Час назад.

Рука болела бы просто невыносимо, если бы Флай была в состоянии думать. Но Флай мчалась, не разбирая дороги - не стоило гладить волков в дикой природе. Следует запомнить это на будущее, если это будущее у нее будет. Ветки хлестали по лицу, и Флай чудилось шумное дыхание, мчащегося за ней хищника. Впереди уже маячил овраг, и Хонки припустила к нему изо всех сил. Еще чуть-чуть, еще совсем немного. Хвала рокерам всего мира - высокие армейские ботинки на шнуровке обеспечили высокую скорость при беге по пересеченной местности. Выход на дорогу был в метре над ней, песок сыпался в глаза, забивался под ногти и был последним и единственным препятствием. Осыпающийся гравий, жахлые кустики травы, еще пара-тройка царапин, и Флай вылезла на дорогу. По этой трассе практически не ездили машины, но выбора не было - выход был только один - бежать. И она побежала. Свет фар появился неоткуда, и глухой удар не заглушил бешено стучащее в ушах сердце.
Флай Хонки должна была быть мертва.

Настоящее время.

В наркотическом дурмане мимо носились десятки призрачных людей. Ее любимая тетушка Брюсси, почему-то в заляпанном землей костюме и странной остроконечной шляпе - все такая же толстушка, все в таком же беспокойстве о ее судьбе, два существа: тонкие, изящные. Одно слепое и в длинной белой тунике, другое - в черном плаще и с огромными черными глазами. Тетушка, причитая, сбивала пыль с дорожного плаща, а вокруг ходили волки, скалясь и щелкая зубами. Лесополоса надвигалась на три фигуры в центре, а Флай, обездвиженная и немая, никак не могла достучаться, докричаться, предупредить. О чем и зачем предупреждать было не особо понятно, но было кристально ясно, что предупреждать надо.
Страшно, очень страшно. Страшно и холодно. Из-за спины доносится заунывный вой, и Хонки резко поворачивается. Свет слепит глаза, и после него не остается ничего. Один только сплошной свет, белый, безликий. Из мира исчезают все краски - или это просто Флай перестает их видеть. Понимание о том, что это только она их не видит, приходит вместе с шорохами. Если есть шум, есть и тот, кто его издает. Если Флай видит только свет - значит она не видит ничего.

Логика хромает, дорогуша.
Кто ты? - теперь от страха стучат зубы. Свет постепенно гаснет, все заволакивает темнотой. В темноте проступают круги. Круги на воде. Круги в долине. Круги на полях.
Ага, гостья из другого мира.
Что?
Не что, а кто.

Флай нахмурилась, и от морщин на лбу волнами начала разливаться боль. Как круги на воде. Как эти странные штуки, которые им уже который год вдалбливала физичка. Флай нравилось наблюдать за бликами на проволоке и как шнур ложится поверх обмотки - ей было плевать на циферки под картиночками с дано. И было совершенно не плевать на боль. Сейчас так особенно. Она бы закричала, но на крик не было сил. Флай распахнула глаза. Меньше всего боли на взмах ресниц. Рука была в огне, ноги горели, внизу живота остро тянуло. Хотелось выпрыгнуть из тела, прямо сейчас, сбежать подальше или забиться под стол.

И что, ты думаешь, что под столом больно не будет?

Флай проигнорировала мерзкий голос. Она ничего не видела. Паника накрыла сверху крышкой от сковороды, и боль отошла на второй план. Нетнетнетнетнетнетнетнет.

Думаешь, чем больше нет ты скажешь, тем вернее вернется зрение?

Глаза были для нее всем. Она не сможет существовать, если не будет видеть. Она не будет слышать, чувствовать, постигать этот мир станет невозможно.

Что угодно - только не глаза. Умоляю, прошу, я все сделаю. Я готова на что угодно. Я буду слушаться тетю. Я сдам экзамены, я буду хорошо учится.
Ага, еще хорошо кушать и не ездить на мопеде.

Флай задумалась. Под последними двумя пунктами подписаться она не могла. Страх немного улегся, но зрение так и не появилось.

Клянусь, я готова душу продать за зрение. Только верни мне его, умоляю, кем бы ты ни был, верни.

- ...Так...ты меня слышишь? - Голос раздался из неоткуда, но, кажется, справа. Флай интуитивно повернула голову. Моргнула.
Перед глазами постепенно начала прорисовываться фигура человека. Хирургическая маска, яркий свет, нахмуренные брови, ореховые глаза.
- Всё хорошо, сейчас ты опять заснешь. И всё с тобой будет хорошо.
Она видит, видит, видит! Хонки накрыла эйфория. Все получилось, получилось! Она видит. Она снова жива, она снова видит. Теперь ей море по колено. Она справится с чем угодно, она видит, видит.

Ты же помнишь, что у тебя все тело горит?
Не проблема.
Ты же понимаешь, что тебе восстанавливаться полгода?
Не проблема.
Ты в курсе, что разговариваешь с голосом в голове?
Об этом никто не узнает, давай дружить?

Флай была безудержно счастлива - она была готова любить весь мир, и тем более неизвестный голос - она разберется с ним позже. Шорох около стола - Флай понятия не имела, что там - она не отрывала взгляда от мужчины. В руку воткнули что-то холодное.
- Ангел, вы мой ангел. Я вас люблю, - пробормотала Флай в бреду и отключилась.

Где мои шестнадцать лет?
На большом Каретном...

Мерзотное это ощущение – когда твой потусторонний голос взрывается в голове еще до того, как ты изволила открыть глаза.

Проснись, проснись, проснииииись. И пой, и пой, и пой.

И говорит с жутким лондонским акцентом – сразу видно, городская.

Тебя ждет немало приключений, дорогая Мая. Ты жива, и даже можно вычислить, как минимум один орган, который не пострадал.
Мозг?
Левое ухо. И вообще, с чего ты взяла, что мозг не пострадал?

Флай продумывала стратегии поведения, пока не совершая ошибки, не открывала глаза. Стратегий было маловато. Данных было маловато. Последнее, что она помнила – это лицо ангела с ореховыми глазами. Ах, эта морщинка между бровей... Флай мечтательно улыбнулась. Ах, эти густые брови, улыбка в глазах и слова – самые лучшие слова на свете, сказанные самым красивым голосом. Идеал, не мужчина, а ангел – он появился в лучах света тогда, когда было так плохо, как не было на похоронах ее родителей. Наверное, тетушка Брюсси была права – и ангелы-хранители существуют...

Меня сейчас стошнит.

Голос в голове мешал мечтать о том, как этот волшебный принц укатит в закат с ней на заднем сиденье на каком-нибудь Харлее.

Хорошо, хоть на Харлее – а не на белом лимузине, за которым летят белые голуби.
Я не очень люблю голубей, - вежливо отозвалась Флай, потому что решила, что игнорировать людей, даже если они у тебя в голове – не очень прилично. К тому же, она обещала быть хорошей девочкой.

Твое обещание выделки не стоит.
Кто ты?
Твоя расстроенная глупостью личность.
Чьей глупостью?
Ну вот, опять, и угораздило же тебя оказаться такой примитивной.
Так ты знаешь, кто я?
М?

Диалог не удался. Мечтать о береге Темзы и жарких объятьях на крутом байке стало не интересно. Пришлось открывать глаза. Ее встретил мигающий свет дневных электрических ламп. Где это я? Больничные койки, странная конструкция – много странных конструкций – над ее кроватью. Железяки, капельница, белые простыни, рубашка – три тысячи чертей! – в горошек. Авария, - вспомнила Флай.

Ну, наконец-то.
Я в больнице. Только... что случилось? И когда случилось?

Флай почувствовала дикий зуд в ноге, проследила глазами, что одна из конструкций предназначена для ее фиксации, и ругнулась. Видимо, перелом... Еще болел живот, рука, голова, спина, затекла шея, и из коридора воняло хлоркой и вареной картошкой. Просто замечательно. 

А есть на моем теле что-то, что не болит?
Левое ухо, - лаконично напомнил внутренний голос. Пол внутреннего голоса пока остался не определен. Откуда он взялся – тоже. Но говорить кому-то, что с ней разговаривает неизвестное, лучше пока не стоило – а то запрут в психушку и сделают лоботомию – Эдгар По был любимым писателем Флай. Эдгар по не мог помочь советом, что стряслось так и осталось загадкой. Она помнила свет – много света, тьму – тоже много, и круги. Еще помнила волка – вот, почему рука забинтована, и... странные тени. И Ангела, да, еще она помнила своего Ангела – того самого, который вытащил ее из тьмы. Флай немного подумала, и решила, что теперь никогда не выйдет замуж – ее идеальный мужчина был посланником небес.

Кажется, кто-то пересмотрел Зачарованных.
Они просто не понимали своего счастья. Магия, любовь, дружба, опасность, страсть – я бы хотела так жить.
И убивать каждый день?
Но демонов же!

Возмущению Флай не было предела. Ну, убивать, ну и что? Зато они спасабт мир от зла, совсем как ее Ангел, она уверена. В животе заурчало. Интересно, а когда она последний раз ела? Наверное, здесь должна быть сигнальная кнопка – она же не ходячая, значит обед у нее будет тут.

Хоть бы о тетушке побеспокоилась.
Черт, тетушка...

Тетушка Брюсси думала, наверное, что она сбежала из дома с Томми, или с Ленни, или с Бобом – или еще с кем-нибудь. Она же не знала, что они поругались и Флай угнала мопед. Как, впрочем, и не знала, что встречалась Флай сейчас и Билли. Но это прошлое. Рассказывать тетушке не хотелось.

Эгоистка.
Вот и она так всегда говорит.

Флай загрустила, но грустила она не долго – очень хотелось кушать. Кое-как приподнявшись, она оглядела пространство вокруг себя. Кнопки вызова не нашлось. Черт, а вдруг она под наблюдением полиции за угон? Да нет, никто же не знает – а мопед дымится в лесу. Нормально все.

Скрипнула дверь. Флай настороженно покосилась в проход. Вошел Он. Обед был забыт – Хонки растаяла, и тут же попыталась пригладить волосы – получилось плохо, к тому же руку прострельнуло болью. Флай ойкнула и несмело подняла глаза на Ангела. Ангел был одет в странный зеленый костюм и шапочку.

Совсем не разбирается в человеческой моде...
Чукча, он хирург!
Да быть не может, - авторитетно заявила Флай.

- Вы пришли, - губы растянулись в глупой улыбке, Флай попыталась податься вперед. – Вы спасли меня, и снова пришли. Вы точно Ангел.

Он же говорит про костыли – он точно врач.
Он не может быть врачом. Он меня спас. Он мой Ангел.
Ты не находишь, что он говорит странные для Ангела вещи.
У него просто оригинальное чувство юмора.
Он врач!
Смотри, смотри, как он ухмыляется. За один его поцелуй я готова продать душу дьяволу.
Может, он и сам Дьявол.
Нет, что ты несешь. Он волшебный, добрый, чуткий...
И ездит на Харлее.
Да..., - Флай мечтательно закатила глаза, продолжая восторженно пялится на вошедшего.

- Я могу рассказать Вам все, что вы только пожелаете. Вы надолго здесь останетесь?

Клинический случай, - обреченно подвел итог внутренний голос.

Парней так много холостых,
А я люблю женатого.

В «Клинике» была серия про то, что врачи слушают пациентов с среднем семнадцать секунд. Или как-то так. Флай не дружила с цифрами. С другой стороны, там же говорилось про непримиримую войну между хирургией и терапией, жадность главных врачей и про то, что стажеры соревнуются в гонках на инвалидных колясках, а иногда носят на спине товарищей по несчастью, которые громко кричат: «Орел». Флай не была уверена, что всему их этого списка можно верить, но вот тот факт, что Ангел находился здесь больше десяти секунд, заставил ее действовать – а вдруг правда, и он уйдет.

- Так вы живой, - обрадованно выдала Флай. – Вы не представляете, как я рада, что вы врач. Я очень люблю врачей. Так это вы меня оперировали? Значит, я обязана Вам жизнью, да? Я ваша вечная должница, можете просить меня о чем угодно – я все сделаю, - протороторила она, пока медсестра не отвлекла его внимания на себя.

Поверить в то, что он врач не составило труда, как только об этом он сказал сам – конечно врач, кто же еще? Кто еще может спасать жизни, кто еще достоин называться принцем в наше беспокойное время. Флай прониклась и через пару секунд уже мечтала о том, что сама станет врачом, и они с ее будущим мужем будут сидеть вечером у камина и обсуждать... что там обсуждают врачи?

Пациентов?
Фу, пациенты – это скучно. Пусть лучше мы будем обсуждать новый альбом Linkin Park.
Чушь, такую попсу такие мачо как он не слушают.
Ага, значит, ты знаешь кто это. Так и запишем, так и запишем. И запомним на будущее.

Набрав немного компромата на внутренний голос, Флай вернулась к своему Ангелу. Твой лечащий врач... Улыбка Флай на этих словах стала еще глупее, хотя глупее уже некуда. Но подумать только – врач, и только ее. Она бы мечтательно прикрыла глаза, но не хотела упускать и мига из того времени, что ей уделили – она бы с радостью и вовсе бы не моргала. Но моргать приходилось. Хотя моргание не так сильно мешало любоваться на бороду, и на едва заметную сеточку морщин, и красивые сильные руки, которые в ее фантазиях уже замыкали объятья на ее талии. Оригинальное чувство юмора, которое на этот раз выдало пассаж про кредиты, все еще ее не смущало. И никогда не будет смущать.

Ага, конечно. А через десять лет ты ударишь его по голове сковородой за следы зубной пасты в раковине, и он умрет от кровоизлияния в мозг. И ты даже не будешь плакать на его могиле.
Ничего подобного!
Чего-чего, знаю я этих женатиков – только на первый взгляд умильные. А на деле –монстры.

Мерзкая женщина, что украла у нее внимание ее Ангела, наконец договорила, но ответ Ангела заставил ее похолодеть. Швы? То есть, как это показать швы?  Я же не одета. И не причесана. И от меня несет лекарствами и всякими больничными штуками. А еще я не умыта, не накрашена, и вообще выгляжу совершенно не так принцесса. Нет, нет, нет, никаких швов, это еще что за номер? Давайте вы придете потом, через недельку-там. Да и вообще – где это видано при первой, ладно, при второй, встрече – уже требовать такое?

- Зачем швы? – Флай старательно попыталась отодвинуться подальше. Капельница и фиксатор ей не позволили, но порыв должен был быть оценен. – Может не стоит? У меня ничего не болит, все хорошо, честно-честно. Давайте, вы, может быть потом как-нибудь посмотрите, когда мы познакомимся немного поближе, а то я так сразу не готова. Я ведь даже не знаю Вашего имени – а Вы уже хотите смотреть швы, - Флай одной рукой покрепче вцепилась в одеяло. Вторая не сгибалась, но пальцы тоже судорожно сжались. Она не могла позволить своему Ангелу увидеть себя в таком виде. – Вот меня зовут Флай, я люблю мотоциклы и рисовать. А Вы?

Будет как в Фаусте. Просто прекрасно – а как было в Фаусте? Это вообще, школьная программа? У Флай были довольно отдаленные представления о Фаусте. Кажется, это был какой-то панегирик про ад, рай и чистилище. Кажется, по нему ставили пьесы, и кажется тетушка что-то напевала себе под нос. Если Флай не изменяет память – на немецком.

Я удивлена, что ты знаешь слово панегирик,  образованная ты наша.
А можно по блату выдать краткий экскурс по Фаусту?
Нет, тебе остается только кивать и улыбаться.

Флай сдулась – выбора и правда не было. Пришлось улыбаться. И поклясться на крови, что прочитает Фауста. И вдумчиво кивать. Кивала она вплоть до того момента, как оказалось, что доктор Мейсон – Уилбер, Уилбер, красиво-то как... Звонкое Уилл и грубое Бер. Можно напевать мотивы, чередуя, можно даже составить целую сонату, или сюиту, или написать поэму... Флай не очень хорошо разбиралась во всей этой мути со стихосложением, зато умела рисовать и целоваться. Вот это она умела на все сто. Но, если все же доктор Мейсон – Уилбер... Флай опять расплылась в глупой улыбке от одного только факта, что он сказал ей свое имя... Как она счастлива – сегодня просто лучший день ее жизни.

Ты же помнишь, что ты в больнице?
Ах, да, точно, он меня еще и спас. Он мой Ангел. Ангел Уилбер. Если такого раньше не было – то срочно нужно создать. Хотя....

Флай ненадолго задумалась – достаточно, чтобы понять, что Ангелам, наверное, слишком много запрещают и резво передумать считать ее – ЕЕ – лечащего врача Ангелом. Пусть он будет просто Уилбером.... В голове опять запели трели. Маленькие и звонкие колокольчики звенели в такт – Уил-бер, Уил-бер, Уил-бер.

Вернись с небес на землю, - прогремел ее внутренний голос и Флай встрепенулась. Рассиживаться действительно было некогда: еще немного и ее Уибер обидится и уйдет. Или рассердится, или еще чего... нельзя, ни в коем случае нельзя это допустить. Нужно срочно что-то предпринять.

Стони, - посоветовал внутренний голос.
Что?
Стони, говорю, и пожалобней.

Флай отмахнулась – она не желала вызывать жалость. Но, видимо выбора не было – иначе доктора она не больше не увидит. А Флай уже решила, что нашла любовь всей своей жизни – нельзя же расстаться с любовью всей ее жизни, так и не рискнув ее завоевать?

- Нет, нет, что вы. У меня ничего не замечательно. Вы абсолютно правы – мне просто необходим осмотр, - тут же затараторила Флай. – У меня голова болит, и ноги ломит, и спина раскалывается, и вообще, я чувствую себя на сто лет. И, кажется, что в правый бок воткнули палку – правда-правда. Но, - девушка немного опустила взгляд, отчего тут же получила пять очков от внутреннего голоса, - я же не могу вот так сразу, перед ней... мне неловко, - Флай кивнула на медсестру, внутренний голос застонал и добавил, что пять очков были из ста. Флай на него только зашипела. И тут же повеселела, решив, что закончить нужно на позитиве. – А вот руку смотрите прямо сейчас. Сколько угодно. Это меня волк цапнул, - доверительно поделилась Хонки. – Я хотела его погладить, а он возьми – да укуси. Я испугалась, и как шандарахнула ему по голове сумкой, а потом припустила к дороге. Вот, - счастливо улыбаясь закончила она. – А я же могу уже рисовать, Уилбер? – и добавила шепотом, - я же могу называть Вас Уилбер, пожалуйста, я так сразу пойду на поправку в два раза быстрее, - она захлопала рисницами. Воображаемый голос хлопнул себя по лбу. А Флай только что поняла. – А сумка? Со мной же привезли мою сумку? Там были все мои... все мое... краски, мелки, уголь... альбомы, там были мои альбомы, - тут она почувствовала, что глаза горят, и испугалась – а вдруг нет, а вдруг не привезли.... – Уилбер, скажите, что привезли, - она вцепилась рукой ему в халат. – Пожалуйста, скажите, что они остались...

Там были все ее лучшие работы, все наработки – она собирала портфолио много лет. Нет, это будет просто катастрофа... с самого начала.

Растяпа.
Просто мастер утешений, - огрызнулась Флай и с надеждой посмотрела на Уилбера – мистера Мейсона.