2 недели назад.

Утро началось как никогда паршиво. Буран, который с чего-то решил побушевать этой прекрасной лунной ночью, снес к чертям дерево, что стояло прямо у дома КаррХох, и теперь крыша любимой Камаро здоровалась с ехидно ухмыляющимися соседями шикарной вмятиной. К тому же, провайдеры были так милы, что на запрос о выдранном с корнем кабелем, который тоже пал жертвой разбушевавшейся стихии, ответили лаконичным – «у нас слишком много вызовов. Ждите». Микаэль бы с радостью послал их всех к чертям, сменил провайдера, а лучше присобачил бы к окну самопальную антенну, которая увеличивает сигнал соседей в сотни раз, и наслаждался бы круглосуточным бесплатным интернетом, за который его тоже могли посадить как минимум на полгода. А то и больше. В зависимости от того, из чего будет сделана тарелка, и что она будет передавать. Микаэль  уже приготовился придумывать, где добыть материалы, или человека, который все это сварганит за бесценок, как вспомнил о деле чрезвычайной важности. С головной болью прямо с утра – нет, вы только поглядите – эти дегенераты отрубили доступ в сеть. Как в двадцать первом веке вообще можно жить без утренних новостей по Евроньюс и краткому обзору прочего хлама с Facebook. Ироды.

Медленно и удовольствиям, жаль, что мысленно, сворачивая шеи сотрудникам интернет-провайдера, он представлял разные приятные милости, которые могут поднять настроение тому, чей день начался без кофе. Один таинственный молодчик угодил в километровую пробку, кишки второго были размазаны вдоль всей третьей авеню. Он засмотрелся на зад одной блондиночки, и не углядел на повороте мусоровоз. Третий грустно смотрел в воды Темзы перед прыжком.
Немного повеселев, Микаэль принялся за тосты. Готовить в этом доме не умел никто, но иногда его сын – черт, опять имя из головы вылетело – оставлял гренки или какую-нибудь запеканку нетронутой. То ли аппетита не было, то ли совесть загрызла. КаррХох младший всегда вставал раньше всех в доме – Томас Певерелл не признавал опозданий. Быть может поэтому у Микаэля с ним не сложилось.

Вдумчиво жуя хлеб, Микаэль рылся в телефоне. Уведомление всплывающим окном окончательно подгадило его день. Его приглашал на встречу юрист. Вернее, напоминал о заранее обговоренной встрече. Вот дерьмо. И машины нет...
Пребывая в самом отвратительнейшем из возможных настроений, и старательно глуша в себе желание толкнуть человека, идущего рядом в лужу, Микаэль добрался до метро. Там все стало только хуже.

Людская сутолока вызывала у Микаэля рвотный рефлекс, даже когда он понимал, что в толпе лучше всего укрыться от неприятелей. Сейчас неприятелей не наблюдалось. Зато наблюдался воняющий тиной и рыбой хипстер с огромным портфелем, который своими острыми коленками упирался в КаррХоха, и даже не подумывал извиниться. Только шипел что-то сквозь зубы. Рубашку он определенно снял с торчка после передоза, а брюки нашел, видимо, в ближайшей помойке. Лицо было настолько заросшим, что Микаэль начал подозревать легавого под прикрытием. Слишком он был несуразен и органичен одновременно. При ближайшем рассмотрении обнаружились алые белки и расфокусированный злой взгляд. На шее блестела цепочка, ремни рюкзака огибали плечи. Вагон тряхнуло. Чумазый завалился вперед еще сильнее, и из под футболки выпал медальон.
Вот те на.
Микаэль вышел на следующей станции, предварительно крепко прижавшись на прощание к хипстеру-неудачнику. Юрист был забыт. В руках Микаэль сжимал давно знакомый медальон.

Около 25 лет назад.

Мародерство – это не воровство. Вот что с апломбом бы заявил Микаэль тому, кто вздумал бы его в чем-то упрекать. Хотя, он скорее бы звезданул этому странному чуваку по голове бейсбольной битой, и смотался бы, только его и видели. Апофеозом и кладезем последнего месяца были старые кладбища зажиточных семей. Кого и как только не хоронили. Там были и платья, расшитые рубинами, и серьги, которые стоят как половина их дома, и медные обручи века семнадцатого, за которые приличный оценцик отвалмл бы немалое состояние. Но Микаэль был еще слишком мал, и это не могло не сказаться на ценнике за находки. КаррХох понимал, что ему нагло врали, но пока ничего не мог с этим поделать. Потом, позже он точно сможет. Он точно вырвет у синей птицы удачи ее хвост. Однажды ночью это случилось. Надгробие было изящным, но сразу видно, что дорогим. Микаэль был уже порядком уставшим и обозленным. Уже пятую ночь – сплошные истлевшие кости и остатки былой роскоши в виде пыли и гнили. И плесени. И жуков. Мерзость.

Сегодня ему повезло. Могила была общая – первый раз такое. Тел было два и они сентиментально держались за руки. В скрещенных руках в блеклом свете  фонарика мелькнул отблеск. Нюх Микаэля не обманывал никогда. Это был его Золотой Билет. А эти два скелета – его Вилли Вонкой.
Когда КаррХох закапывал могилу, он бросил взгляд на плиту. Уайт. Благодарю покорно, белые люди. Может, где-то вами воздастся.
Весело насвистывая, Микаэль направился домой.

31 июля.

Микаэль не продал тогда медальон – за него дали слишком мало, а потом он бросил с разорением могил – зря, кстати, прибыльное дело было. Возвращался не на долго – но не к ночи будет помянуто. Сейчас у Микаэля на столе лежало два совершенно идентичных медальона. Змея, свернувшаяся в клубок, заманчиво сверкала глазами. Идеальная подделка. КаррХох бы сам не сказал, где оригинал. Микаэль щелкнул по значку «Тора» и вышел под своим аккаунтом. «Судак» - широко известный в узких кругах перекупщик и продавец краденого, пропавшего и сгинувшего годы назад. Не лжет, не обводит вокруг пальца. Работать с ним – одно удовольствие. Гарантия – качество. Репутация как слеза. Дерет, правда, втридорога, но оно того стоит.
У Микаэля было еще с десяток аккаунтов. Почти весь подпольный рынок изобразительного искусства, чья стоимость превышала пару тысяч фунтов, проходил через его руки. И медальоны не были исключением. Микаэль нажал «Отправить» и стал ждать.

[AVA][/AVA]
[NIC]Regulus Black[/NIC]
[SGN]Но его звали Раб Грей, и рабом он не был.[/SGN]
Раб Грей не мог усидеть на месте вот уже две недели. Сегодняшнее утро он встретил с головной болью и три раза пожалел, что показал себя джентльменом и уехал с квартиры. Может быть, будь под рукой хоть кто-то, он бы не позволил себе так раскиснуть. Кряхтя, он поднялся с кровати, которую занимал семнадцать лет своей жизни, под которой хихикал на пару с Сизетой, когда они играли в прятки мелкими и с которой стряхивал комья пыли четырнадцать дней назад. Кровать была все той же, от того Раба Грея осталось всего-ничего. Ничего практически не осталось. Тот Раб Грей начал вылезать из шкуры богатенького наследника в тот день, как увидел целующимися на яблоне своих лучших друзей, и окончательно сбросил ее, как приличная змея, в день их свадьбы. Сейчас он приехал в этот город и в этот дом только ради одной единственной цели – вывести Томаса Певерелла на чистую воду. У него были связи по всему миру, и ему сливали утечки, самые крохи информации об этом чудовище вот уже десять лет. Десять. Чертовых. Лет. Годы борьбы, митингов, нелегальной миграции, прослушки и тайных собраний – и сейчас, когда компромат был уже практически в его руках – коды и документы уплыли у него из под самого носа. Он помнил, что с парома он выходил еще с медальоном на шее – дальше – провал. Он помнил толпу, помнил усталость, мерзкий запах и жуткий голод – но ко всему этому он давно привык – также, как привык не мыться, не бриться, не спать по трое суток и обламывать ногти о скалы, когда убегал от властей. Он привык, что за его статьи ему уже лет десять как никто не платит, что официально он в паре стран числится умершим. Что его имя в Латинской Америке считается ругательным для одних, и символом свободы для других. А еще он привык к тому, что в родной Англии о нем никто не слышал долгие шесть лет. Для них Раб Грей – это пустой звук. Он не Фидель Кастро – он не водил своих повстанцев по лесам. У него и повстанцев-то не было. Его революция ждала его дома, а он все так глупо просрал. Флешка стоила целое состояние – но знал об этом только он один. Сам медальон, с которого флешка была скопирована, лежал в могиле его родителей вот уж двадцать один год. Он собственными руками положил его внутрь – тогда. Люди кидали розы, а он швырнул фамильную ценность – и отругать его было некому. Сизета стояла с каменным лицом, а за ее спиной столпом стоял ее будущий муж. Тогда его лучшим друзьям было не до него. А потом тогда превратилось в постоянно.
Раб Грей любил символичность – с этим медальоном закончился большой кусок его жизни, он хотел, чтобы  с его копией закончился другой. И не только у него. Он надеялся, что империя Певерелла рухнет – у него не было больше времени ждать – этот меценат шагал слишком широкими шагами. Он не был готов до конца, но действовать решил незамедлительно. В заметке было сказано, что массовые продажи начнутся первого августа.
Найти медальон сейчас просто жизненно важно. И, если его украли, он просто обязан всплыть.
Раб Грей включил ноутбук и принял свою ежедневную вахту на Торе – больше искать было негде – весь черный рынок в двадцать первом веке был в интернете. В двадцать первом веке в интернете было все – и поэтому потерять медальон было равносильно «обеспечить Певерелла безграничной властью».
Это не должно случиться.
Клик, обновить страницу. Клик...
Это был Он. Медальон. Он нашел его... Раб задержал дыхание. Сумма около самого медальона была слишком высока. Даже для оригинальной подвески. Черт. Где он возьмет такую кучу денег в Лондоне? Здесь у него давно нет друзей... Но у него есть наследство. И, во имя его цели можно воспользоваться любыми средствами.
Щелчок мышкой – откликнуться на предложение. У него были сутки на то, чтобы вывести Певерелла на чистую воду.