HP: AFTERLIFE |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » HP: AFTERLIFE » Афтерлайф: прошлое » Волшебник Изумрудного города
1. Название Волшебник Изумрудного города
2. Участники Гвидо Клэрион, Томас Певерелл
3. Место и время действия
Недавнее прошлое.
Площадь перед зданием "Кобры".
4. Краткое описание отыгрыша
Мало кому удавалось увидеть Оза, – сказал он. – Но я – Страж Ворот – отведу вас во дворец. Только сначала наденьте эти зелёные очки, чтобы вас не ослепили блеск и роскошь Изумрудного Города. Даже жители нашего города носят такие очки и днём, и ночью.
К этой акции Гвидо готовился давно. Цель он преследовал сугубо меркантильную - привлечь внимание к своей скромной персоне, поэтому к делу подошел обстоятельно. Уже не один месяц он или Кассандра дежурили около здания "Кобры", восстанавливая график передвижения Томаса Певерелла, особенно внимательно записывая перемещения охранников и высматривая у них наличие оружия. В ход пошел весь арсенал камуфлирующих средств, что только имелись в доме Клэрионов - от париков и накладных усов до анатомических накладок, превращающих прекрасное лицо Кассандры в маску старухи с язвами на щеках.
Особенно сложно было незаметно установить около входа жучки-камеры. Пришлось за полгода до дела начать играть в петанк. Гвидо в этом достиг немалых успехов, надо сказать, пусть ради меткости и пришлось на время исключить из рациона любые средства, влияющие на координацию движений. В назначенный день, пока Кассандра отвлекала внимание, изображая городскую сумасшедшую, Гвидо виртуозным движением подкинул во двор два камня со встроенными видеокамерами. Что забавно, как раз производства "Кобры".
Когда график передвижения Томаса был составлен и выверен, пришла пора продумывания идеологии. Ведь чтобы собрать толковый митинг, мало просто признаться в том, что тебе в последнее время стало поступать мало заказов и герберы на подоконнике загинаются без дорогущего удобрения. В этом деле неожиданно помог Ричард (чему сам потом был совсем не рад). Оброненная им фраза путем хитрых преобразований и породила в мозгу Гвидо гениальнейшую идею, которую он по праву считал одной из лучших своих находок.
Теперь на площади перед главным зданием "Кобры", стрелой пронзающей низкое небо Лондона, стояли не меньше тридцати человек. На каждом из них были зеленые очки - кто-то не стал усложнять и просто замазал стёкла обычных зеленой краской, а кто-то подошел к делу более ответственно. Кассандра смешалась с толпой, но ее всё равно было легко отличить по голубому платьицу, едва прикрывающему бедра, и собачке на руках. Собачку, к слову, тоже принес в дом Ричард (чему сам потом также был совсем не рад).
Чуть поодаль отирались Лев и Дровосек - кто-то из активистов, проявивших особое рвение в деле противостояния империи Томаса Певерелла. Обмотанный фольгой Дровосек выглядел скорее смешно, чем устрашающе, как и Лев, грим которому явно делал ребенок лет четырех.
Гвидо же подошел к своему образу с умом. Нашел шляпу и штаны, из найденного на рынке мешка сшил рубашку, набил ботинки и рукава сеном - колется, но зато как выглядит! Из еще одного мешка вырезал себе некое подобие балаклавы, из которой выглядывали только глаза и рот. Нос Кассандра нарисовала прямо на мешке, а заодно и предала холще вековые потертости и налепила пару заплаток - ни дать ни взять, только вчера был снят с шеста на кукурузном поле!
Особо тонкой деталью стал запах прелой травы, который Страшила распространял вокруг себя, стоило только открыть рот для выкрикивания очередного лозунга. Несведущие могли подумать, что к продумыванию образа Гвидо подошел слишком тщательно, но Кассандра знала, что за полчаса до выхода их запасы чудо-снадобий уменьшились на порядок.
Что самое главное - в наружном кармане холщовой рубашки ждали своего часа несколько склянок. Их черед еще не пришел, но сам факт их наличия приятно грел сердце и, в проекте, - кошелек, в который скоро посыплется золото от выполненных заказов.
Гвидо воевал за правду, и в данный момент правда была такова: ему была нужна эта реклама. Он ненавидел Томаса Певерелла, но ровно настолько, чтобы красиво смотреться на съемке репортеров, которые скоро приедут сюда за сенсациями и кадрами для прямого эфира. Он ненавидел "Кобру", но в данный момент рассматривал ее исключительно как средство собственного обогащения.
Уж кто-кто, а Томас Певерелл должен был понять и принять его стремление к устойчивому материальному положению. Пусть владельцу корпорации и суждено на пару недель стать главным посмешищем для каждого, кто сегодня вечером включит телевизор...
- Долой рабство, жители Изумрудного города! Оз, Великий и Ужасный, - лжец! - выкрикнула за спиной Дороти, и толпа радостно загудела. Краем глаза Гвидо заметил, как к площади подъехал фургончик с логотипом известного телеканала, и из дверей посыпались суетливые журналисты.
Последние пару недель он частенько собирал подобные митинги. Люди кричали, размахивали транспарантами - словом, делали всё, чтобы в последующем не вызывать у охранников Певерелла чувства опасения за своего босса. Вот и сегодняшняя акция с первого взгляда ничем не отличалась от предыдущих, только на этот раз у Гвидо имелась в рукаве пара тузов...
Две истины сбылись,
Вводящие к предвестью высшей власти,
Начало есть.
* * *
Вернемся в зал и замысел свой черный
Прикроем беззаботностью притворной.
Шекспир. Макбет.
Прошло двадцать четыре года с момента, когда Томас Певерелл впервые задумался о силе Искусственного Интеллекта в гостиной дома уважаемой миссис Уайт.
Прошло девятнадцать лет с момента начала компании по созданию крайне положительного образа этого самого Искусственного Интеллекта.
Прошло пятнадцать лет с момента, когда кивок его головы обозначил начало разработки чипа.
Прошло четыре года, с момента выстрела, который начал процесс разработки вживления чипа.
Три года с самого вживления.
Два года с запуска компании, которая убеждала людей, что гугл-очки и смартфоны - это прошлый век.
Месяц с момента презентации.
Осталось всего пара дней до дня икс. До запуска самого грандиозного плана в жизни Томаса Певерелла. У Томаса Певерелла было отличное настроение. Вернее, не так. Томаса лихорадило. Он плохо спал, почти ничего не ел и не отрывался от планшета. Он досконально проверял и перепроверял сроки, статистику, регламент презентации и готовность аппаратуры. Он никак не показывал, что меньше чем через неделю наступит самый важный день в его жизни.
А тем временем, кошмары никуда не делись - пусть его драгоценный сыночек и исчез с поля зрения, волнение не прошло. Зеленые глаза за зеленой вспышкой. Жуткие крики, смех, кладбище - все это выливалось холодным потом и выдержанным коньяком среди ночи. Это в офисе он предпочитал только апельсиновый сок. В его личных комнатах всегда находилась пузатая бутылочка, на которую Томас не мог не смотреть без отвращения. Он ненавидел алкоголь - но таблетки уже не помогали. А лихорадка перед презентацией - это не то, что ему нужно. Еще больше не нужно ему разговоров о том, что глава Кобры слетел с катушек и был замечен у психиатра. У него были и свои лаборатории, и свои врачи - но раньше хирурги ему были нужнее. Сейчас же...
Томас потер виски. Они уже подъезжали к офису.
После официального объявления о чипировании – в СМИ это называли углублением в информационные технологии, новая эра виртуальной реальности, прогрессивное мышление, etc, etc, etc.
На самом деле – это было чипированием, но Томас не любил некрасивые слова. И вещи некрасивые он не любил – а еще больше он не любил непрофессионализм и то, что сляпано на скорую руку. Зная род человеческий – то, что сделано криво живет очень долго – потому что переделывать никому не хочется. Работает – и ладно. Плохо сляпанные поделки у Томаса вызывали отвращение – и речь об этом ведется совсем не зря. У его офиса – уже который раз шел санкционированный митинг – чертова либеральная власть и митингующие. Томасу было интересно – какова почасовая ставка у этих борцов за правду – обычно в поддержку левых всегда выступают какие-нибудь не очень надутые денежные мешки. Но покрасоваться в самодельных нарядах и покричать на занятых людей, при этом еще и получив пару фунтов – для этого бездельников всегда хватало.
- И что им только дома не сидится, да мистер Певерелл? – его новый водитель после этого вопроса уже практически был уволен – Томас ненавидел бессмысленный треп по дороге на работу. Голова разболелась только сильней. Томас проигнорировал высказывание и набрал личного помощника.
- Бриджит, вы на месте?
- Да, мистер Певерелл. Мы уже работаем над устранением митинга, - Томас скривился – мы уже работаем. Конечно, они работают – только вот митинг никуда не делся. Певерелл не любил свою личную помощницу, впрочем, не любил – это мягко сказано. Она была въедливая, беспринципная и крайне расторопная. У нее находился ответ на любой вопрос и она была невероятно падка на скандалы. Она могла скормить что угодно и кому угодно – но вот находиться с ней в одной комнате дольше пяти минут – это было выше его сил. Она была верна только себе, но зато до мозга костей профессиональна – это был как раз тот случай, когда Томас мог задуматься над важностью компетенций. Мог задуматься – но чаша весов, на которой лежат рабочие навыки все равно перевесит. Мисс Москито была ему нужна – как когда-то давно был нужен Джек Статуар.
- Это не должно помешать пресс-конференции сегодня, - напомнил он. Хотя она и сама прекрасно знала. И то, что нужно будет очень качественно поработать с прилетающими сюда, как мухи, журналистами, и то, что это должно податься как пережитки прошлого... Она умела работать – эта мисс Москито. - И уберите их с прохода – я не могу даже в офис въехать, - у тонированных окон зло потрясал транспарантом лев – вероятнее всего, это был лев. Растрепанные, не расчесанные волосы, напоминавшие мочалку, мелкие уши, облезлый хвост и размалеванная физиономия. Смешно – Лев должен быть царем зверей, а здесь царь – безмозглый Страшила. И чего они только хотят добиться этими демонстрациями?
Томас был убежден, что верными могут быть только два пути – тихий и кровавый. Или никто не знает о том, что происходит – что прекрасно. Остолопы пьют свой чай, пока вершится революция. И кровавый – остолопы берут в руки ружья и бьются за того, кто красиво говорит. Мисс Москито утверждает, что от митингующих никакой опасности исходить не может – обычно она не ошибается, но Томас не вчера родился – лучше он подождет охрану.
- Вот уродские костюмы, да, мистер Певерелл?
- Как Вас зовут?
- Так Метью...
- Метью, вы уволены с этого часа. Можете подойти за расчетом в отдел кадров. Положенные две недели можете не отрабатывать – испытательный срок Вами не пройден, - Томас Певерелл ненавидел глупость и фамильярность. Метью – был воплощением глупости и фамильярности.
- Бриджит, - раздраженно сказал в трубку Томас. – И найдите мне нового водителя. Или узнайте, когда из больницы возвращается Филипп.
- На следующей неделе, сэр. Я подыщу Вам другого, - затараторила Бриджит и пропала на секунду. - Охрана уже вышла.
- Просто прекрасно, - Томас положил телефон и начал постукивать пальцами по подлокотнику в нетерпении – он хотел как можно быстрее убрать эту толпу из поля зрения.
На горизонте показались охранники – люди в черном и с наушниками, одним своим грозным видом убирающие людей с дороги. Томас помассировал виски. Кажется, в столе у него был аспирин. Точно должен быть.
- Но как же... мистер Певерелл...
- Мэтью – я правильно услышал, ведь так? Метью, если вы являетесь обслуживающим персоналом – вы должны учитывать пожелания своего клиента и работодателя. От Вас требуется следить за дорогой и молчать. Вы не выполнили одно из двух принципиальных правил. Запомните это на будущее, - дверь распахнулась, один из охранников сдержанно кивнул.
- Прощайте, Метью, - Томас надел темные очки, пригнул голову и выбрался из машины. Свет этим летом раздражал сетчатку просто нещадно, а тепла как не давал – так и не дает.
Личность первой помощницы согласована с администрацией. Спешите видеть - Рита Скиттер.
Несколько журналистов уже подбежали к Дороти. Гвидо их понимал – он и сам выбрал бы из всего этого вертепа именно ее, красивую женщину с длинными ногами, которые она с удовольствием выставила на всеобщее обозрения. Собачка на руках жены тявкала, вторя гомону толпы, и Кассандра передала ее стоящему рядом молодому человеку, как только над ее головой завис пушистый микрофон с эмблемой одного из центральных каналов.
Гвидо не сомневался, что его избранница сможет залить уши репортеров сиропом, которого они так жаждали. Что-нибудь про мировое господство, к которому так тянет Певерелла, и мировое рабство, которое ожидает всех тех, кто в ближайшему будущем будет восторженно смотреть в лицо своему кумиру, оглашающему правильные вещи на своей пресс-конференции.
Кассандра как бы невзначай шагнула на пару шагов в сторону, игриво улыбаясь и явно вплетая движение в своё тщательно отрепетированное интервью. Гвидо оглянулся и увидел автомобиль, который во всей Англии могли позволить себе только члены Парламента и Томас Певерелл. Усилиями Дороти автомобиль, ровно как Страшила, теперь находились в кадре.
Гвидо улыбнулся, предвкушая скорую развязку. Вдалеке на дороге мигнул фарами еще один телефургончик. Главное, чтобы новоприбывшие журналисты не выбрали его, Гвидо, своей жертвой. Он, конечно же, подготовил душещипательную речь о мировом господстве и мировом рабстве (немного отличающуюся от текста Кассандры, но с идентичным посылом), но сейчас миссия Страшилы заключалась совсем не в том.
Автомобиль Певерелла (даже язык не поворачивался назвать это чудо техники вульгарным словом «машина») остановился перед толпой. Гвидо навострился, готовясь к тому, что из задних дверей выбегут несколько бравых ребят, одной левой способных отправить обратно в Канзас и Дороти, и всех ее друзей. Однако авто стояло неподвижно, и за стеклом мелькнул мимолетный отблеск – Певерелл разговаривал по телефону.
Конечно, он просит вызвать охрану. Все те же бравые ребята, но к их появлению Гвидо был готов. Они выйдут из здания «Кобры» и дадут Страшиле фору в несколько драгоценных секунд, которых хватит на то, что станет украшением этого унылого сборища и войдет в историю.
Журналисты за спиной быстро выгружали оборудование. Оператор вскинул камеру на плечо, ассистентка зорко выцепила Гвидо из толпы – и ткнула в его сторону карандашом, давая команду своим коллегам. Гвидо аккуратно дотронулся до флакончика. Плотно прилегающая крышечка снялась легко, и содержимое склянки испачкало пальцы.
Двери «Кобры» распахнулись. На улицу высыпали несколько охранников. Гвидо оглянулся, поймав быстрый взгляд Кассандры. Окружающие ее журналисты были в полном восторге, еще больше распаляясь от перспективы появления в кадре самого Великого и Ужасного.
Гвидо не мог сказать, что не разделяет их чувств.
Охрана растолкала массовку, Лев и Дровосек грозно вскинулись и заорали что-то нечленораздельное. Толпа радостно подхватила, но близко приближаться к охране не рискнула. Никто из них не был информирован о плане Гвидо. Оно и к лучшему – черт знает, сколько еще авантюристов захотят разделить его славу.
Дли приличия выкрикнув что-то патетичное, Страшила двинулся за толпой вслед охранникам. Те отмахивались от активистов, как от назойливых мух, и на неотягощенных интеллектом лицах застыла скука. Еще бы, подобные сборища им приходилось разгонять едва ли не каждую неделю.
Гвидо почувствовал, как на его плечо легла чья-то легкая рука, и, оглянувшись, увидел милую журналистку, протягивающую микрофон.
- Как вы прокомментируете сегодняшний митинг? – выкрикнула она, перебивая гомон толпы. Без приветствий и прелюдий – Гвидо догадывался, что всё остальное журналисты доснимут позже.
По левую руку отирался оператор, стоически лавируя среди движущейся толпы. Гвидо мог бы ему посочувствовать, но сейчас его мысли были сконцентрированы на другом.
Нелепый Лев выступил вперед, нагло влезая в кадр. Гвидо уверился, что всё ещё маячит на фоне новой телезвезды, которому едва ли хватит ума связать несколько слов, и двинулся дальше.
Дождавшись своих верных псов, Певерелл без опаски открыл дверь авто. Он уже привык видеть собрания около своего детища, но неужели его не насторожило, что сейчас это были не просто люди, а жители страны Оз?
Пес, которого Дороти снова взяла на руки, пронзительно тявкнул. Журналистка ткнула микрофон в лицо Льву и прокричала:
- Как вы прокомментируете сегодняшний митинг?!
Дровосек грозно взревел, когда нога в блестящей туфле ступила на асфальт. Жители Изумрудного города сняли очки и швырнули в закрывающую Певерелла охрану, повинуясь какому-то бессознательному коллективному порыву.
- ВЕЛИКИЙ ОЗ – ЛЖЕЦ И ТРУС!!! – грянуло со всех сторон. Гвидо захлебнулся бы от восторга, если бы у него было на это время.
Вместо этого он выбросил вперед руку с флакончиком. Второго шанса не будет. А если всё получится, то ближайшие пару месяцев он вряд ли сможет обсудить произошедшее на семейном ужине. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Флакон с изумрудным содержимым был доставлен прямиком из России. Англичане не производили ничего подобного – возможно, поэтому протестные акции в Туманном Альбионе носили не такой яркий характер. Цена раствора была смехотворной, а вот выгода от его использования могла затмить даже самые смелые предположения.
Так или иначе, склянка с потертой надписью на русском языке опустела, а ее содержимое неотвратимо приближалось к лицу Оза, Великого и Ужасного.
Когда бы между мною и Миланом
Не совесть — двадцать совестей легло,
Как ледники или озера лавы,
Я все равно бы их перешагнул.
Шекспир. Буря.
- Великий Оз - трус и лжец, полыхнуло со всех сторон. Да уж, лжец. Томас Певерелл предпочитал вообще не лгать. У него была прекрасная память и крайне изворотливый ум. Но врать было, прямо скажем, не эстетично. К тому же, сказать правду можно было так, чтобы ей никто не поверил. К тому же, откровенно лгать опасно. Хорошие специалисты могут раскусить, а Томас Певерелл не работал на МИ-5, чтобы точно знать, что его не уличат во лжи. Он был неплохим лицедеем, но на Золотой Глобус не претендовал. Он был хорошим оратором, но до Сократа ему было далеко. Манипулятором он тоже был отменным, но никак не Макиавелли. Так что ложь была сомнительным инструментом. Особенно вкупе с его природной раздражительностью. Сейчас голова просто разрывалась. Перед глазами все застилало пеленой. Красный туман - как в фильмах шестидесятых годов. Но показывать слабость на публике было нельзя, только не перед толпой. Заклюют.
Томаса медленно накрывало бешенство.
Бешенство, растекающееся по венам бешенство. Оно стягивает грудную клетку, не дает дышать. Оно разливается по венам, обостряет чувства. Ты остро слышишь собственное дыхание, как слюна заполняет рот. Как сокращается горло. Как медленно происходит все вокруг.
Томас прекрасно знал, как чувствуется бешенство. Это было самое знакомое ему ощущение. И как невероятно сложно отследить тот самый момент потери контроля — и как непросто восстановить его обратно. Особенно, когда от боли раскалывается голова. Бешенство никогда не возникает на пустом месте и никогда не приходит одно. Оно накапливается небольшими капельками. Раздражающий водитель, личная помощница, один взгляд на которую заставляет содрогаться. Митинг, который который мешает работе. Серьезно — испытания сегодняшнего дня напоминали университетские годы. Тогда на него смотрели с недоверием, задирали нос и обзывали трусом. На взгляд Томаса — это они были трусами. Те, кто прятался за ликами толпы, смешиваясь с массой, боясь сказать и слово поперек. Боясь заявить в полный голос о своих намерениях. «Великий Оз, трус и лжец». Прекрасная аллюзия на сказку про известного фокусника, оказавшегося не в том месте, но обладавшего недюжинным умом и хитростью, раз он сумел выжить в той клетке с тиграми и магией. Томас считал, что этот человек достоин восхищения, но плебеи всегда ратовали за равенство и справедливость. Какое может быть равенство в иерархической системе рабочей силы. Изначальные условия не равны: условия рождения, физическая форма, одаренность и способности. Внешняя привлекательность, ум, деньги — как можно говорить о какого-то рода равенстве, если не нельзя найти абсолютного сходства даже между близнецами. В этих самых индивидуальных различиях и была сила. То, что может один не может другой, коллективный разум может быть создан только из миллионов различных разумов. Концерны работают на различиях. Кто-то продает, кто-то создает, кто-то руководит. Идеальная система, которая работает. А те, кого это не удовлетворяют — просто ленивые увальни, не стоящие того, чтобы о них жалеть. Хотя и они тоже необходимы для того, чтобы двигать прогресс еще больше. Дальше, выше, идеальнее. Многие системы работают вопреки тем, кто пытается эти системы саботировать. Сторонники же утопичности, эти вечные противник развития, останутся с носом — об этом написана ни одна книга.
На этой патетичной ноте размышлениям Томаса пришел конец. Он чуть повернул голову и, словно в замедленной съемке увидел, как прямо на него несется зеленая струя. Реальность словно замедлилась. Томас кристально ясно понял, что под эту стру. Попадать нельзя ни в коем случае — инстинктивное стремление сохранить самое ценное, что у него есть — жизнь. Иначе страх смерти превратится в ее саму собственной персоной. Но то, что произошло дальше, у Томаса объяснений не нашлось. Зеленая жижа летела прямо на него. Все, что он мог сделать — это инстинктивно заслониться рукой. На этот достаточно нейтральный жест, зеленая жижа отреагировала оригинально: она сменила траекторию и обнаружила прямое попадание прямо в шею ближайшего к нему телохранителя. Тот закричал. Томас выпрямился.
- Паркера в медпункт. Страшилу — ко мне в кабинет. Очистите проход. Держать строй, - еле сдерживая бешенство, он стремительно направился ко входу. Они. Посмели. Напасть. На. Него. Прямо. У. Офиса. Мрази.
Теперь у него была пара актуальных вопросов. Первый. Кто «они»? Кому достало ума нападать на владельца «Кобры» за день до презентации? Второй. Что видели журналисты и можно ли скрыть произошедшее от прессы? Третий. Кто такой этот Страшила? Исполнитель? Фанатик? Что он добивался этим жестом? Или на кого он работает? Кто его подослал?
- Бриджит, - бросил он помощнице на ходу, минуя лестницу. - Разберись тут со всем. Я хочу, чтобы история выглядела прилично.
Толпа сзади возмущалась и сбить настроение было непросто. Но она справится. Москито кивнула и исчезла в толпе.
Новости будут поданы под наилучшим соусом. А он пока подождет Страшилу в кабинете в компании апельсинового сока и аспирина.
Отредактировано Lord Voldemort (2018-07-11 23:19:33)
Происходящему находилось только одно объяснение – Гвидо выбрал не ту траву.
Изумрудная жижа, так легко и прицельно вырвавшаяся из флакончика, изменила траекторию в самый распоследний момент. Коснулась руки Певерелла и скользнула в лицо его телохранителя, как верная змея, которую зачем-то заставили напасть на хозяина.
Бывают ли змеи верными? Гвидо сомневался. Ползучие гады вообще вряд ли обладают способностью чувствовать к кому-то уважение. Не будут же они уважать сапог лесника, который в любой момент может спуститься сверху на их глупую голову. Или кролика, который слишком долго боролся за свою жизнь, трепеща в тисках змеиных колец. Или медведя, который без прелюдий может разорвать их тело на части, не обращая внимание на количество яда в клыках.
Какие, к черту, змеи?!
План провалился!
Где-то рядом завопила Кассандра. Гвидо и сам удержался от гневного возгласа только потому, что был чрезвычайно озадачен траекторией полета секретной русской жижи. Может, в нее был встроен искусственный интеллект? Нано-роботы, повинующиеся первому закону робототехники?!
Мерлиновы кальсоны, план провалился! Какая разница, почему?!
Кальсоны, кальсоны… Гвидо почесал макушку, наблюдая, как охрана Певерелла, словно в замедленной съемке, утаскивают куда-то невезучего Паркера. Ему, в принципе, ничего не угрожало, кроме пары недель подколов от коллег и славы на всю страну. Оставалось надеяться, что мистер Зеленая Шея втайне лелеял надежду стать героем какого-нибудь телешоу. Если бы он не успел вовремя отвернуть лицо, то мог бы играть пришельца с далекой планеты в каком-нибудь малобюджетном фильме, где привыкли экономить на гриме.
Из странного оцепенения Страшилу вывел хороший тычок под ребра. Только что Певерелл отдал приказ доставить его в свой кабинет. В толпу скользнула до неприличия пронырливая девчонка, которая должна была наладить контакт с прессой и выставить произошедшее в выгодном для Оза свете. И казалось, что она могла это сделать.
Пара крепких ребят бесцеремонно подхватили Гвидо под локти. Тот ойкнул, стараясь отыскать в беснующейся толпе Дороти и дать ей понять, что об этой Бриджит стоило позаботиться. Если не удался основной план, то следовало хотя бы сделать так, чтобы произошедшее не пошло Певереллу на пользу.
Дороти в толпе видно не было, только край коротенькой юбки мелькнул где-то в стороне. Оставалось надеяться, что Кассандра сообразит, что к чему.
Гвидо тем временем не слишком тактично отбуксовывали прямо в здания «Кобры». Тумаки летели со всех сторон. Склянка от зеленки осталась где-то на земле, наверняка став предметом внимания телекамер.
Оз, окруженный широкими спинами секьюрити, шествовал впереди. Гвидо мог бы поклясться, что это была самая яростная спина из всех, что ему доводилось видеть.
Страшила не пытался сопротивляться. Разум подсказывал, что его тщедушное тело вряд ли могло что-то противопоставить здоровенным охранникам. Нельзя было надеяться даже на то, что те отобьют костяшки пальцев – костюм-то был вполне себе мягким.
Путь до кабинета занял вечность, во время которой Гвидо не преминул пересчитать коленями и лодыжками все ступени лестничных пролетов «Кобры». Отстраненно думалось о том, чем же закончится этот вечер и придется ли Ричарду в очередной раз читать родителям нотации о непристойном поведении и недопустимости нападений на людей.
Или один из родителей так и останется в застенках «Кобры».
Спустя вечность и двести одну ступеньку его все-таки дотащили до злополучного кабинета. Приземлившись на пол, Клэрион мгновенно стянул запревший костюм. Нет, он, конечно, был ему благодарен хотя бы за целые ребра, но беседа предстояла долгая, а сено грело ничуть не хуже меха какого-нибудь несчастного животного.
- Очень ловко, мистер Певерелл. Вам бы в цирке выступать.
В этом ничего не будет удивительного, отчего бы и не поговорить Льву, когда столько ослов разговаривают?
Шекспир. Сон в летнюю ночь.
Мигрень подступала все ближе. Когда-то при конструировании здания Певерелл намеренно отказался от лифта в свой кабинет. Он и так достаточно сидел на одном месте, а времени на долгие променады обычно не находилось. Лестницы были его ежедневным тренажером. Не то, чтобы супер современным. К тому же, в его личном кабинете, который находился на самой верхушке башни и в который не допускались посторонние, лифт все же холл. Хотя Томас был бы больше рад, если бы не лифт туда ходил, а щелчком пальцев можно было перемещаться из самого дома. Времени на дорогу в переполненном Лондоне уходило непозволительно много. А с телепортацией дело пока было швах. Даже самые выдающиеся физики современности только маялись с переносом фотонов. Томас считал, что пройдет еще не меньше двадцати, а то и пятидесяти лет, когда первые опыты завершатся успешно. Все открытия требуют свое время. А может опыты ждут глобальный провал. Томас еще раз вздохнул об упущенной возможности мгновенных перемещений и подумал, что, если бы мог появляться на работе как Санта – то проблем с толпами демонстрантов бы не было. Или… можно подумать о том, чтобы прилетать на работу на вертолете. В принципе – отличная идея. Позволить себе вертолет. Или просто переселиться в офис – следует подумать об этом на досуге.
Желательно после того, как фармакологический мессия решит проблемы с головной болью. Занятно как сильно на работоспособность влияет простая головная боль. Или на раздражительность. Стоит только забыть дома обезболивающие – и добродушный дядюшка-начальник превратится в монстра. Или милейшая девушка выльет ведро помоев на собственного молодого человека. Как непостоянны человеческие страсти, кто бы знал.
Томас Певерелл не был подвержен всему этому гормональному аду – как минимум потому, что и в обычной жизни он ангельским нравом не отличался. Он отличался только высочайшим самоконтролем – и то, только в те моменты, когда ему это было жизненно необходимо. Сейчас ему это было жизненно необходимо. Потому что эти демонстранты из Страны Оз были кем-то подосланы и что-то затевалось.
А еще его очень тревожила летающая зеленая жидкость и – что там? – и то, какой сильный импульс ужаса быть убитым в ту секунду, когда его коснется зеленая дрянь – это было не только выше его понимания. Это было совсем не в его характере. И это пугало еще больше. Что еще за странные нервные выступления, словно у девушки-институтки. Он бы еще взвизгнул от зрелища паука на комоде – и тогда его репутации пришел бы конец. Томас любил зеленый цвет. А еще он любил, когда у него не болела голова. Он уже три минуты как в офисе. Где его апельсиновый сок. И как опять зовут его секретаршу? Мередит? Мелани? Он никак не мог запомнить. Они менялись еще чаще, чем охранники. В интересах безопасности. Текучка на скучные должности – это стабильность любой хорошей компании. Если нет текучки – нет продвижения по карьерной лестнице. Это не то, чего стоит ожидать. Кадры не должны застаиваться – кадры должны работать. Он нажал кнопку вызова и поторопил даму с апельсиновым соком. Она – всполошенная – появилась через минуту.
Еще через минуту после того, как Томас выпил таблетку и откинулся на кресло, в кабинет ввели Страшилу. Парни опустили его на пол, и пока тот возился с костюмом, Томас успел его разглядеть. Размазанный грим, или просто неопрятно нанесен изначально, пятна от пота на футболке – видимо, костюм был жаркий. Реальная солома в углу его кабинета. Теперь придется избавляться от мусора.
- Очень ловко, мистер Певерелл. Вам бы в цирке выступать, - Томас еле удержался от того, чтобы не приподнять удивленно брови. О чем это он?
Не может ведь быть, что…
Коммутатор ожил.
- Минуту, - Томас принял вызов. – Да?
- Мистер Певерелл, это Бриджит. Паркер в порядке. Это просто яркая зеленая краска. Достаточно стойкая и неприятно пахнет – больше ничего криминального пока не нашли. Толпу еще не разогнали, пока в процессе. Думаю, договориться с телевизионщиками – пусть возьмут у вас короткое интервью о произошедшем.
Томас бросил взгляд на часы. – Пусть подъезжают не раньше полудня. У них будет полчаса на все.
Яркая зеленая краска, значит. Они не хотели навредить – хотели только привлечь внимание. Зачем? Что за глупые акции? Томас терялся в догадках, кто мог пойти на такой примитивный и бесполезный ход – скандал не снизит продажи, а газеты любят полоскать его имя. Одним скандалом больше…
- Мои таланты могли бы пригодиться в множестве областей. Я выбрал IT. Могу предложить Вам воды, чай, кофе, - Томас указал на стул напротив. – Полагаю, в костюме Вам было жарковато. В какой же области помимо красочных выступлений на публику используются Ваши таланты?
Томас Певерелл объективно считал, что вопросы в лоб работают только в момент внезапности – во всех прочих случаях хорош вежливый выматывающий подход.
Гвидо тяжело вздохнул. Его уже отпустило, поэтому мир то и дело терял четкие формы. Кабинет Певерелла прыгал перед глазами, и ему чудилось, что посередине стоит длинный стол, вдоль которого сидят фигуры в черный одеждах. Певереллу в этой пасторали было отведено главное место - все лица смотрели именно на него.
Как, впрочем, и сам Гвидо. Он тщательно моргал и щурился, превращая длинный стол в обычный офисный (может, это был и совсем не обычный стол, из какого-нибудь дорогущего дерева или металла - Гвидо не был спецом по столам). Черные фигуры растворялись, какие-то из них превращались в стулья и кресла - но каждый предмет мебели, даже ручка, лежащая около компьютера, всё равно упрямо таращился на Томаса.
К Гвидо пришла мысль, что он связался не с тем человеком.
Лучше бы он голышом стоял на парапете Темзы и вопил матерные частушки о том же Певерелле. Что-нибудь бесвкусное и броское, типа притчи о любовных похождениях его матери. Внимание прессы было бы обеспечено, а риск для здоровья - сведен к минимуму.
К сожалению, думать об альтернативах было поздно. Гвидо мысленно послал себе самому, живущему в параллельном мире, где время запаздывает на пару недель, просьбу хорошенько обдумать решение вмешиваться в жизнь Томаса Певерелла.
И вернулся в кабинет.
Кабинет был обставлен со вкусом и внушал невероятный ужас.
Гвидо казалось, что его оглушенное тело висит над столом, аккурат над новеньким компьютером, и пускает слюни на ровную стопку документов.
Гвидо казалось, что Томас смотрит на него и поливает зеленкой.
Гвидо казалось, что Кассандре придется в одиночку раздавать всех бездомных кошек, которых Ричард притащил домой за последние пару месяцев.
Гвидо казалось, что он напросился на большие неприятности.
К сожалению, Гвидо не казалось.
Томас вел себя подчеркнуто вежливо. Гвидо чувствовал бы себя намного лучше, если б тот разбил чернильницу о его голову или опрокинул на него шкаф. Кинул стул, столкнул стол так, что тот врезался бы точно в его колени.
В конце концов, банально разбил морду.
Вместо этого Певерелл договорился об интервью с прессой и пригласил Гвидо сесть. Это сработало намного лучше, чем удар по коленям или оплеуха.
Клэрион мог бы списать всё это на побочные действия выкуренной травы, но факт оставался фактом: он чертовски боялся. А еще больше боялся того, что страх этот не имел рационального основания. Опыт подсказывал, что если паниковать начинает даже твое бессознательное, самое время собирать манатки и сбегать в Мексику.
Гвидо бросил быстрый взгляд на дверь, за которой наверняка стоят верзила охранник. Даже если нет - он вряд ли сможет выбраться из запутанных коридоров "Кобры". Даже если сможет - на выходе наверняка дежурит охрана, уже осведомленная о произошедшем. Даже если не стоит - Певерелл непременно наведается в его дом какой-нибудь темной ночью и тихо пристрелит всех троих.
Стул был вполне удобным, но Гвидо с большим удовольствием уселся бы на груду битого стекла. Певерелл завел вполне невинную беседу, но Гвидо бы лучше выслушал гневную тираду о том, какой он негодяй и сколько денег с него взыщут на новый пиджак охраннику.
Хотелось бросится обратно на пол и молить о пощаде.
Вместо этого он собрался и решил делать то, что делал во всех чрезвычайных ситуациях.
То есть неси чепуху.
- О, очень мило с вашей стороны, Томас. Можно мне кофе со сливками, будет здорово если еще с щепоткой корицы. У вас тут большие кружки? Если да, то три ложки сахара, если не очень большие - то две. Если средние, то тоже три, пусть лучше будет слишком сладко. Оставалось надеяться, что его голос не дрожит и не выдает ужаса, в котором он завяз по самое горло. - Да, вы абсолютно правы, в костюме было очень жарко. Еще все эти движения, сами понимаете, заводить толпу - и так пришлось попотеть, да еще и сено...
Он нервно сглотнул. С лица Томаса на него смотрели два глаза с вертикальными щелками вместо зрачков.
Я сначала думал сделать что-нибудь попроще, можно было зайти в маскарадный магазин и купить что-нибудь ширпотребное, типа костюма, в которых дети выступают на утренниках, но посчитал, что лучше всё сделать самому.
Лицо Певерелла побледнело и вытянулось. Если между тонких губ скользнет змеиный язык, Гвидо точно лишится чувств. Пот заливал его глаза, темные круги расплывались на вороте, спине и подмышками. Трясущиеся ладони он зажал между бедер, стараясь не думать о том, как будет брать свою чашку кофе с тремя треклятыми ложками сахара.
- Вы действительно хотите поговорить о моих талантах? Это так любезно. Их у меня много. Я неплохо шью, пишу статьи, одно время даже выпускал журнальчик со своими материалами. Там еще были сделанные мной же фотографии - да, я, кстати, весьма недурно фотографирую. Сказки пишу, - он зажмурился, и лицо Томаса вернуло человечьи черты. - Про всякие глупости типа фонтана удачи, табуретки, которая скачет сама по себе и братьев, которые хотели обмануть Судьбу. У них не получилось, кстати.
Про главный талант, который вкратце заключался в знании шестидесяти способов приготовления наркотиков из гортензии и зубного порошка, Гвидо, само собой, распространяться не собирался.
- А почему вы спрашиваете?
Fear was born.
Из причин появления поста.
Немолодой уже человек пристально вглядывался в стол. Стол был совершенно обыкновенный, а взгляд у человека – расфокусированный. Томас предположил, что дело не обошлось без наркотиков. Он уже много лет не сталкивался с наркоманами. Хотя нет, сталкивался, но об этом неприятном инциденте лучше забыть.
Томас не любил неожиданности. Очень сильно не любил. Он предпочитал, чтобы его гугл календарь регулярно обновлялся, чтобы с утра на столе лежала распечатка всех его встреч, чтобы деловые мероприятия, пресс-конференции и рабочие совещания не переносились. Он не любил хаос, и всячески стремился от него избавится.
Немолодой человек, который так и не представился – привносил в этот кабинет хаос одним своим присутствием. Опять заболела голова – когда уже таблетка подействует. Томасу хотелось разобраться со всем этим как можно скорее. То, что скоро не получится было очевидно с порога. Томас нажал кнопку на коммутаторе.
- Кофе со сливками, большой. Корица, три ложки сахара, - Томас отпустил клавишу и скрестил руки на груди. Человек очень волновался и поэтому много болтал. Любопытно. Обычно болтуны не способны на большие и глобальные тайные планы. Только если это не болтуны под прикрытием. Что вполне возможно. Обычно Певерелл не занимался такими вещами лично, но сегодня его присутствие было обязательно. Не только из-за презентации, то и из-за зеленого цвета.
Страшила нес чушь, но из его чуши выделялись крайне любопытные вещи. Томасу Певереллу был безразличен этот человек сам по себе, но были отнюдь не безразличны его мотивы. И эти мотивы можно было выделить из его сумбурной речи. Заводить толпу, например. Зачем ему заводить толпу? Чего он хотел добиться акцией протеста, массовым вниманием к проблеме? Революционер? Страшила не походил на революционера. Он походил на наркомана средней руки, с претензией на оригинальность. И претензией на вкус. Костюм действительно получился неплохим. С поведением человека происходило что-то очень странное. Он боялся. Боялся Томаса Певрелла. Почему он его боялся? Что за чушь? Потеющие ладони, спрятанные в коленях, быстрая речь, расширенные зрачки – человек был в такой панике, что Томас почувствовал себя центральной персоной темного ритуала. Словно он потрошил новорожденных младенцев прямо на своем рабочем столе. Кровь этих самых младенцев он сливал в кубки, расставленные по четырем краям стола, а после, как положено во всяком хорошем ритуале, он на черной латыни читал послание и запивал кровью, удовлетворенно ухмыляясь. Мерзость какая. Томас совершенно не представлял, зачем его бояться. Сам Певерелл боялся глобальных вещей – смерти, старости. Может быть, боли. Больше всего Томас ненавидел время, и его боялся больше всего. Время неумолимо. Оно совершенно не подвластно воле. Оно монументально. И его следует бояться. А человек… Томас никогда доселе так не ощущал чужой страх. Презрение, ненависть, восхищение – да. Любовь, равнодушие, заинтересованность. Может быть, похоть. Но страх? Зачем? Страх – это только когнитивная схема, которая детерминирована прошлым опытом для того, чтобы избежать последствий в будущем. Можно бояться собак, потому что в детстве тебя укусила овчарка. Можно бояться гор, потому что ты можешь быть внезапно погребен под лавиной. Можно бояться потерять статус, положение в обществе или родного сына – легко. Человек боится не персону, а последствий. Испытывать опасения по отношению к персоне можно только в случае, когда персона может повлиять на то, что тебе дорого. Томас Певерелл обладал властью, это верно. Но он крайне редко использовал ее для того, чтобы уничтожить кого-либо. Обычно он пользовался более нетривиальными методами. К тому же – чего бояться этому клоуну? Он определенно не высоко летает. Хотя, каждому всегда есть что терять. И не каждый понимает, что он соринка в глазах монументального. Томас научился этим пользоваться больше двадцати лет назад, но так и не понял, зачем люди его боятся – этим они только дают ему неограниченную власть. Страхом и болтовней.
Буквально следующей фразой этот человек ответил на вопрос Певерелла. Журналист. Издатель. Сказочник. Искал вдохновение в своих выступлениях? Так масштабно? Зачем ему Томас и его продукт? Что за чушь?
- …и братьев, которые хотели обмануть Судьбу. У них не получилось, кстати.
На Томаса последняя фраза подействовала как красная тряпка на быка. Он вскинул голову и пристально посмотрел на автора. Создавалось ощущение, что это что-то важное. Что это уже было. Три брата. Три подарка. Три судьбы. Одна сила. Одна тайна. Одно бессмертие. Томас отогнал от себя видение черного моста над рекой и мрачной тени вдалеке. Иногда ему снились очень красочные сны. Иногда эти сны не давали ему спать. Иногда в этих снах он раз за разом убивал собственного сына. Томас не любил спать.
В кабинет вошла секретарша. На этот раз момент ее вторжения был идеален. Томас не желал вспоминать кошмары, а его невольный гость был только рад отвлечься. Секретарша принесла кофе и еще стакан сока. Похвально. Она определенно задержится дольше, если будет продолжать в том же духе. Он кивнул, девушка молниеносно опустила перед каждым из них напиток и испарилась.
– Итак, мистер… вы, к моему сожалению, не представились, - он отпил сока и почувствовал себя чуть лучше, хотя голова теперь болела еще и этим неудобным страхом. - Благодарю вас за полный рассказ. Только подскажите мне одну интересующую меня деталь. Как я понял, Вы автор – статьи, сказки, даже собственный журнал. Что же привело столь творческую натуру в сферу организации пикетов? Чем вам не угодил мой продукт? Я Вас внимательно слушаю, и даже могу попробовать развеять ваши сомнения. Как у любого волшебника у меня есть свои тайны, но большая часть информации совершенна открыта.
Twinkle, twinkle, little star, how I wonder what you are.
Гвидо старался думать не о том, где находится сейчас, а о маленькой заплутавшей звездочке, что бродит по ночному небу. О Кассандре, которая напевает эту песню маленькому сыну, и тот перестает плакать и засыпает.
Up above the world so high, like a diamond in the sky.
Он бормочет слова себе под нос, а Томас Певерелл тем временем теряет очертания и превращается в того, кого Ксено Лавгуд боялся больше всего на свете. Жуткие глаза с вертикальными зрачками, серая кожа цвета старой бумаги, длинная роба – мантия, да, такие носят все волшебники. Гвидо таращит глаза, вглядываясь в узоры на столешнице, и почти узнает Волдеморта, но потом переводит взгляд – и сидящий напротив человек оказывается всё тем же Томасом Певереллом.
Свети, звездочка, свети. Гвидо выглядит полнейшим торчком, Гвидо чувствует себя полнейшим торчком, и, что страшнее всего, Гвидо прекрасно помнит, что за сегодняшний день выкурил только самокрутку перед выходом из дома. Миллион лет назад.
Одно дело – видеть тирексов после кокаина, перебрать с алкоголем и голосить песни леди Гаги на Таймс-сквер, смеяться над пальцами ног после пары косячков, и совсем другое – видеть, как шеф одной из самых могущественных корпораций превращается на твоих глазах в змееподобного урода прямиком из ночных кошмаров, не употребив перед этим ни грамма. Самое время задуматься о сохранности собственного мозга.
Тот, кто ночь в пути проводит, знаю, глаз с тебя не сводит. Свети, звездочка, свети.
Сейчас бы дать себе оплеуху. Как Томас Певерелл версии 2.0 отнесется к тому, что его гость начнет избивать сам себя? Раньше Гвидо был уверен, что он покрутит пальцем у виска, а потом вызовет охрану и психбригаду, а теперь всё больше склонялся к тому, что Певерелл решит добавить пару штрихов от себя. Змееподобный урод любил кровь – и это Гвидо понимал так же ясно, как то, что никакого змееподобного урода не существовало.
Знаешь, звездочка, я, пожалуй, завяжу на время с травой. Давай только ты не будешь больше показывать мне эти картинки.
Конечно, не завяжет. Если на то пошло, его наверняка перестанет глючить, если открыть в кабинете окно. Может, в кресле есть хитрая трубка, распыляющая старичка BZ прямо ему в лицо? А что, отличный вариант упрощения процесса переговоров. Немого психотропов, и все твои партнеры становятся послушными собачками, пожирают тебя глазами и подписывают не глядя договоры на продажу собственных фирм, домов и душ.
Певерелла удивляют его слова о братьях и Судьбе, но Гвидо этого не замечает. Его внимание переключается на секретаршу, и у той, к счастью, нет дьявольских рогов или длинного раздвоенного языка, вываливающегося из-за зубов.
Гвидо хватается за чашку как за спасательный круг, и тут же расплескивает горячий и отвратительно сладкий кофе себе на колени. Это не то чтобы больно, но тело реагирует, и взгляд Клэриона проясняется. Он запоздало вскрикивает и зачем-то промакивает колени подолом футболки. Певерелл снова обретает нормальное лицо.
Кофе хорош, но Гвидо не чувствует его вкуса – только жуткую сладость, сливки и немного корицы. Он ненавидит сладкий кофе почти так же, как корицу и сливки, но пьет и старается не выказывать отвращения. Если собираешься вести беседу с человеком, который гипотетически хоте твоей смерти, нельзя позволять себе расслабляться. Мелочи вроде хорошего кофе прекрасно этому способствуют.
Поэтому Гвидо допивает жижу и возвращает чашку на блюдце.
- Отличный кофе, большое спасибо, – он широко улыбается, даже вполне искренне, потому что больше не видит перед собой существо из Страны Кошмаров. - Я, понимаете ли, художник, а художники в наше время занимаются не только рисованием. Тексты, картины – это ведь все двухмерно, символы на бумаге, или холсте, или стене, или животе толстяка, а я перевожу искусство в другое измерение. Мое искусство четырехмерно, или пяти- или шестимерно, я пока не очень в этом разобрался. Я, кстати, не думаю, что вы волшебник, Оз ведь не был волшебником в настоящем смысле слова, всего-то умел летать на воздушном шаре (весьма посредственно, к слову), да собрал пару механизмов. Я думаю, вы тоже не волшебник, а только притворяетесь им. Собираете механизмы, раздаете нам зеленые очки, а однажды улетите на своем шаре в Канзас или Оклахому, смотря что вам больше нравится.
Слова лились легко и непринужденно, и предложении на втором Гвидо уже сам запутался в том, что хотел сказать. Оно и к лучшему. Может, мозг Певерелла, привыкший к упорядоченному изложению фактов, поймает информационную перегрузку.
- Вы не то чтобы не угодили лично мне, нет, мы же с вами до этого момента даже не были знакомы. Меня, кстати, зовут Гвидо. А вас зовут Томас, это один из вариантов имени Фома, так звали апостола, который не верил в воскрешение Христа, пока не дотронулся до его ран. Мне кажется, вы тоже в какой-то мере Фома. Вы не верите, что мир может прожить без ваших пальцев, залезающих ему в самую душу.
Силуэт Томаса задрожал, теряя очертания, и Гвидо судорожно схватил чашку и вытряхнул в рот последние капли кофе.
- Вы покушаетесь на святое, хотите засунуть свои гаджеты людям в мозг, а в идеале – вообще заменить его на набор микросхем, а потом наблюдать их глазами за миром, который они строят. Я уверен, вы спите и видите, как каждый первый англичанин соглашается вмонтировать ваши чипы себе под кожу, чтобы уметь фотографировать глазами и звонить, приставив к уху большой палец. Я изучил достаточно информации, чтобы заявить, что вы, мистер Певерелл, стремитесь ни много ни мало к мировому господству. И вы уверенно двигаетесь ему навстречу. Кто-то должен вам противостоять, и если вы думаете, что все люди в восторге от ваших приборов, то вы ошибаетесь.
Гвидо выдохнул, стараясь разложить по полочкам все то, что сейчас наговорил. Опустил взгляд на руки, улыбнулся чему-то неведанному, и добавил:
- Ну и еще мне хотелось, чтобы ваше имя появилось рядом с моим на первых полосах газет. А еще фотография – чтобы я в костюме, вы в зелёнке, а толпа в полном восторге. Это моя детская мечта, если хотите.
Вы здесь » HP: AFTERLIFE » Афтерлайф: прошлое » Волшебник Изумрудного города
