А Скарлетт Йохансон едет в Херсон.

Микаэль курил у выхода из старой школы. Сегодня были похороны.
Все дети рано или поздно вырастают. У всех детей рано или поздно начинают болеть головы – что есть, где спать, куда уехать и на что жить. Вопросы не самые радужные, но зато жизненные. У Микаэля КаррХох голова об этом начала болеть задолго до того, как он вырос. До выпускного класса он еле дотянул, и в шестнадцать целых десять минут был самым счастливым человеком на планете. Самым счастливым – потому что школьные парты и экзамены остались позади, десять минут, потому что именно это время понадобилось капитану школьной команды, чтобы обнаружить потенциального виновника пропажи школьного кубка. На самом деле, Микаэль только хотел позлить вышибалу – на такую мелочевку как школьные кубки, он уже давно не разменивался. Его интересовали птички покрупнее. Например... например различные побрякушки из могил давно почивших знатных семеек. Одна такая побрякушка была надежно спрятана дома под полой, на все прочие спрос был немалый. Все приятели Микаэля разъехались по заграницам, а ему и делать то было нечего, кроме как зарабатывать бабло. Выхода действительно не было. Его младшая сестричка, Тисифона, промышляла по мелочи, на карманные расходы ей хватало, но про аренду жилья и оплату счетов приходилось думать Микаэлю. Еще ему приходилось думать про хлеб с икрой и курицу в кляре. В карманах мог бы гулять такой же ветер, как у ребят из его школы. Общеобразовательная школа в том районе, где он жил, была ужасна. У химички на голове был улей, дамочка-англичанка все время нарывалась на шлепки по заднице, а физрук пил не просыхая с понедельника по субботу. Почему физрук не пил в воскресенье было загадкой столетия – на этот вопрос пока еще не ответил ни один ученик. Микаэль и сам пил с физруком – истории не врали – тот был в хлам шесть дней в неделю, а в свой законный выходной не валялся с похмельем, а весело посвистывая, ходил в булочную на углу. И это только физрук. Математик был скинхедом и лично руководил местной бандой – они гнобили евреев и геев. Микаэль обходил и всех по широкой дуге. У биологички нашли ВИЧ, когда он учился в выпускном классе, и КаррХох тогда впервые в жизни воззвал к Провиденью – она перетрахала всех его знакомых, и только четверть из них вообще знала про презервативы. КаррХох был слишком брезглив, чтобы на нее хотя бы посмотреть. Преподаватель по экономике был настолько болезненный, что бывал в школе еще реже чем сам Микаэль – а это надо было постараться. Он чахоточно кашлял, иногда приостанавливаясь, чтобы выдать очередную формулу, а через минуту уже вновь продолжал. Девчонки говорили, что у него в платке водятся черви, и это их он выкашливает из горла – на самом деле, это была просо кровь. Микаэль знал, потому что его мать умерла от туберкулеза. Самое смешное было в том, что экономист первый выбегал в курилку на перерыве и затягивался крепчайшим LD. Такое даже самые отпетые алкаши побаивались курить – а ему было не почем. Затянется – и кайфует.
Экономиста сегодня и хоронили.  КаррХох бы и не подумал переться с эту глухомань, если бы ему не пообещали контакты одной оценщицы. Ясно-понятно, что его барахло стоит много дороже, чем он его задвигает – но идти к профессионалу – это сразу загребут. А обольстить девочку-студентку, пусть и выпускницу – это дело на пять минут. Микаэль был прекрасно осведомлен о собственном обаянии, и, если хотел чего-то от людей добиться, то даже мог не разговаривать, как малограмотный. Все же, как-никак, деятель искусства.
- Микаэль, - растроганно смахивая слезу с глаз и поправляя очки, к нему подошла преподавательница по черчению и истории искусств. Наверно, она видела его на своих уроках чаще всего. – Не ожидала тебя увидеть, такой скорбный день.
- Мммпф, - прожевал слова Микаэль. Он в упор не помнил, как зовут училку. Зато его невнятное бормотание можно одновременно было принять за приветствие и за соболезнования.
- Ты здесь надолго?
- Знаете, - Микаэль состроил выражение лица «вы будете самым чудесным человеком, если поможете, хотя, что это я – вы и так самая чудесная». – Я все же решил учиться дальше. Думал пойти по профилю истории искусств. Вот, мне говорили, что к вам приезжала девушка с лекциями из Хогварда....
Как и предполагалось, тетушка, только почуяв сплетни, ту же выложила ее пол, возраст и семейное положение. Какие туфли она носит, каких художников любит, и сколько стоят ее серьги в евро, в долларах и в тугриках. Микаэль вежливо кивал и запоминал. Эта учительница была единственной, кто таскал за уши подростков с сигаретами, вытирала сопли пятиклашкам и отправляла в мед отсек драчунов. Неплохая старушка, хоть и сплетница. Те немногие, кто в этой школе учился, мечтали о ней в роли директрисы, но Микаэль знал, что они не в сказке живут – такие божьи одуванчики с пучком волос на голове не становятся директорами школ. Директорами становятся или мерзкие стариканы-педофилы, или склочные старухи, или сальноволосые подлизы. Впрочем, не его дело.
Вежливо попрощавшись с бабулькой, Микаэль направился к Хогварду. Там его ждала последняя сигарета и девушка, которая, быть может, его озолотит. В кармане позвякивало колечко. Начинать стоило с малого.