Штаб квартиры ордена Феникса больше не существовало.
Все произошло как-то слишком быстро. Дом по улице Гриммо пустовал. Тонкс тянуло в этот старинный особняк и она решила не препятствовать своим желаниям.
Холл был непривычно пуст. Вальпурга пока молчала, подставка для зонтов занимала положенное ей место и Тонкс, следуя традиции старательно старалась ее не снести. Но это было уже не весело. Весело сносить ее было, когда из кухни доносились голоса и аппетитные запахи, а люди спорили громкими голосами, когда Молли стоически терпела выходки оставшихся мародеров и неприступной крепостью оберегала давно не детские головы своих и чужих детей. Тонкс хмыкнула. Случается.
Дом был холоден и угрюм. Это было печально. Не просто печально. Как-то не правильно. Она привыкла к тому, что Сириусу с его обожаемым гиппогрифом, запрещается покидать двенадцатый дом, и именно поэтому тишина становилась еще более пугающей.
Тонкс не довелось в детстве узнать многое о своем дяде. Мама не распространялась - что неудивительно. Блек считался преступником, Пожирателем. Ничем не отличающимся от остального сброда - как думалось Андромеде - и упоминать в семейных беседах тех, кто пару десятков лет назад выжег ее имя с семейного гобелена было бы не просто лицемерием. Это было бы неуважением к собственной семье. Новой семье. Той, которая подарила ей тепло утреннего кофе, слабый аромат декабристоав, которые по большому счету пахнуть не особо и должны. У них дома всегда было уютно. Это место, куда Тонкс с радостью возвращалась вот уже двадцать с хвостиком лет. Она приезжала домой на каникулы и вихрем проносилась по всем комнатам, обследуя их на произошедшие изменения. Она тискала старого кота, которому давно уже было пора благочестиво ретироваться из дома, найдя подходящее дерево, под которым можно и последний дух испустить. Но, не смотря на свой преклонный возраст, кот бы толст, суров и весьма своенравен. Он притворно отворачивался, стоило девушке приехать домой, весьма удачно делая вид, что он ее забыл - не знает - видеть не желает, потому что обиделся на столь продолжительное отсутствие. Дома было хорошо, но.... Но вот уже несколько лет Нимфадора мечтала о своем собственном. Да уж, единственный плюс полевой работе в аврорате - высокие зарплаты. Совсем недавно она внесла последнюю оплату в свой, пускай и не очень большой домик почти у самого берега Северного моря. Аккурат между Robin Hood's Bay и Ravenscar. Одним словом - занимательно. Домик стоил недорого - глушь потому что несусветная. Эти названия Тонкс услышала как раз в тот момент, когда первый раз осматривала дом. Владелец был просто счастлив, что избавился от этого сомнительного счастья, а девушка чуть ли не прыгала от восторга. Он был достаточно запущенный, чтобы отреставрировать все самостоятельно - когда руки дойдут. И достаточно далеко от людей, чтобы не надоедали своим присутствием - благослови, Мерлин, аппарацию.
Но у нее дома сейчас было не менее пусто. Вот уже неделю безостановочно шли дожди, будто погода оплакивала потерю Блека. Ошибки перемещения и расщепления были просто на каждом шагу: куда не глянь - всюду катастрофа. В Мунго зашивались.
Токс, по большому счету было все равно. Ей хотелось волком раненым выть от потери, а что думали об этом Гарри и Римус она даже и думать не хотела. Они были ему ближе всего.
Ее мысль цепко ухватилась за последнее утверждение - ничего особенного. Последние недели Люпин поселился в ее мыслях с настойчивостью приготовленного с утра запаха кофе. То самое мгновение - когда ты все еще спишь, а кто-то уже возиться на кухне с туркой. Может, эльф домовой, может случайный гость. А может, и сам Люпин. Губы Нимфадоры растянулись в улыбке, абсолютно не подобающей случаю - это что такое! В доме гостит смертельный ореол, а ты тут со своей подростковой влюбленностью.
Вот последнее действительно было точно. Тонкс завороженно поглядывала на оборотня, пока тот ее не видел, а к решительным действиям переходить боялась. За ней никогда не наблюдалось сколько-нибудь серьезной активности в адрес противоположного пола, но этот человек сумел завладеть ее мыслями целиком и полностью. Она уже готовила план, который позволит ей обратить на себя внимание. Она не умела кокетничать, строить глазки, прихорашиваться и сыпать комплиментами в адрес объекта вожделения. Зато она прекрасно об него спотыкалась, обливала чаем и неуместно шутила по поводу и без. У нее был заготовлен длинный список тем, которыми можно было бы его поразить, но как только она видела его серые, спокойные глаза, высокий лоб и длинную шею - все буквы как-то подозрительно быстро исчезали из ее сознания, и она напоминала себе типичных хаффлпафок, коими был просто заполнен холл в весеннюю пору. Охи-вздохи и никакого смысла. Не думаю, что Люпин оценит.
Что он потенциально бы оценил оставалось за гранью ее понимания. Но утешало хотя бы то, что никакие Флер и другие особы женского пола никакого особого внимания от него также не получали. Это обнадеживало. Но не особо надолго.
Люпин был хорош. Даже слишком. Даже...
Он сидел на кухне и смотрел в стол. Перед ним покоилась обычная керамическая чашка.
Черт.
Тонкс охватила паника. И что делать дальше? Зайти? Уйти? Заговорить? Подождать? У него беда. У нас она общая. Хм. Хм, хм. Черт. Так, по пунктам. Зайти. Ничего не обрушить. Кашлянуть. Поприветствовать. По плечу может похлопать? Нет? Черт, что делать-то.
Решив, что решит по ходу дела, девушка смело вошла в комнату.
Храбрость, вообще чувство аврорам присущее. Тем более, аврорам из рода Блэк.
Только, если Вы - не Тонкс.
И не метаморф.
И не обладаете врожденной неуклюжестью.
Потому что Тонкс, лишь переступив через порог, подскользнулась на ровном месте, успев про себя решить, что сегодня определенно не ее день, она очутилась на полу, определенно не первой свежести: после дня, посвященного памяти Сириуса в доме никто не появлялся. Ровный слой пыли покоился на половицах. Ранее покоился. Теперь он важно оседал на плечи неугомонной барышни, чьи волосы были на лишь на несколько тонов краснее, чем ее щеки.
Вляпалась, же.
- Хм, привет, Римус. Как ты? - невозмутимы. Мы просто запредельно невозмутимы. Черт.

Отредактировано Nymphadora Tonks (2015-12-08 12:16:37)

Невозмутимость сослужила ей нехорошую службу. собственно, это было достаточно предсказуемо - как ни сослужить. Тонкс не была неудачницей, но Фортуна редко заглядывала к ней по собственному желанию. Всего, чего бы девушке ни хотелось, она обычно добивалась сама. Может, кому-то от этого стало бы и грустно. кому-то, но не ей. Она вела несерьезные беседы с собственной судьбой, легко ладила с горем и не неумела зацикливаться. Впрочем, для этого не было особой необходимости.
Тонкс просто напросто брала на себя ответственность за все происходящее в радиусе мили. Ее сознание - с намеком на адекватность - внушало ей, что она не может, просто не имеет возможности, манипулировать реальностью на столь высоком уровне, чтобы суметь учитывать все. Нимфадора довольно пренебрежительно относилась к этим заявлениям, рассуждая, что контролировать, быть может, и не сможет, (может, не может - какая разница?) но это отнюдь не мешает ей чувствовать вину, вину и ответственность за случившиеся. Например, в Отделе Тайн.
Когда Люпин начал говорить намерено приветливым и непринужденным тоном, чувство вины, проснувшееся в ней с пробуждением в Мунго, вновь подняло свою неповоротливую голову, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Оно - чудовище Вина, хех забавно. Конечно же, не того вина, что возделывают на виноградниках, закупоривают в бутылки из зеленого стекла, и покрывают пылью. Иногда, слушая рассказы людей из богатых семей о вечно пыльных винных погребах, маленькая Тонкс представляла, как эльфы сосредоточенно занимаются своей работой - вместо того, чтобы тщательно обтирать изящные бутылки, они с той же аккуратностью наносят на них тонкий пыльный слой.
Но мы ушли в дебри какого-нибудь кособокого Дома с Перьями и Шиньоном, которым все восхищаются и называют на французский манер. Все было намного более прозаично.
Чудовище было женского пола. Чудовиже звали "Вина".
Приходит. В дом Блеков приходит еще кто-то из Ордена.
Сириус Блек был ее дядей. У нее никогда не было дядь, теть, бабушек, дедушек, кузин и кузенов. Родители отца были магглами, и общались с ними нечасто, а у матери... Блеки, что сказать. И именно поэтому, когда Тонкс узнала Сириуса, удрученного тюрьмой, но все еще безбашенного, распущенного, крикливого, непоследовательного, рискового человека, опыта в котором было уже на две жизни, чьи морщины выдавали годы без радости, а хриплый голос - годы без практики, который радостно летал по лужам в собачьем обличии, любил  крестника и гиппогрифа, раздражался от одного вида Снейпа и до пены у рта переубеждал Молли Уизли вчем угодно - она пропала. Она почувствовала, что ее семья быть может такая же странная как и другие, но у них есть шанс на... не  знаю, на что-нибудь, да есть.
В тот злополучный день они договорились встретиться. Договорились, это, конечно, сильно сказано. С Тонкс сложно было запланировать что-то заранее. И именно поэтому, она задержалась на работе, попросту забыв об обещании. И вызов Кингсли застал ее под столом, в поисках очередного отчета, который она умудрилась туда снести.
Шок. Бег. Лифт. Звонок. Отдел Тайн.
Женщина говорила так медленно, что Тонкс ее просто возненавидела. Но в здании Министерства невозможно аппарировать.
Тягучие минуты и переполох битвы закружили ее в своем водовороте, и она успела заметить только зеленую вспышку, осветившую сначала лицо Беллатрикс Лестрейндж, а потом... потом Сириуса.
Она поняла, что он умер, только когда с диким хохотом из зала умчалась безумная, но уже бывшая узница Азкабана.
Вопрос Люпина вытащил ее из воспоминаний, и она попыталась сконцентрироваться на ответе.
Сейчас страдать было не только бессмысленно, но и почти невозможно - ей элементарно не хватало ресурсов, потому как смущение от присутствия человека, в которого Тонкс была влюблена, перебивало все. Девушки...
- Чай? Да - чай - это отличный план, - ее волосы сменили цвет с пурпурного на синий. Ей было немного стыдно. А ее волосы запутались в собственных эмоциях. Как могут волосы запутаться в эмоциях можно и не уточнять. Вопрос про "как" она просто проигнорировала, а вот тема министерства была довольно безопасно.
- Это довольно забавно. Я про аппарат верховной власти. Все пытаются срочно реабилитироваться и гвалт стоит еще страшнее, чем в Косом переулке. Лоботрясы - послушались бы Дамблдора - не упустили бы год. Впрочем, разберутся. Может, и Грюма обратно позовут. только вот он не пойдет. Одним словом - все на ушах: скоро выборы. Надеюсь, они хоть не засунут в кресло кого-нибудь совсем неадекватного, а то с них станется - представь Амбридж в министрах магии?
Она благодарно приняла чашку чая, старательно попытавшись ее не разлить на дававшего. Римус сильно ошибся, решив побыть галантным - горячий чай оказался прямехонько у него на брюках, расплываясь лужицей и исходя паром.
- Ой, ой, ой, ой, прости! Прости, прости, прости! Давай я тебе помогу! - Тонкс с шумом поднялась со стула, безусловно опрокинув его, и, совершенно забыв про волшебную палочку, схватила со стола полотенце и упала на колени прямо перед Римусом с полотенцем в руках. Ситуация была та еще...
Черт. Ни минуты без катастрофы!
Волосы из синих вновь превращались в пурпурные, сравниваясь по цвету с щеками незадачливого метаморфмага.

Что?  То есть, что?
Нет, он действительно, совершенно серьезно, на полном серьезе, со всей возможной серьезностью говорит мне, что… нет, этого просто не может быть, нет, нет, нет…
Какого?
Присмотритесь внимательно, и вы увидите в этой картине несколько оригинальных штрихов, столь нестандартных для типичных художественных произведений конца двадцатого века.
Вы видите на заднем плане роскошный старинный дом, с декором в готическом стиле и драпировками изъеденными молью. Старая мебель, длинный дубовый стол, серебряные вилки, кое-где почерневшие от неиспользования, картины дам и кавалеров в нарядах с плюмажем и роскошными воротниками. Кухонная утварь уже местами требует замены. Это могла бы быть обычная трапеза большой семьи, или ужин при свечах на двоих, или изображение одинокой полуночницы в длиной белой сорочке, читающей при свечах...
Но нет.
Эта картина представляет собой двух причудливо одетых людей, сидящих на каменном полу с разбитой фарфоровой чашкой у ног. Она - растрепанная, смущенная и донельзя изумленная. Она одета в черный жилет со стальными кнопками, короткую юбку и малиновый кожаный плащ, он - в поношенный твидовый костюм светло коричневого цвета. У него на лице раскаяние и отчаяние. Они сидят на расстоянии меньше фута друг от друга и бояться его сократить - будто перейдя некую невидимую черту, более нельзя будет повернуть назад и сделать безучастный вид, претвориться, что ничего не было, пуститься в пляс на уличном фестивале и забыть - забыть темную комнату, разбитую чашку и повисшее нелепое, такое приятное молчание.
Тонкс прослушала, что ей сказали.
Совершенно точно прослушала.
В смысле, она слышала звуки, Римус говорил что-то о том, что от его вида ей станет только хуже - полный бред - с чего он это взял? Нужно срочно спросить…
Мысль пронеслась в голове и улетела в далекие дали - смена интонации собеседника заставила Тонкс растечься мыслью по древу - хорошоооо.
Она любила человеческую речь - настоящую речь - ту, где звуками выстраиваются беседа, где интонации говорят больше, чем слова, где тон раскрывает человека намного больше, чем поступки. Она виртуозно вела допросы именно потому, что умела все это чувствовать. Сейчас Люпин был… расстроен, рассеян. Ему было грустно, но… хорошо. И это льстило. Быть может, Тонкс  обманывала саму себя, но ведь никто не запрещал ей немного помечтать. Она всегда была пятым колесом в телеге - неуклюжая, странная даже для волшебного мира, непонятная… другая. Ее принимали только такие же как она - те, кому не было места под солнцем и которые были согласны на любое солнце. И она старательно это солнце им обеспечивала. Ей не было плохо от этого. Она не смирилась - она просто приняла это как непреложный факт и вовсю наслаждалась своей инаковостью. Но хотелось… хотелось, чтобы тоже было хорошо. Ей. Как, например сейчас.
Кажется, я слишком долго молчу. Нужно что-то сказать.
Черт.
Он говорил что-то… ах, да!
- Что за чушь! - она слишком громко - особенно после длительного молчания опровергла утверждение. - Как от твоего вида может стать хуже? У тебя отличный вид. В смысле, - она стушевалась, - мне нравится твой вид, - черт, опять что-то не то, - в смысле, я была бы рада, если бы ты пришел, - слишком много “бы”. Надо как-то по-другому - В смысле, я рада, что ты здесь, - почти идеально. - Я тоже рада тебя видеть.
Черт. Это была моя самая ужасная речь. Даже перед Снейпом на экзамене я так не запиналась.
- Кхм, тем более больница - это не то место, куда любят приходить люди. Я вот, к примеру, просто ненавижу больничные койки. Они навивают тоску. Я все время порываюсь оттуда сбежать. Правильно, что ты не захотел приходить. Я улизнула оттуда, как только появилась такая возможность. Кхм.
Ты слишком много говоришь. Тебя опять несет. Остановись.
- А как ты относишься к больницам?
Все. Это полный проигрыш.

Отредактировано Nymphadora Tonks (2015-12-28 17:50:09)

Римус ответил и теперь больших переживаний больше не наблюдалось. Вернее, не должно было наблюдаться. Конечно же, переживания никуда не делись. Более того, расцвели прекрасным розовым цветом. Потому что, во-первых, Тонкс хватило такта напомнить человеку, больному ликантропией, как у него отношения с больницами. Вообще просто верх драматизма и критического мышления. Если бы она себя так на допросах вела, ее бы из Аврората за белы ручки – и на улицу. Кто же пытается расположить человека к себе, наступая на больные мозоли каблуками? Очевидно, ответ кроется во влюбленном взгляде и розовых волосах. Хотя, можно ставить на то, что Люпин умилиться ее природной неуклюжести и непосредственности. В гробу она видела эту неуклюжесть и непосредственность. Но, да ладно, Мерлин с ней, с этой больницей. Вторая причина ее полнейшего ужаса заключалась в том, что Люпин – как это вообще можно вообразить – взял и сел рядом с ней на пыльный пол! Нет, не то, чтобы она не вела душевные и закадычные разговоры, сидя на коврике и подгребая под себя голени – сидела, конечно. Но Он! Люпин был человеком из другого измерения, и она уж точно не должна была заставлять его чувствовать себя неловко. Просто минус триста баллов Хаффлпафу! И отработка у Филча. Хорошо, хоть в ее бытность студенткой не преподавал. А то она Защиту бы точно никогда не сдала. У нее бы в голове кружились бабочки, а в животе булькало от голода, потому что есть в его присутствии она бы тоже не могла. Просто апофеоз романтики.

Живот предусмотрительно заурчал. И что ей стоило поесть?
Обычно Тонкс всегда заедала печали, но смерть Сириуса заесть никак не получалось.
- … Ордену повезло, что в нем есть ты, и что ты в порядке. Ведь ты в порядке? Я о здоровье. Не улизнула слишком рано? - Поздним шорохом донеслось до нее, и Тонкс сглотнула. Так себе заявление. Ордену бы больше повезло, если бы у них был Сириус. Она в этом доме занимала место только потому, что за своим наставником готова была идти и в огонь, и в воду. Она бегала за ним хвостом еще сопливой курсанткой – и продолжала бегать сейчас.
И нет, она была совершенно не в порядке. У нее умер дядя, а она сидит на полу пыльной кухни с его лучшим другом под звуки несмолкающего переваривания желудочного сока. Или он там не переваривается? Магия, тоже мне. Тонкс фыркнула и решила, что раз не может сопротивляться – следует возглавить.

- На мне все, как на собаке заживает, - начала она и мысленно побилась головой о стену. И кто придумал поговорки, которые еще не покинув рот превращаются в болезненную драму? На лисах все тоже отлично заживает. Только вот Сириус Блэк не в лису превращался. – В смысле, я в порядке – работа лучшее лекарство.
Она повозила пальцем по пыльному полу, вырисовывая узоры.
- К тому же – ты прав. Физические раны – тлен. С моей жизненной позицией я собираю каждый острый угол. У меня на коленях синяки вообще не проходят -–смотри, - она шустро задирает штанину, демонстрируя желто-синие лодыжки и колени просто жутчайшей цветовой гаммы. Потом вспоминает, кому именно их демонстрирует и тут же спускает обратно.
- В смысле, я привыкла к травмам, - Тонкс лихорадочно придумывает, какую бы историю из жизни рассказать, чтобы загладить неловкость. – Как-то мы с коллегами поехали в командировку. Я только выпустилась, и они меня еще совсем не знали. Так вот – иду я с папкой в руках завтракать. В папке – отчеты, чтобы перед рабочим днем глянуть. Захожу в комнату – и тут же ойкаю и сгибаюсь пополам. Они смотрят на меня в недоумении, мол – как умудрилась. А я краем папки себе по тазовой косточке заехала. Если ты когда-нибудь чем-нибудь по ней бил – ты поймешь. Боль – жуткая. Так вот, я пока ковыляла до лавочки, чтобы рассказать сею драматичную историю, запнулась о ковер и растянулась на полу. Бумаги разлетелись по всему холлу. После этой истории в анналы вошли две вещи. Первая – я всегда завязываю папки с бумагами. И вторая – мне стараются не поручать транспортировку бумаг без необходимости. Вот.
Тонкс сглотнула и вернулась к рисуночкам на полу. В желудке снова заурчало. Она старательно игнорировала эти звуки – есть в доме Блэков без Молли было нечего. А уходить не хотелось до дрожи в коленях. Люпин был неуловим – он то ли намеренно бегал от нее, то ли ее счастливая звезда была той еще лентяйкой. Поэтому из ситуации нужно было выжать максимум.
- И вообще, - тут же, без переходов, заявила он, сообразив, что случай может и не представиться. – Ордену повезло, что ты здесь. Потому что такого смелого и отважного, готового на жертвы человека нам больше не найти. То, что ты делаешь – настолько важно, что даже гордости не хватает, чтобы сказать.