиг моргнул и морок исчез.
Медальон смотрел на него пустыми глазницами, в которых больше не было жизни. В груди отчего-то сдавило, а на память пришла острая боль под лопаткой. Фантомная как воспоминание, но что странно – с ним никогда такого не было.
- Нельзя ли это убрать?
Женский голос раздался неожиданно, он успел забыть и о продавце и об Адель. В едва уловимом движении потянулась вперед чья-то рука.
- Нет! – рявкнул Людвиг, едва удержавшись, чтобы не грохнуть ладонью по стеклянному прилавку.
Окружающая обстановка поплыла перед глазами. Он словно бы рухнул куда-то вниз, и только птичий череп замер перед ним, глядя пустыми глазницами.
- Люциус... Люциус... Скажи мне, Люциус... Скажи мне, скажи, скажи, скажи, - услышал он лихорадочный шепот у самого уха, а череп вновь обрел плоть и теперь смотрел на него черным взглядом Ригель. Только глаза от этого не стали живыми. Все та же пустота, сквозь которую можно увидеть лишь темноту.

Громкий, с лающими интонациями, смех раздался от камина. Удивительно, как она была похожа на своего отвратительного кузена, когда смеялась, откидывая со лба черные пряди. На его лице проступило неодобрительно раздраженное выражение. Зря он пытался воскресить то же раздражение в своих мыслях. Беллатрикс была прекрасна.

Людвиг стоял, вперившись в пространство остекленевшим взглядом, а перед внутренним взором мелькали смутно знакомые черно-белые картинки. Картинки постепенно приобретали цвет и становились как будто все более и более знакомыми.

- Мой Лорд, позвольте мне...
Глаза Беллатрикс сияют почти нездоровым энтузиазмом.
«Ригель!» - захотелось позвать ему, он ведь знал этот голос и эти блестящие глаза.
- Нет, - раздается холодный голос. – Люциус.
- Да, мой Лорд.
Его прожигает полный с трудом сдерживаемой злобы взгляд. Ему вдруг хочется рассмеяться. Громко. Как всегда смеялась она. Вот только он не умеет.
Людвиг, стоя посреди магазина, тоже не смеется. Горло сдавливает каким-то спазмом.
- Слушаюсь, мой Лорд, - он только почтительно кивает в ответ.

Перед глазами проступают совсем другие стены. Знакомые до последнего камня. Это его дом. Дом, которого никогда не было. Единственный дом, который был у него всегда.
Беллатрикс сидит, забившись в кресло, ссутулив спину и подобрав под себя одну ногу. Ее сапог пачкает подлокотник. Люциус неодобрительно поджимает губы, но ничего не говорит.
- Белл.
- Мы должны. Должны что-то сделать. Мы должны, понимаешь, Люци?
Она поднимает на него взгляд, но взгляда нет. Только темнота смотрит на него из мертвых глазниц. Его почти передергивает. В груди возрастает неприятное давление.
- О чем ты, Белл? – морщась, спрашивает он.
- Должны найти его.
Люциус переводит на нее недоуменный взгляд.
- Повелитель умер, Белл. Все кончено.
- Нет. Нет. Ничего не кончено. Ничего не кончено, Люци, - она начинает раскачиваться в кресле, вероятно, даже не отдавая себе в этом отчета. – Ничего не кончено, Люци.
Люциус мрачнеет, а на него смотрит все тот же мертвый взгляд.
- Белл, - повторяет он еще раз, без особой надежды. – Его больше нет.
- Нет!
Она подрывается с кресла. Ее трясет, руки ходят ходуном. Белл подлетает к нему и он, не сдержавшись, отшатывается назад.
- Трус! Предатель! Повелитель узнает, когда вернется! Узнает, что ты не хотел найти его! Он все узнает! Предатель! Предатель! – она заходит на второй круг, Люциус ловит ее за плечи и немилосердно встряхивает. Потом отодвигает от себя, окинув ледяным взглядом.
На нее невозможно смотреть. Она же не смотрит на него. Пустые провалы в черепе. Такие же как у птичьего черепа в медальоне на ее шее.
- Он хотел... Хотел... – она больше не кричит, почти шепчет, а потом взблескивает на него почти ожившим взглядом. – Куда? Куда он должен был пойти?
- Я не понимаю, о чем ты.
«Не говори ей, не говори ничего, молчи», - бьется у Людвига в виске.
- Не ври мне, Люци, - она подбирается ближе и если это не надежа, то последняя искра жизни в ее взгляде. – Я знаю. Я знаю, что он сказал тебе. Он сказал только тебе. Я знаю.
Он молчит, а Белл стоит почти вплотную, наклоняясь к его уху, и горячечно шепчет:
- Люциус... Люциус... Скажи мне, Люциус... Скажи мне, скажи, скажи, скажи.
Он поворачивает голову и смотрит, как темнота в ее взгляде наползает на последний тлеющий уголек.
- Лонгботтомы.
- Лонгботтомы, - повторяет он. Он всегда сдавался и всегда будет сдаваться ей в этот момент.
- Это должны были быть Лонгботтомы.
Образ заволакивает туманом.

Уже другую линию губ кривит плохо скрываемое страдание.
- Люциус, пожалуйста.
Нарцисса смертельно бледна и смотрит на него с мольбой. Кажется, еще немного и она упадет у его ног.
- Цисси, - он одергивает ее неожиданно резко.
Потом обнимает за плечи и усаживает в кресло.
- Она сошла с ума. Люциус, она послушает тебя...
- Твоя безумная сестра никого не слушает.
- Прошу тебя. Руди. И Рабастан. Она взяла их с собой. Мерлин знает, что она натворит.
Люциус молчит, поджимая губы.
- Я знаю, ты не любишь ее... Но она моя сестра. Моя семья. Прошу тебя, Люциус.

Он аппарирует к дому Лонгботтомов и в тот же момент понимает – слишком поздно.
Окно второго этажа брызжет осколками и оттуда доносится знакомый смех. Только теперь он звучит хрипло и надрывно, будто Беллатрикс сейчас зайдется задушенным кашлем.
- Круцио!
Люциус делает шаг назад...
Прости меня, ma belle.
...и аппарирует прочь.
- Беллатрикс.

Отредактировано Lucius Malfoy (2018-06-01 23:09:57)

Имена. Все дело в именах.
Беллатрикс. Отзвук его голоса повис в воздухе. Беллатрикс – одна из ярчайших звезд ночного небосвода. Одна из самых горячих звезд, видимых невооруженным взглядом. Раньше ее использовали как стандарт для определения яркости других звезд, пока не открылось, что ее собственная яркость непостоянна. Он помнил, как читал об этом статью несколько лет назад. Вдумчиво и с неподдельным интересом. Оттого ли она так врезалась в память?
Беллатрикс. Арабы в свое время полагали, что она одна из первых в созвездии восходит на небе и знаменует свое появление «львиным рыком», приветствуя восхождение Ригеля...
- Нет. Она смеялась. Это была она, - внезапно ворвался голос.
Да, именно так. Это была она, и она всегда смеялась. Он вдруг отчетливо увидел ее – Ригель – заходящуюся задушенным смехом, перекрикиваемым возгласами из последнего... Что это было? Видение? Сон? Мираж? Фантазия?..
«Круцио» - так она кричала, так она смеялась.
Прости меня, ma belle.
«Belle» так он в шутку подписал ее контакт в ответ на необходимость поддерживать конспирацию. Ригель была красавицей.
Голова шла кругом. Всплывали какие-то неясные фрагменты, только бы не...

Ты должен держать лицо, что бы ни случилось.
Тебе нужен наследник, а не бесплодная взбалмошная сука. Ты женишься на Нарциссе.
Ваш отец скончался...лорд Малфой.

Имя. Вот оно – нить, за которую можно ухватиться.
Люциус... Люциус... Скажи мне, Люциус...
Он знал этот жаркий, лихорадочный шепот. Этот шепот годами мучил его по ночам.
«Да замолчишь ты когда-нибудь или нет?» -  досадливо вопросил он как сотни раз до этого и вспомнил: она умерла.
Он даже не видел, как это произошло. Была такая неразбериха. И дела поважнее – семья всегда важнее, а когда обернулся, она уже не сражалась.
Память снова коротило. Он попытался сосредоточиться, зацепиться – за имя. Это не так уж сложно. Этого имени здесь было много.

Лорд Малфой, вы позволите?..
Люци тебя обхаживает, должна же от него быть польза.
Люциус... Люциус...
Ничего не кончено, Люци.
... она моя сестра. Моя семья. Прошу тебя, Люциус.
Лорд Малфой? По закону личные вещи заключенных...
Как ты выносишь себя, Люциус?

Он вздрагивает, натолкнувшись на этот ледяной голос - я не знаю - и вспоминает: он тоже умер.
Это совершенно абсурдно. Информации одновременно слишком много и слишком мало. Ситуация требует немедленного анализа, хотя бы поверхностного. Нужен только правильный вопрос.
- Где Темный лорд...
Молодец, девочка. Это действительно хороший вопрос и его стоит задавать самым первым.
Она выглядит плохо: жмурится, будто от яркого света и головной боли разом, покачивается, как будто слегка хмельная. С ней происходит то же самое, и если это не наркотик, распыленный в воздухе...
А это точно не он.
во-первых, продавец в полном порядке;
во-вторых, дверь неплотно закрыта и окно на проветривании.
...то происходящее с ней, как и с ним, нельзя списать на... Да ни на что в общем-то нельзя списать. Он точно знает, это – настоящее.
Продавец суетится. Кажется, вопрошает, все ли с господами хорошо, но как-то невнятно и слишком тихо. Бочком пробирается к кассе, похоже, собирается эксплуатировать тревожную кнопку.
Первым делом он лезет в бумажник и бросает на стойку купюры, с запасом, возиться с покупкой сейчас не хочется, а почти приседающий от тревоги продавец, будет только рад, если они расплатятся и уберутся. Уберутся... Ее нельзя здесь оставлять. Если во всем мире с ума сошли только они вдвоем, с нее нельзя спускать глаз.
- Я беру. Запаковывать не надо.
Он забирает с прилавка медальон и подходит к ней, если потребуется, можно вызвать водителя, оглушить ее погрузить в машину, но он все же уверен, что есть более простые способы заставить человека делать то, что тебе нужно.
- Адель? Как вы себя чувствует? Позвольте, я провожу вас на воздух.
Он ненавязчиво накрывает пальцами ее локоть, участливо улыбается и вдруг вспоминает это лицо. Странно, как он мог забыть. Сколько раз смотрел на газетные заголовки. Сколько раз думал, какое у нее лицо. Обычное. Одно из многих.
Он смотрит на нее со все той же легкой улыбкой, только Людвиг Медичи никогда ни на кого так не смотрел.