Долохов аппарировал, чудом не оставив свою голову висеть где-нибудь в лесах Уилтшира. Сердце бешено колотилось, отдавая болью в сломанные ребра и выталкивая из ран ручьи пульсирующей крови. Кровь стекала с пальцев, заливала глаза, яркими полосами змеилась по изодранной в клочья мантии.

Ноги заплетались, и холод поднимался всё выше, захватывая лодыжки и поднимаясь по коленям к паху. Пальцы почти не слушались, стали деревянными палками, и пробковая крышка на пузырьке с рябиновым отваром никак не хотела поддаваться. Холод подползал к животу, и в голове пульсировала одна единственная мысль – нельзя позволить ему добраться до сердца.

Зарычав от злости и боли, Долохов поднял пузырек, ставший весить целую тонну, и прокусил тонкое стекло. В губы и десны впились осколки, но боль отступила с первым же глотком отвара. Отступил и холод. Осушив флакон, Антонин привалился спиной к стене и сполз на пол.

- Хороши, черти, – захохотал он, с трудом выцепляя палочку левой рукой – правая, похоже, была сломана. - Я почти увидел, как моя бабка машет мне с другого берега. Эпискеи!

...Когда кости были срощены, раны затянулись свежей кожей, а мантия вернула свой прежний щеголеватый вид, Долохов с наслаждением затянулся самокруткой. Стены поместья дышали роскошью, и вид капель крови на богатом ковре вызывал нездоровое веселье. Долохов смеялся, выдыхая дым в высокий потолок, и барельефы кружили перед его глазами.

- Братцам Лисам пришел конец! – крикнул он, чувствуя, что из глаз вот-вот брызнут слезы. Исцеление отняло много сил, а сладкое дыхание Смерти за плечом выжало его без остатка. Тело - тяжелый тюк, набитый мокрыми тряпками – так и норовило забыться сном, но сна в планах Долохова не было. Он собирался торжествовать. – Братцы Лисы нырнули в терновый куст! Керблонкети-блинк!

Он снова захлебнулся смехом, не вполне отдавая себе отчет, что цитирует одну из магловских книжек, которую мать читала ему в детстве. Казалось, что каждый дюйм кожи искрит от безумной и всеобъемлющей радости, которую принесла эта схватка и, главное, смерть братцев. Пришлось попотеть, чтобы подловить момент, когда они будут вдвоем, и пришлось приложить изрядное количество усилий, чтобы не отправиться на тот свет самим. Черти действительно были хороши и дрались как в последний раз, наверняка даже не подозревая, что этот раз действительно станет для них последним.

- Эльф! – возопил Долохов, не утруждая себя вспоминанием имени местного прислужника. – Подать сюда еду и выпивку! Сегодня в этом доме праздник!

Знаешь, у нас с тобой несовместимость по зодиаку –
я козерог, а ты больная сука.

Смех, булькнув, оборвался. Долохов захлебнулся от резкой боли, но уже в следующую секунду был на ногах. Бешеная сука, Беллатрикс Лестрейндж, стояла перед ним, потрепанная, но живая и клокочущая от ярости.

Антонин снова рассмеялся. Она не умела лечить, не могла даже элементарно срастить себе поломанный нос или заживить пустяковую царапину – на эту тему среди Пожирателей ходило множество шуточек, которые, однако, никогда не решались произносить при самой ведьме. Все понимали, что целительная магия не дается ей не из-за отсутствия каких-то там волшебных способностей, а исключительно потому, что этот человек был рожден калечить, а не наоборот.

Беллатрикс напоминала побитую шавку, которая еще хорохорится и пытается тяпнуть тебя за ногу, а сама мучается от боли и предчувствия скорого избавления. Ее лицо было выпачкано в крови – а чье не было? Каждый, кто сегодня приложил руку к убийству Пруэттов, получил свою порцию оплеух. Треверсу не повезло больше остальных, но этот неповоротливый идиот как будто сам подставлялся под заклятья, игнорируя элементарные правила ведения боя, и то и дело отвлекал остальных на раскидывание щитов над его тупой башкой.

- Чем ты теперь не довольна, Беллатрикс? – с трудом выдавил Долохов, борясь со смехом, и щелчком отправил окурок в лицо Лестрейндж. Правда, в последний момент чуть изменил траекторию, и окурок пролетел в четверти дюйма от ее уха. - Эпискеи!

Не спрашивая разрешения, он указал палочкой на ее ногу. По правде говоря, ему просто хотелось причинить ей боль, но опыт показывал, что просто так ударить эту суку будет себе дороже – она и волосинки не оставит за один косой взгляд. Но сегодня Антонин мог позволить себе небольшую шалость. В конце концов, они сделали большое дело. Лорд будет доволен.

_____
- Чем ты теперь не довольна, Беллатрикс?!
  Долохов щурится, вглядываясь в закатное солнце, которое красит воду Темзы в алый цвет. Через пару секунд дуболом Треверс выкрикнет первое заклятье в спину идущим вдоль воды братьям, а остальные раскинут купол, блокирующий аппарацию. Пока же все сидят и ждут подходящего момента. Кожу уже покалывает от предвкушения схватки, но Долохов сосредоточенно смотрит на солнце, стараясь успокоить часто бьющееся сердце.
_____

- Ты злишься, что мы не позволили тебе отрезать Пруэттам яйца? Долохов осклабился, запоздало обнаруживая отсутствие пары зубов. - Прости, дорогая, но в этой ситуации было важнее спасти свои собственные.

С глухим щелчком рядом возник эльф с кучей снеди на большом серебряном подносе. Долохов убрал палочку в чехол на бедре и схватил первое, что попалось под руку. Он сейчас сожрал бы и половую тряпку, поэтому кусок тыквенного пирога показался вкуснейшим блюдом на свете.

- Слишком долго? - Треверс, как сонная муха, поднимает на Беллатрикс осоловелые глаза и видит в ее словах призыв к действию. - Авада Кедавра!

Зеленое пятно летит в спину одного из Пруэттов, но второй вырывает его из лап смерти, налетая плечом. Через секунду они уже стоят спина к спине и плетут защитный полог, не произнося ни слова.

Долохов бросает на Треверса быстрый взгляд, прикидывая, сколько пальцев ему успела бы отрезать Лейстрейндж, если б его заклинание достигло цели. Беллатрикс ненавидит убивать так – быстро и безболезненно, одной мимолетной вспышкой. Долохов ее понимает. Какое удовольствие в том, чтобы банально отправить противника на тот свет, не насладившись искрой ужаса в его глазах, не сорвав с губ ни одного крика, не уловив на его лице тень тощей старухи, что не давала житья трем сказочным братьям? Предатели и грязнокровки зря боятся Темного Лорда – он убивает быстро. Большинство Пожирателей не представляют без крови ни жизни, ни смерти.

- Сектумсемпра! – орет Долохов, выскальзывая из укрытия. Ныряет в водоворот Темной магии, которая моментально скручивает его кишки и рисует невероятные узоры на обратной стороне век. От нее захватывает дыхание и покалывает кончики пальцев. Она горькая на вкус и пузырится, как шампанское.

Братья вскидывают палочки.

____

Беллатрикс была наэлектризована, словно воздух перед грозой. От нее веяло силой, страхом и обжигающей энергией. Она была чертовки сексуальна и абсолютно безумна. Антонин прекрасно понимал, почему подчас Лорд ценил ее больше других Пожирателей.

Долохов проследил за ледяным блеском ее кинжала. От него тоже веяло энергией – оружие подарило не одну смерть, и часть из них Антонин видел своими глазами. Дорогущая вещица, наверняка пропитан какой-нибудь отравляющей магией, но скорее просто невероятно остро заточен. В следующее мгновение, словно в подтверждение этих слов, кинжал вонзился в трети дюйма от руки эльфа. Долохов огорченно цокнул.

- Нет, дорогая, я не размяк, – произнес он, со смаком облизывая выпачканные тыквой пальцы. По правде говоря, размяк, да еще как, но только после того, как братья лисы отдали души богу. Сейчас хотелось только еды, секса и сна, и желательно в такой последовательности. Хотелось восполнить энергию, сбросить напряжение и завалиться спать до следующего вечера. И принять пару рюмок Костероста, чтобы вернуть выбитые зубы. - Если ты звенишь, как струна, то это не значит, что остальные должны так же надрываться.

Ого, а это даже поэтично. Долохов хохотнул, внезапно обнаружив в себе задатки лирика. Он не мог оторвать взгляда от лица Беллатрикс, от ее раскрасневшихся щек, выпачканных кровью, и безумных глаз. Она цепляла его своим безумием, и он чувствовал, как вибрируют в такт голоса их демонов.