Флай тоскливо смотрела за окно - сегодняшнее нстроение отвечало всем параметрам начала депрессивной фазы, если бы вдруг у нее было расстройство... какое-нибудь расстройство - она в них совершенно не разбиралась. Но вокруг нее роились мысли и мысли были не ее. Она старательно пряталась от них в огромный ящик со сладостями, но внезапное осознание, что сладостей в ящике не очень-то много, отвадило ее от ящика подальше. Мало того - сладостей в ящике не было вообще, да и ящика не было. Если быть совсем откровенной - у Флай просто в очередной раз не было денег. Она не понимала, как получлось так, что вся ее наличность - и не наличность, испарялась обязательно рашньше срока - более того, раньше, чем это самое "раньше" приходило. На последние фунты она залила полный бак и поставила еще две канистры на балкон - уж что-что, а бензин - это вещь наипервейшей необходимости. Раньше она разводила работников заправок на бесплатное топливо или проворачивала трюки с кредитками - иногда клиенты автозаправок были до одури невнимательны - но иногда и эти уловки не срабатывали. Хонки была на мели. Совершенно и бесповоротно. У нее висел заказ - несколько недель назад крайне симпатичный мажор, телевидущий, если память ей не изменяет, заказал свой портрет - она тогда вышла на смену и возилась с его волосами. Волосы были хороши - кудрявые чуть пркрывают уши, они ласкались к рукам и стричь их было одно удовольствие. Видимо, она засмотрелась, или задумалась, или ее отвлекли - одним словом, она понятия не имела в чем была причина ее предложения - или его предложения - и согласия на эту авантюру, но портрет был заказан. А вдохновение пропало вместе с обладателем волос. Она повозила кисточкой по бумаге едва пришла домой, и на этом дело закончилось.
За эти ти недели она нарисовала десятка два котиков в различных позах, уйму птиц, абстрактные фигуры времен увлечния кубистами заполонили ее альбомы для набросков - она даже Темзу нарисовала и смутные очертания Тауэра с его горящими глазами, которые внушают ужас не только приезжим, но и самим воронами, вьющимися вокруг башенок и прочими прелестями туристической атрибутуки. Картина ушла моментально, но после такого ничтожного хода, тут же ей потребовался виски, ну и.... полагаю, вы поняли.
Би питалась в несколько раз лучше нее, да и отдыхала больше.
Одним словом, Флай уже в ужасе смотрела на часы, ожидая, когда зазвонит телефон и заказчик потребует отчета - у нее не было даже намека на картину. Впрочем, у нее и телефон не работал.
Разве что, предложить ему ню - это всегда отличный ход. Приватная обстановка распологает к вдохновению, а сильное красивое мужское тело к вдохновению распологает еще больше.

[i[Где бы только это тело взять...[/i] - тоскливо думала Флай.
Пойди да возьми, - пожимало плечами подсознание. Оно вот точно никогда не унывало.
Где?
Да в первом встречном баре.
За кого ты меня принимаешь? - возмутилась.
За тебя, - меланхолично ответил внутренний голос и выдул мыльный пузырь.

Флай поморщилась и обреченно потащилась в бар - вдруг действительно поможет.
Би ждала ее на том же месте в тот же час - верные мотоциклы намного лучше людей - они точно никуда не сбегают. Флай удовлетворенно улыбнулась и умчалась в закат "Мародеры" ждали ее - сегодня ей повезет.
Тот факт, что ей совершенно и решительно не повезло, она обнаружила при входе. За столиком в зале скучал - или не скучал - сидел, проще говоря, причина ее мыслей и сомнений. И творческих терзаний, безусловно. Она покосилась на сумку - в водонепроницаемом чехле все также болтались альбом и мелки.

Ну, где наша не пропадала.
Плохой план.
Не волнуйся ты так - не убьет же он меня...
А вдруг!
Не вдруг, сиди и молчи.
Это ты, - рявкнуло подсознание. - Бегом за куст с бегониями мимо той бронзовой вешалки. Марш!

Флай от неожиданности, послушалась, и рванула в угол, очевидно прятаться. Вернее, это было очевидно для подсознания и неочевидно для всех остальных, и для любого другого по отдельности. По большому счету, для Флай это тоже было не особо очевидно, посему, по закону, который действует на всех представителей богемы с глазомером, что работает только на холсте, Хонки запнулась о ножку подставки, вскрикнула, и с грохотом завалилась на пол, погребенная под ворохом одежды, сумок и прочей атрибутики, которую не жаль повесить на одиноко стоящую в углу держалку для шмоток.

Провал.
Это ты виновата. Я просто хотела с ним поздороваться.
Ну... теперь у тебя нет выхода.
Злобный взглд в себя.
Ехидное хмыканье.
Титры.
Конец первого акта.

Кряхтя, Флай выбралась из-под завала и тут же бросилась к своей сумке - инструменты в полном порядке - больше ей ничего и не нужно. Все остальное прилагаетя.
Флай невзмутимо направилась туда, куда собиралась изначально.

- Вечер добрый, мистер, скрхрм, - она проглотила его фамилию, старательно сделав вид, что она ее помнит, просто выговорила немного невнятно. Когда произносишь много букв, есть шанс, что не поймут, что ты ничего не помнишь. - А  тут как раз мимо проходила, дай, думаю, загляну, обновлю эскизы, составлю образ в голове, может, у Вас появились новые пожелания к портрету. Тут свободно? - она кивнула на соседнее кресло.

Ага, а еще напомните свое имя, фамилию, что именно Вы хотели и как. И вообще, я Ваш номер телефона потеряла, а свой продала, и связаться со мной невозможно. И я вообще не уверена, взяла ли я с Вас задаток, и куда его дела. 
Но зато я пишу неплохо.
Ага, можешь еще добавить свою любимую историю про Веласкеса. Молчи уже, чудо.
И вообще...
... он просто душка, - закончил внутренний голос.
Соблазнительный душка, - поправила Флай. - И, надеюсь, ты не про Веласкеса.

- Ох, простите, но у меня нет телевизора, - пожала плечами Флай, а ее внутренний голос тут же начал возводить глаза к небу и речитативом наговаривать страшные вещи.

А в моем шафу сидит бугимен, качает ногами, а по ночам горланит блатные песни с соседским домовым. Просто у меня соседи - панки, а в своей квартире мне домового не завести - она больше похожа на причудливый склад, мастерскую и жертву землетрясения - все в одном.
Я уже говорила, что ненавижу тебя?
Ежедневно.

- Краски - это никаких проблем. У меня палитра цветов еще больше, чем количество оттенков на моем шарфе, - она замахнула на плечо радужную тряпку, которую назвать шарфом можно было только с большой натяжкой. И то, если бы на натяжках были огромные дыры, в которые выползали ошибки пунктуации, атрибуции и прочая ересь, что мешает жить. Так вот, дырок на шарфе насчитывалась один штук, и поделать, как с дырой, так и с жизнью, ничего было нельзя. Вернее, можно было бы взять в руки иголку, но.... Флай просунула один конец шарфа в образвавшееся отверстие и довольно улыбнулась, услышав треск рвущейся ткани.
-  Ненавижу постоянство, - она плюхнулась на кресло и махнула официанту, - Билли, яхонтовый мой, не могу позолотить ручку, но могу погадать. И стены расписать тоже могу.
- Ты уже год как обещаешь, - весело из-за стойки. - А я даже эскизов не видел.
- Будут, - она замерла на секунду и перевела взгляд на Джека. - Слушай, - она задумчиво обвела его взглядом. - А хочешь похулиганить? - она его уже мысленно раздела, вручила в руку пузатый бокал, прикрыла все ненужное, вернее, крайне нужное, но совершенно не концептуальное здесь, тогой и усадила в кожаное кресло. Еще его можно переодеть в пиратский прикид, в разбойничий наряд, организовать ботфорды, шпагу и вообще атмосферу залихвастскую. А потом найти еще парочку концептуальных и выписать целую фреску.
-  Серьезно, я могу организовать. Ты же хотел портрет - хочешь, чтобы твой портрет красовался в мародерском прикиде во всю стену прямо в этом заведении. Если будет недостаточно - я могу потом и маслом тебя отдельно выписать, хоть в мантии кардинала святой инквизиции, хоть голым на метле с котом на помеле. Могу верхом на радуге, могу простую классику - драпировки и комната с камином. Я заберу тебя на эскизы как только у тебя время будет, - она заговорила возбужденно, на лицо постоянно забредала неприкаянная прядка и Флай ее нетерпеливо сдувала. После она бурно жестикулировала, доказывая, что это просто невероятная, обворожительня идея. Чесaла бровь, потягивалась и одергивала свою ярко-фиолетовую кожанку. Фиолетовой на зеленом - они с Би представляли собой отличную коалицию. - А сегодня можно начать прямо как мне дадут добро - если ты не очень занят ночью, м?
Флай закусила губу, уже забыв о виски, о падении и о том, что минуту назад она не помнила фамилию данного кандидата - нет, теперь она вся была поглощена вопросом где взять красок. Теоретически, у "Мародеров" в закромах должны были быть балончики и какая-нибудь эмаль. Или нитра. Но Флай хотелось даже не акрил - Флай желала гуаши по побелке - и для крепости лаком поверх. Осталось только убедить главного героя.
- Так что, по рукам?

Лучше бы заговорила более соблазнительным тоном.
Не стоит его пугать.
Ты уже не спрaвилась с этой затеей.
Значит, мы просто выслушаем отказ.
Еще не все потеряно - он может согласиться на кардинала.
Или на оживший кошмар Понтия Пилата.
Какой?
Мужика на метле вместо Маргариты на шабаш.
Бррррр.

Хонки была крайне беззаботна, она не желала себя ограничивать, не привязывалась и не строила сложных и долгих планов. Она не включалась в отношения, которые могли затронуть что-то глубже ее кожи и не влюблялась в тех, кто мог растоптать ее сердце - даже КарХоха она скорее воспринимала как временную игрушку. И была готова спорить, что он видел в ней то же самое.
Флай была стрекозой - и песенки про летo всегда были под сводом вечной лондонсой осени, а дождливый флер только и успевал пронестись по касательной к ее мотоциклу - и вывернуться, убежать и скрыться за углом.
Флай любила яркие краски. И Флай готова была их дарить.

Флай была в том самом состоянии, когда каждое световое, цветовое и звуковое восприятие рождает новую идею - она смотрела на стены, и видела фрески из пиратской жизни грабителей, времен далеких вояжей в карибком бассейне, она слышала грохот пушек, залпы, глаза застилал дым, а нос щекотал запах пороха. Юнги, не привыкшие к атакам, безостановочно чихают, но их глаза все равно светятся азартом.
И четверо - капитан, старпом, тот, кто читает карты, с циркулем в правой руке и обернутой жгутом книгой в левой, и маленький толстенкий, чуть сзади и сбоку - на любом корабле должна быть крыса.
И не должно быть женщин.
А жаль.... Женщина так и просилась на полотно - рыжая, яркая, она сверкала своими зелеными глазами и превращала залихвастскую пьянку в осмысленное действо. А капитан все косил глаза, наблюдая, как весело прыгают солнечные зайчики по ее волосам, и как ей идут морские брызги, и как она вся расцветает под куполом чистого неба.
Она уже видела корабль - трехмачтовый, где каждая мачта - как башня. Она видела, как трещат от ярости глаза старпома, что пристально смотрит на крысу, как меланхолично разглядывает невидимые звезды картовед... Она уже хотела эту картину. Она был живая,  и она очень подходила этом бару.
Флай не знала, откуда взялся в ее голове сюжет, и смутно видела лица четырех других участников, но один из тех, кому должн быть посвещен форзац этого бара, сидел сейчас перед ней.
- Как ты смотришь на пиратов, Статуар? Я бы прописала тебе широкополую шляпу. и парусник, времен века шестнадцатого, тогда все гоняли свои суда по морям, забирая все, что плохо лежит. И костюмы были впору....
Она начала вещать, все дальше уплывая в только что придумнный ею мир - таверна.... Очень хорошо подходит под стиль этой забегаловки, где кружки были деревянными, эль лился ркой, и всегда можно было снять кого-то на ночь.
Флай обожала этот бар за свободу. Свободу от ответственности и свободу для творения.
- Я сейчас, - она резко подскочила, опрокинув стул. - Билли!
Бармен, вздернув бровь превратился в слух.
А потом усмехнулся и кивнул - дал добро. Это займет несколько ночей, может, даже больше, чем несколько, и на месте четырех лиц пока останутся белые пятна, но у нее будет эта картина.
Весело напевая, Флай вернулась обратно.
- С владельцем все утрясли. Да выпьем же, фильбустьеы, да выпьем же за удачные походы, - она засмеялась. - Ну, и перекусить можно. А пока я буду поглощать местную кухню, может ты посоветуешь мне кандидатов на еще тройку мародеров и рыжую касавицу на роль любви всей твоей жизни. Не может же быть пиратского капитана без драматичной истории с битьем посуды и мушкетами. Или мушкеты были позже, - она задумалась, - впрочем, не важно.
Довольная улыбка расцвела на ее лице и она скинула куртку.  Под ней оказалась полосатая майка - как уместно.
- Флай, назывй меня Флай. Я довольно бесцеремонно соскочила на фамильярность. но, мне так видится, ты это мне простил. Сначала каллории и история - потом наброски. У меня все с собой. А за красками можно и сгонять - Би решает.

Даже я за тобой не успела, - встрял внутренний голос, едва она успокоилась.
У меня давно не было такого подъема. Все было тускло как-то.
Угу.
Мне людей не хватало.
Музы тебе не хватало. И не хватает.
Никаких муз.
Нашла бы и себе рыжую гарпию с прекрасными глазами и жарким темперамнтом.
Нет, спасибо, мне и так неплохо.
А я тебе ее напророчу.
Умолкни.
Будет-будет. И ты больше не сможешь столь мимолетно шутить о любви.

- Би - мой преданный и верный цельнометаллический друг мотоцикл,  - она ухмыльнулась. - У нее барахлит все понемногу в разумных пределах. Но она никогда не подводит. Моя девочка...
Флай не умела долго страдать - она вообще страдать не умела, поэтому дневной флер испарился из ее сознания с первыми каплями рома и светской беседой.
Говорят, люди искусства постоянно грезят о смерти, об окончаия своего Пути, о творческом кризисе... Флай себя или не причисляла к людям творческим, или была вконец бракованным представителем богемы.
О смерти данная мадемуазель думала только  в одном ключе - долгие годы назад в зоопарке, когда она старательно делала вид, что работает не покладая рук, она застряла возле клетки с леммингами - прекрасные создания, совершающие массовые самоубийства ради сохранения популяции.
Тогда ей в голову пришла великолепная, реализованная пока, к сожалению, только в красках, идея.
Итак. Ночь. Лондонский мост, который все никак не упадет. Девушка едет на мотоцикле, а у нее на багажнике толпятся эти крохотные зверьки, стоящие на двух лапках и подозрительно обнюхивающие воздух.
Лемминги страшаться всего под ряд и жмуться друг к дружке, в ожидании грядущего. Их инстинкты уже вопят, что им нужно бросаться со скалы, но скал рядом не наблюдается, как и водоемов.
Но тут девушка сворачивает на тротуар и подъезжает к самому ограждению. Радостные лемминги, завидев воду, тут же исполняют свой коварный план. Минус один лемминг, минус два, минус деять... а девушка все летит по брусчатке, оставляя за собой оторвавшихся от земли леммингов, спикирующих прямо в черные воды. Мост заканчивается - у нее на багажнике остался последний Лемминг - а до воды уже не допрыгнуть. И он смотрит так печально, в сторону удачно самоубившихся друзей, и вздыхает.
Флай предполагала, что девушка - очень злая девушка - все же не даст ему самоубиться. Она будет кормит его чипсами и попкорном, оберегать от него кисти и не пускать к масляным краскам.
Впрочем, лемминги так и не почтили ее своим присутствием.
Зато ее почтила присутствием другая идея. Вспомнились фото на столе перманентного работадателя.
Перманентного, потому как вот уже сколько лет, она у него в подопотных, но в штат так и не зачислили.
Флай почувствовала себя крысой и задалась вопросом, что бы с бедными леммингами сотворил профессор. Впрочем...его дело.
- Ладно, подходящая рыжая красотка у меня найдется. Тогда с тебя - старпом с картами. И за ухом, выглядывая, будет торчать дама червей. Он должен быть сердцеедом, коли капитан - одинокий волк, - Флай подмигнула ему и отправила в рот кусочек мяса. - А про себя в картине я подумаю - я обычно не присутствую на своих работах - только где-нибудь в углу, или пьяная рука торчит из бочки, или... еще что-то подобное. Но с розовыми волосами меня не узнать. Идет, я подумаю об этом.
- А пока... как будем договариваться? Мне бы еще за красками сгонять - но это недалеко - я живу в соседнем квартале. Подешь со мной или подождешь? - вслед за мясом отправилась картошка. Флай всегда очень быстро ела - торопилась не успеть.

Не успеть чего? Вслед за леммингами в Темзу?
Вот стерва, проснулась.
Страдай.
И не подумаю.
Не самый лучший план: изображать на стене бара жену твоего ненаглядного профессора.
Он ее обожает - это будет месть. Он и так с нее пылинки сдувает, а я вручу ей в руки револьвер. Пусть посмотрит, чего на самом деле стоит дама его сердца. У нее, как мне кажется, и от приклада синяков не останется.
Конечно, с таким чудом всю жизнь прожить....
Так что, будем ловить Лилит Снейк.

Отредактировано Nymphadora Tonks (2016-09-05 12:55:09)

- Такси? Кто же в Лондоне заказывает такси? А как же байки про то, что за тобой приезжают машинки старого образца и увозят в дом с привидениями. А там, призрак Мориарти старательно расчленяет тебя на кусочки, заворачивает ленточкой и отправляет твоим друзьям, - она погрозила Джеку вилкой. - И если друзей нет - это тебя не спасает, - она сосредоточенyо покосилась на свою тарелку, убеждаясь, что порция съедена. - Это я к тому, что я пока еще трезва достаточно, чтобы не сбросить тебя на повороте. В смысле, я вообще тебя сбрасывать не собиралась, ай, ладно.
Она отпила из стакана ром.
Работает ли она в салоне... Нда, вопрос сложный.

Я бы ответила, что он выпивает из тебя все силы.
Но кушать иногда хочется.
Именно.

-Да, я все еще работаю в салоне, когда-то по глупости, я решила, что он будет приносить доход, а теперь я только голову пеплом посыпаю. Чувствую, он дышит на ладан. Но речь не о том, а о занятии более достойном внимания.
О картине.

Флай рисовала, сколько себя помнила - жуткие кони с крыльями, обтянутые кожей, совы, переносящие письма, замки с остроконечными башнями, люди в мантиях и шляпах, седобородый старик в очках, и прочее, прочее.
Она много о чем фантазировала в детские годы - к тому же, заняться ей было особенно нечем. Родители - в постоянных экспедициях, тетка - вечно занята. Однажды Флай связалась с байкерами и чуть не укатила в Исландию. Одумалась, только когда поняла, что там промозгло и холодно - всегда.
И быстро вернула манатки обратно. Манатки вернула, а вот душу баллончикам с крaской успела продать.

- Хей, Хонки, давай баллонами - и высохнет быстрее и над кистями не трястись.
- Хей, Билли, мне ж лучше знать, - передразнила бармена Флай.
- Хонки!
- У меня не будет такой палитры, я уже давно не рисую карикатуры в общественных местах.
- Найдем - ты, главное, начни - а там найдем.

Флай забурчала - ломают ей всю концепцию.
- Лааааадно, тогда и ты можешь помочь, - она обратилась к Джеку. - С распылителями точно справишься. Коли какой-никакой опыт есть. Я рисую... дай бог памяти, столько не живут. Всегда. Я не люблю читать, писать и вышивать крестиком. А вот трахаться, кататься на байке и оставлять о себе память мазками по холсту - это да. Это даже звучит круто. Хотя, по большей части именно звучит.
Она залпом допила ром и даже не поморщилась.
- Как говорят, я посмотрел на нее, и пропал. А потом увидел, как она пьет виски из горла, и влюблся навек. Ни разу не встречала подобных кадров, но мне особенно и не надо. Ну что, пошли?

По пути она состроила глазки бармену, а он погрозил ей пальцем. Во времена своей далекой юности, она познакомила его с женой. Через постель, разумеется, они оба в те времена спали с ней.
Она послала ему воздушный поцелуй и устремилась к байку.
- Я буду заводить его на улице - ты не ошибешься - самый жуткий и шумный зеленый зверь - мой.

Они летели по трассе и уже поворачивали около ее дома. Покосившиеся многоэтажки недалеко от центра были привлекательны только для крайне не избирательных в быту - ремонт там было заперщено делать именем Юнеско, а Флай было комфортно. Мансарда, романтика, все дела. И свет прекрасный. Естественный свет, имеется ввиду. Она взяла его по дешевке во время перед грянувшим кризисом и сейчас была крайне довольна. На углу был фешенебельный ресторан, а во дворах уже привычный лондонский тлен с узкими улочками и расписанными парадными.
Классика.
Глянув влево для поворота, Флай замерла.

Боги....

Больше мыслей ни на что не хватило - из ресторана выплыла нимфа. Муза, холодная красавица, снежная королева. Флай не разгледела детально ее лица, но вокруг нее словно разливался свет и воздух отступал перед ее властностью. Она была само воплощение утонченности, крастоты и изящества. Она была почти богиней. Флай вывернула шею до отказа, провожая взглядом фигуру.

Ты же хотела музу - получи.
Ничего я не хотела, я только... это вообще ты говорила.
Я, не я... муза теперь имеется.
Она такая... касивая.
Она такая... иная. Я бы сказала.
Я таких никогда не встречала.

Флай засмотрелась на прядь волос, обрамляющую лицо и не справилась с управлением.
Они немного накренились, и Хонки резко затормозила, выворачивая руль. Нога в тяжелом ботинке опустилась на асфальт, двигатель заглох.

У тебя сзади - пассажир.
Ох...

- Прости, меня немного занесло на повороте. Все в порядке? Могу обещать, что такого больше не повторится. Это был эксцесс от внешнего воздействия, - она задумчиво посмотрела на стену, за которой теперь спряталась женщина-мечта. - Я живу на последней этаже, лифт не работает. Но у меня есть кофе. Или виски, или чай - в качестве компенсации.

Отредактировано Nymphadora Tonks (2016-09-06 16:05:28)

- Виски это прекрасно. Почти также прекрасно, как секс, только немного не про то. Когда ты пьяный, секс довольно впечатляющ, но вот только кончить долго не выходит, - она пожала плечами, пропуская его в квартиру.
- Можешь не разуваться. Хотя, можешь и рискнуть - если найдешь сменку в этой куче - босиком в мастерской лучше не ходить.
Квартира Флай представляла собой все ту же городскую свалку.
Попрошу зметить! В творческом беспорядке.
Флай хмыкнула - по поводу собственной квартиры у нее предубеждений не наблюдалось - она была местом, куда некая мадмуазель сбегала в творческих муках, а потом от этих мук избавлялась.
Лепнины не наблюдалось - прямо в коридоре наблюдались стопочки эзкизов и мятая бумага. Около зеркального шкафа - зеркало в коридоре - первое дело! - сиротливо стояла банка с кистями. Рядом на планшете можно было заметить недописанный автопортрет - это Флай экспериментировала с собственной мордочкй на холсте.
Получилось неплохо, но не достаточно.
Девушка была похожа на Хонки даже в мелочах - родинки там всякие, реснички, но совершенно не была похожа вцелом - она напоминала скорее не самую счастливую женщину, которая положила свою жизнь на служение Родине и любви к одному мужчине. У нее на лбу просто черным маркером было выведено - война.
Флай ненавидела себя рисовать. Это и было причиной кризиса. Она поморщилась, глядя на портрет, и завесила его платком - нечего тут щеголять собственными неудачами.
- Проходи в мастерскую. Там есть кушетка и кресло. Выбирай, что ближе, сексуальный ведущий новостей.
Сама она нырнула в кухонный закуток в поисках чистых бокалов. Чистых не было. Но вода вроде-бы с утра была.
Вроде бы.

Будет забавно - можешь напоить его растворителем - он уже дошел до той стадии, когда и не заметит.
И куда я потом дену труп?
Ну... Сделаешь инсталяцию и продашь в Пьен. Они оценят.
Ничего они не оценят. Хорошая галерея.
Только плохо охраняемая.

Бокалы отыскались и даже их невнятное содержимое было старательно оттуда вычищено.
С виски таких проблем не возникло.
- Я пью неразбавленный, но тебе могу предложить какой-нибудь закуски, - она мысленно порылась в отсутствующем холодильнике. - У меня есть желейные конфеты, - выдала на ура и протянула бокал. Перед тем, как идти на балкон в поисках давным-давно не используемых баллончиков, стоило выпить. У нее на лоджии был такой склад, что можно было случайно наткнуться на череп мамонта.
То есть, серьезно можно было - у них с Микаэлем была как-то идея подменить реальный экземпляр из палеонтологического музея искусной подделкой, но дело не выгорело - нужный охранник, то ли уволился, то ли умер.
План отложился до лучших времен, а череп остался.
Как она находила подходящего по размеру мертвого слона и носорога, даже двоих - история не для широкого слушателя.
Но, вернемся в мастерскую. Откровенно говоря, у Флай руки горели взяться за уголь, и накидать профиль тех самых внешних обстоятельств, что едва бесславно не окончили их жизни в подворотне. Но она не жаловалась на память, а бросаться работать прямо сейчас было невежливо.

Как будто, ты знаешь, что такое вежливо.
Умолкни.
Ага, ага. Ты просто уже ее не помнишь.

Флай задумалась и заметно погрустнела - действительно, детали затерлись - остался только образ.
Она выпила виски залпом и рассеяно посмотрела на Джека.
- Или нужен был тост?

А вот Флай очень хотелось, чтобы эти самые внешние обстоятельства были на своем же месте. Она бы слезла со своего зеленого монстра и подошла бы к ним.. к ней, будем откровенны и этот странный флер, что облаком ее накрыл в ту секунду, когда она проезжала мимо – он бы исчез в никуда, и Флай снова смогла бы думать о последнем альбоме Линдемана – того самого солиста, а никак не безумца, сочинившего таинственные стадии горя. Она бы с радостью неслась по трассе под тяжелый рок, или под рок легкий, но вместо этого она пила виски в компании человека, что никак не желал вставать на место «внешних обстоятельств».
Она выпила не чокаясь и, подмигнув, скрылась на балконе. Флай ненавидела, когда ее настигает хандра, а когда кто-то при этом присутствует свидетелем, она ненавидела еще больше. Не то, чтобы она была девочкой, которой не доступны стадии горя - нет, она просто предпочитала выбирать другую сторону. Ту самую, в которой ты можешь выливать на холст серую краску, обильно выписывая мрачные детали, там, могут быть размытые деревья, выбитые окна многоэтажек и проезжающий вдалике электрический поезд. На линиях ЛЭП будут сидеть воробьи, старательно переступая лапками – и к вечеру ни один из них не выиграет в рулетку – потому что картина, вместе с ее сюжетом, принадлежит создателю, и, к сожалению, своей жизнью не живет. И Флай была только рада – если бы она была Бэзилом, и высокородные леди и нищенки на ее портретах оживали, она бы давно использовала крюк в потолке по его прямому назначению. Как любой представитель высококлассной богемы, Флай не считала, что лампы нужно вешать на крюки под потолок – у нее были свои торшеры, светильники и крохотные ночники – но ничто из этого не давало ей повода для того, чтобы занять выдающийся крюк. Более того – они были причиной его незанимания.
Внешние обстоятельства разожгли азарт и оставили после себя кучку пепла – и как теперь Флай писать фреску, скажите на милость.
- Подожди пару минут – я соберу то, зачем мы приехали, можешь пока тут осмотреться – только чур работы не рвать.
Она помотала головой и влезла в сапоги – на лождии можно было наткнуться и на битое стекло, и на прочии прелести художественного беспорядка.

Хаоса, ты хотела сказать и бардака.
Отвянь.

Она стянула с полки рюкзак, задев плечом нижнюю полку и с нее мягким дождем посыпались бумажные цветы. Было у Флай время увлечения оригами.
Бумага планировал как засушенные осенние листья - не руководствуясь планом, а Хонки рассеянно смотрела себе под ноги и старательно расхлебывала то, что умудрилась себе накрутить за последние нескольо минут.
Это было... странно.  Странно, как внезапный дождь в солнечный день или радуг посреди города. Или бессистемно стекающие по стеклу капельки дождя. Флай думала именно так - одна капелька понеслась сверху, объединяясь с другими, вырисовывая кривые дорожки, но делая стекло более прозрачным - доступным для лицезрения вовне.
Раньше мир виделся в крапинку, а потом раз - и в полосочку.

Наркомания какая.
И не говори.

Флай любила рисовать дождь, потому что он размывал реальность, делая ее одновременно более ярким. Но сейчас из водных процедур планировалось только море - и там уже никаких сомнений - это буря, трагедия и драма.
Она побросала баллоны в рюкзак, захватив еще и кистей, и несколько банок эмали - для контуров и на всякий случай - и вернулась в комнату.
- Я думала про драму. А какая она, твоя драма, товарищ капитан?

Он отшутился - бывает. Флай Хонки была не тем человеком, который беспардонно лезет в душу - у нее для души был другой подход - она просто оставляла на виду свои работы - кто-что подберет. Джей выбрал странное.
Она помнила как это рисовала - по наитию - был простой такой, обычный день, было немного тоскливо - не потому что дождь, а потому что никуда не было надо. И делать вроде бы ничего не хотелось, и даже голод не заглянул на огонек.
Но не выползти из своего закутка к мольберту Флай не могла - она тогда экспериментировала с цветами. Акварели в двух тонах - красно-желтый, красно-синий, сине-белый, фиолетовый и бордовый. Зеленый и черный.
Маки получились шикарными. От насыщенного алого до бледной желтизны внутренних точек. Шхуна была слишком далеко, чтобы различать детали - древесина испокон веков синевой не отливала. Но современные яхты во что только не расписывают.
В то утро ей выпали зеленый и черный. Яркие вспышки и черные тени. От картины веяло холодом за милю. От рисунка разило смертью.
Флай не боялась смерти - а атмосфера вышла довольно жуткой - упустить настроение было бы ошибкой.
Она не упустила - это было пару лет назад - сразу после нетривиального знакомства с Певереллом. В нем тоже можно было почуять эти жутковатые нотки за милю.
Странно, что телеведущий популярного канала выбрал именно это. Но, на вкус и цвет...
Она бы выбрала обнаженку, но, видимо кому-то больше по вкусу крюки и цепи - подобные игры были Флай не особо интересны.
Или она просто не достаточно качественно старалась.
Но речь не о том.
- Потенциальная юнга вдохновлена печально исчезнувшими внешними обстоятельствами. Знаешь, бывает так - один взгляд, и ты пропал - и думаешь только об одном - о всяких романтических пассах, об изгибах талии, о падающих на глаза локонах и прочих прелестях навязчивых ухаживаний. Представляешь, как бы они - обстоятельства то бишь - будут смотреть на тебя, а ты потратишь последние фунты на какую-нибудь чайную розу. Понимаешь?
Она повертела в руках лямку ремня и вдруг взгляд из рассеянного, мечтательного стал пристальный и внимательный.
- Малфуа, - завопила она, бросила рюкзак на пол и метнулась к Джеку под ноги, нырнув одной рукой между его ног под тахту, на которой он сидел. - Иди сюда, чудо в перьях, пока я тебя не вышвырнула из окна. Опять таскаешь мои банки с красками. Как ты только пробрался в мастерскую, мелкий синхронизатор неприятностей, - Флай вытащила из-под дивана за шкирку белого хорька, который судорожно прижимал к себе зеленые чернила.
- И что тебя так тянет именно на эту банку, - она покачала головой и подняла глаза на Джека. - Я ее уже убирала даже в холодильник, и ничего - все равно достает. Я даже боюсь представить, как именно он открывает даже запертые двери - я как-то даже шаржи на Хоря рисовала - с ключом в руках - как у Кэроловского зайца.
Малфуа она его окрестила после одного пре забавного случая. Все началось с гусиной печени.  Как-то, будучи проездом в очередном торговом центре, она совершенно случайно - и никак иначе - кинула в сумку какую-то гадость - на консервной банке было начертано, консервированное фуа-гра. Этого зверя в природе и существовать не могло - но Флай слишком плохо разбиралась в деликатесах. В тот же вечер в картонной коробке, постепенно расползающейся от дождя, обнаружился и мелкий проказник, который оказался не меньшим воришкой. Флай было сложно разжалобить, но Малфуа уже тогда обладал прекрасным актерским талантом.
Так ее вечер скрасили консервированная фуа-гра и голодный хорек. Печень досталась хорьку, за что он тут же получил прозвище Фуа. Но он так забавно морщил носик, что Хонки сжалилась и преобразовала Мелкий Фуа в Малфуа, потому как Мелфуа - это совсем издевательски звучит. И даже не из-за Мефистофеля - просто тогда уже Люцифер.
Флай задумалась.
- Я придумала тебе имя, дорогой - теперь ты Люцифер Малфуа. Ха.
Флай только что поняла, что сидит на пятках прямо под Статуаром и едва ли не душит хорька.
- Ой. Знакомьтесь - Джек Статуар. И он хороший мальчик, в отличие от тебя.

Малфуа посмотрел на нее своим фирменным взглядом «Хозяйка, ты совсем ополоумела? Меня устраивало и мое имя. Впрочем, мне нравится идея с дьяволом» и юрко вывернулся из рук, направившись к выходу из комнаты. Флай завидывала новоиспеченному Люциферу – ему было хорошо и в закрытой мастерской с зелеными чернилами. Иногда ей казалось, что он выписывает вензеля на плотном пергаменте – так он пишет письма своим друзьям-хорькам в невероятное запределье. Флай так не умела. Она чувствовала себя как волк, запертый в клетке – она буквально видела, как носится из угла в угол по небольшому пространству, сшибая на пути баночки с краской, гобелены и мольберты – Флай была талантливой девочкой, но уж слишком безалаберной.

Барахольщица безрукая.
Сама такая.
Я – само упорядоченное совершенство.
Меня сейчас вырвет.

Хорь свалил, а Флай обратила внимание на бутылку Виски. Жидкость полилась по стаканам и она опрокинула его в один глоток, не сильно задумавшись о том, в каком состоянии она сядет на мотоцикл – сегодня у нее творческая ночь.
- Фамилия, говоришь? Фамилия дело официальное. Хм, - она задумалась, - ну, вот какого он цвета? Если надо фамилию – то это про самые главные признаки. Ну, вот, к примеру. Если ты столяр – то Столяров. Если любишь говорить – Трещетка, и прочее, прочее… что про твоего самое важное? Хотя, если он Осирис – то какие-нибудь египетские штучки – Сфинкс, кот, феникс тот же. Если меня не обманывает моя ущербная память феникс – символ его души. Плюс, у него есть еще крутой брательник с головой осла. Чаще всего – осла. Там куча всяких зооморфов было – всех и не упомнишь. От лани до змеи. Что еще мы помним про Осириса, - Флай мысленно листала толстенную историю искусств, в которой ее больше увлекали картинки, но текст она тоже иногда читала – если было интересно. К примеру, про готические анфилады там, или про тех же греков. А вот архитектурную инженерию, которую все кому не лень включают в пособия – нет-нет, она старательно перелистывала все коэффициенты плотности, предпочитая углубиться в них, если понадобится. Ей, к сожалению, понадобилось. Но это другая история. – По-моему его еще отождествляли с греческим Дионисом, и где-то Приап мимо проходил. Слушай, мне нравится твой пес – вино, плотские страсти и души умерших. Познакомишь, а?
Флай подмигнула и влила в стакан третью порцию.

Тебе не хватит?
Я страдаю.
Ты всегда страдаешь. Хватит.
А как же помянуть умерших?
Каких умерших?
Которых Осирис переправлял.
За трупы ты еще не пила. Кончай. Поехали в бар.
Идет.

- Можно даже подробнее и по пути. Все, собирайся – вступление окончено! У нас грядет фреска!

Все началось с маленького мольбертика. У всего ведь должно быть начало – и у долгих часов над телефоном в ожидании звонка, и у запойного пьянства, и у непередаваемой любви к мармеладу. Идеальный день Флай в далеком подростковом отрочестве – это большая тарелка с мармеладными конфетами – никакого сахара, альбомный лист перед собой и тюбики с краской. Она рисовала на коленке в ожидании школьного автобуса, на скучных уроках в школе, по ночам, когда тетушка гоняла ее спать. Но ключевая идея была именно о коленке – ничего не вдохновляет так, как ограничения. Ее, по крайней мере. Но однажды тетушка принесла с работы настольный мольберт – знаете, эдакие шесть сколоченных палок на подставке и держатель для бумаги. Флай увидела его и умерла. Умерла. Возродилась, а потом опять умерла.  И так до бесконечности. Сложно понять, что чувствует человек, которому говорят – все – больше никакого скотча. Теперь тебе не нужно будет прикреплять бумагу липкой лентой к наклонной деревяшке, сидеть на полу и стараться не изменить наклон изображения. Тебе не надо будет обходить неоконченную конструкцию за три метра, чтобы не изменился угол обзора и освещение. И страдать, по поводу удлиненного носа и неравномерно посаженных глаз – потому как лежащий кот отличается от кота висящего… Долой абстракцию, да здравствует позирование!

Передать радость Флай тогда было сложно. Передать радость Флай сейчас, когда она, наконец, придумала, чем расписать стены бара, о которых они с Проционом говорили еще пару лет назад – практически невозможно.
Передать то, что на нее рухнуло, как только она вышла из комнаты невозможно совершенно – почему-то «внешние обстоятельства» -  о которых не только думать нежелательно, но и встретить маловероятно -  скребли в душе, не хуже когтей Хоря. Малфуа был хорьком вредным, но очень понимающим – он высунул мордочку, глядя на хозяйку, хозяйка махнула рукой и отправила его по своим делам. Хорь фыркнул и демонстративно махнул хвостом.

Забавно. Тебя даже хорек лучше понимает, чем твой внутренний голос. Это многое говорит о твоем интеллекте.
Это скорее о твоем интеллекте говорит.
Совсем того? Мой интеллект – это и есть твой интеллект.
Ох, не скажи.
Попробуй поспорить – в одном человеке не может ужиться два разных уровня образованности.
Уровни образовенности вообще не могут уживаться – они не живые. Они же уровни.
Достала.

Флай, довольная временной победы, довольно оставила рюкзак с красками  на Джека, накинула кожанку, прихватила шлем и начала спуск по периллам. Первая жертва фрески, уже довольно сильно пьяная, шествовала за ней.
Мародеры встретили их пустым залом.
- Билли, пусти – это мы, - недовольно бурча бармен поплелся открывать – они только закончили перестановку и убирали бар – сегодня собирался закрытый карточный клуб, и основной зал прекращал работу пораньше, чтобы не разжигать лишних конфликтов.
- Работай хоть всю ночь. Но к завтрашнему вечеру все должно быть убрано.
- У меня только один кусок сегодня.
- Значит, кусок должен быть конечный. Шеф слишком многое тебе позволяет – а краснеть перед клиентами – мне.
- Да ты краснел на моей памяти только однажды – и то от злости.
- Ты разбила бейсбольной битой переднее стекло моей машины!
- Ты проколол мне шины и попытался выдать волчий билет в клуб, - Флай показала язык. – Я больше не танцую.
- И слава богу – твои нервные дерганья заставляли меня держать наготове телефон с набранным номером скорой. Это было похоже на припадок.
- Сам ты припадок. Пускай давай.
Билли, недовольно ворча, пустил их в зал и, громко топая, исчез в кухне.

- Давай начинать, что ли? Джей? – она оглянулась и окинула его взглядом. Пусть будет плащ – пиратский плащ – это то, что нужно. – Ты можешь занять позу, в которой не стыдно изображать капитана. Я хотела писать его на корме – с закинутой на борт ногой в ботфорте. Корму допишу позже – сейчас главное уловить контуры фигуры и черты лица – да, помню – я еще и портрет тебе обещала. Будет. Усаживайся поудобнее. Вернее, устраивайся. Ногу на табуретку все же придется закинуть. У тебя там еще была мысль про крюк и крокодила? Пиастры и повязки долой или все как по канону?
Она уже развернулась к стене и выставляла в  ряд баллончики, следуя палитре. Билли, честно отрабатывающий свой хлеб, свалил в углу все то, что осталось после последнего ремонта – именно тогда Флай познакомилась с владельцем и помогла привести в порядок несколько залов – как всегда, малярам платят больше, чем художникам. Как будто вторые должны праной питаться.
Баллончики выстроились в ряд, Флай подошла с угольком к стене.
- Готов? Поехали. Чтобы было не скучно можно включить музычку или побеседовать за жизнь.

Как только Джек заговорил про старпома, забавный зверек, что сидел глубоко внутри и медленно уничтожал тыквы, оставшиеся еще от Хеллоуина, насторожился. Этот зверек был чем-то похож на Малфуа и совсем не был похож на ее внутренний голос – еще бы. Кто угодно будет непохож на эту вредную, вечно недовольную, чрезмерно моральную дамочку с богатым боевым опытом – она прекрасно метает острые слова прямо в нужные места.
Итак, хорек насторожился и прекратил поедать тыквы.

Хорьки едят тыквы?
Процион Уайт в разговоре – к беде.
Хорьки поедающие тыквы – к беде.
Хорьки, пьянствующие вместе с Проционом Уайтом – к большим неприятностям.
Для хорьков?
Для всех вокруг.

Другое дело, откуда Джей мог знать этого патлатого раздолбая, который проиграл в карты свой Харлей, когда у него не было денег и на сигареты, а потом выиграл клуб, когда дела пошли в гору. Забавный прохиндей. Флай была бы не против него в роли старшего помощника.
Не Харлея, конечно, а Проциона.
- Мотоциклы на корабле – тоже к беде, - озвучила вслух Флай свою последнюю мысль. И забралась на стол, предварительно кинув туда клеенку, если Билли заметит хоть единую кляксу – ей вовек не отмыться от той грязи, что он на нее выплеснет. Былли был хорошим малым. Но при таком руководителе, как Процион, чтобы бар не разорился, за ним хоть кто-то должен следить. На стене медленно вырисовывалась одинокая фигура капитана, стоящего на корме. Ботфорты, шляпа в одной руке и взгляд вдаль. Штрих ложился к штриху, если бы было уместно, Флай бы все писала в угле. Ей казалось, мелки не лгут. Впрочем, краски тоже лгать не умели. Иначе Хонки завралась бы еще в школьные годы.

- Если ты говоришь о том, о ком я думаю – то твой корабль не пойдет ко дну только милостью Посейдона и твоей компетентностью. Поцион славный малый, но у него в голове слишком много пиратского ветра. Хотя… может, такие ребята и идут бороздить моря под флагом свободы от, свобода для и свободы вопреки… бла-бла… Вы давно знакомы?

Она наклонилась, потянувшись за баллончиком – в одном Билли был прав – с маслом она бы возилась годами над этой фреской, а Флай не была уверена, что встретит мистера Статуара еще раз – у него были слишком грустные глаза для человека, без печальной истории любви. Иногда ей казалось, что у всех в этом мире слишком грустные глаза. Глаза омуты, глаза, полные боли, потерь и памяти. Или, скорее потери памяти. Ей казалось что каждый, что встречался на ее пути, что-то позабыл. Что-то, что очень хотел бы вспомнить, но никак не может – не потому, что не хочет, а потому что даже не знает, что что-то нужно вспоминать. Пожалуй, только один человек во всей ее многолетней истории этим не отличался. Глаза Себастьяна Снейка, пусть и горели то ненавистью, то презрением, то еще каким-нибудь «слезь со стола и убери ноги от моих пробирок», но всегда лучились счастьем. Таким, в котором черным по белому, или белым по черному, было начертано «это мой мир и я никуда отсюда не уйду. Я ничего не желаю знать о других мирах. Я никого не хочу знать из других жизнях, я ничего не хочу вспоминать». Нехорошие глаза. Глаза надежды. Наверное, Флай бы назвала их так. У Джека Статуара были глаза безнадежности. У Проциона – пустые зрачки давно потерянного прошлого, у нее… она вообще не любила смотреть в зеркало, потому что ей казалось, что это она сама – зеркало, а зеркала ее совсем не отражают. И не за васпирское начало, а за… полую внутри сущность. Будто туда что-то должны  налить. Или она сама должна налить. Но кто и зачем – она не знала. Не знала она и что. Она думала, что это может заполнить искусство – но это было не так. Она думала, что это может заполнить скорость, но это было не так. Она думала… она думала, что может это заполнит любовь, но она уже более двадцати лет знала, что любить не способна. А теперь это было даже научно доказано. Записано в протоколе и вписано… куда-то там вписано. Она была нужна Снейку именно потому, что не могла этого делать. Вследствие своих физических… проблем.

- А ты, - она потрясла в руках баллончик и начала рисовать. – А ты в покер играешь? Помнится, во времена своей бурной юности, я однажды взялась за карты – но я настолько плохо умею блефовать, что сбежала после первого круга. Я отлично вижу людей, но совершенно не умею вести двойные игры – у меня одна единственная маска, из-под которой ничего не видно, зато все прекрасно читается. Ты не подашь мне рома? – она обернулась, распыляя на шевелюру статуара немного белого. – Он в баре. Билли должен был оставить – он же знал, что я буду работать.
Фигура медленно обретала очертания – уже развевался шарф – ало-золотой, уже трепыхал волосы ветер, уже выделялись икры и были прорехи на кожаной куртке. Только пустые глазницы и белый овал вместо лица наводил на картину дополнительной жути.

Бутылка вина – будешь пьян один день.
Билет в Питер – всю жизнь..

Вольный перефраз ГА. Чья фраза не знаю, а ГА изволит не отвечать.

Остановиться? Остановиться на человеке без лица? Как это подходит к телеведущему и ведущему культовых новостей. Даже больше, чем к какому-нибудь премьеру, или любому другому медийному персонажу, от которого требуют не лик, но маску. А маска… маска должна быть белой, чтобы на ней можно было что-то написать. Или наклеить. Но лучше – извалять в грязи, потому как всем нужны сливы для помоев, а куда еще сливать помои, если не на маску. Человек на экране – человек без лица. Но Джек Статуар был не только человеком на экране – иначе у него бы не было его глаз. И не было бы его… стремления уничтожить себя в порывах… в отсутствие порывов. Никто не играет в карты так, как люди без смысла. Никто не азартен так, как те, кому нечего терять. Хотя, Флай тоже нечего было, но… но для нее деньги не были ценностью, а проиграть кисти она бы не смогла – это было важнее, чем круглый стол и выигрыш – она вообще была равнодушна к результату, хотя нет, она была равнодушна к… победам – не к результату. Для нее было важно получить желаемое, или увидеть конец. Она просто не любила… провисаний? А Джек Статуар завис, застыл, заледенел как статуя. Он шел, но не двигался, пил но не пьянел. У Флай создавалось такое ощущение, что он живет в лимбо. Знаете, эдакое междумирье, что он умер много лет назад, и сейчас только ждет лодку Харона. Но лодка все не приходит – и он начинает искать ее сам, от безысходности, от скуки, от безделья, от отсутствия другого выхода. От… отсутствия жизни?

Что-то у тебя последнее время слишком много жизни. Вернее, ее отсутствия.
Не мы такие, жизнь такая.
Пьяная.
И глухая.

Флай накуксилась и сползла со стола, принимая бокал и опрокидывая в себя сразу треть. Она болтала ногами и раздумывала о том, что, если на клеенке есть капли, то ее штаны станут в крапинку, и ей придется наводить на них творческий беспорядок. Только без драконов на этот раз – прошлые замаранные джинсы обзавелись драконом, а все хором твердили о том, что это жар-птица. Какая, к черту, жар-птица? Не тот формат!
Флай была наивно уверена, что ее формат – это драконы.

Я бы сказала, хотела быть уверена. Признай правду.
Нет. Драконы.
Попугаи. Жар-птица – твой потолок.
Я еще найду человека…
… который хоть не с хомячком будет тебя сравнивать.
Ненавижу тебя.

Но Статуар ждал ответа, и уходить от него столь откровенно было бы невежливо.
- Получишь ты свой портрет – почему бы и нет. Мне не сложно тебя нарисовать. Другое дело… захочешь ли ты вешать то, что получишь… твой вопрос прозвучал раньше срока, но я сама напросилась, впрочем. Я могу описать это… несколькими мазками на стене, или на холсте, на бумаге – на чем угодно, но… но знаешь, многим не нравится, не как я рисую, а о чем я пишу портреты.
У меня есть один работодатель – с него я пишу только шаржи. Потому что он слишком… серьезен для своей жизни. У меня есть любовник, которого я никогда не пишу, потому что получается… ужас. Я редко говорю, что на меня что-то наводит ужас… так вот, его портреты наводят. Он не самый милый человек, но он… не вызывает у меня ужаса. А его портреты кажутся мне картинами, скорее карикатурами Веласкеса, забавно, что именно с ним мы и проворачивали… разное. Но ближе к делу. Ты… я вижу в тебе… одиночество. Я вижу в тебе разбитые надежды, я вижу в тебе разломанную судьбу. Я вижу огромную черную развилку, после которой ты свернул не туда. Вместо дороги – черный лес. И ты идешь и идешь, все глубже и дальше. И не поворачиваешь назад. Или тебя некому позвать туда, где светло и гудят машины, или ты просто… сам не хочешь. Тебя устраивает непроглядная чаща – тут не видно, что ты заблудился. Потому что те, кто бродят рядом с тобой, полностью уверены в верности выбранной траектории. Но им повезло – они слепы. А ты – нет. И это тебя пожирает изнутри. Поэтому тебя устраивает белая маска вместо лица – потому что ты давно и прочно себя потерял. Вот, что я вижу, - она хлебнула еще виски, и еще. И еще. Она допила бокал и посмотрела на Джека. – А теперь, пока ты не сбежал после моих откровений, выбирай. Я могу нарисовать вместо твоего лица, лицо того человека, каким бы ты стал, если бы выбрал другую дорогу. И если бы тебе по ней все же было позволено пройти. Но твой портрет – твой, Джека Статуара – я все равно напишу. Но тебе лично. Или я напишу тут ту правду, что есть сейчас.
Она спрыгнула со стола и подошла к нему вплотную.
- Выбирай, пока можешь, Джей. 

Отредактировано Nymphadora Tonks (2017-01-13 18:01:48)

А ходят ли капитаны по суше?
Ходят. Когда идут на абордаж особняков.
И когда завоевывают своих дам – дамы под парусами не ходят.

- Эт ты зря, Джей. Тебе сколько? Лет тридцать с хвостиком? У тебя впереди еще полжизни. Может, твоя вторая половинка бродит за углом. Она сжимает в руке твое старое сердце и спешит подарить тебе новую… дорогу? Так я говорила?
Она вскочила лихо на стол и занесла кисть. Несколько лет спустя ей скажут, что она не умеет врать в угле. Не умеет. Не умеет и в акварели, и в пастели, и в гуаши, и в акриле. Она не умеет лгать маслом и не умеет словом – она просто говорит так, что обычно не верят. Но у Флай Хонки была слишком обнаженная душа, чтобы было возможно… что? Чтобы было возможно врать? Все могут – и она бы справилась. Она бы поставила на ту лошадь, которая первая придет к финишу…

Неа… ты бы поставила на ту, которая симпатичнее. Или у которой расцветка необычная.
Чего это?
Ты и в карты всегда играя, любовалась скорее на картинку, чем на стоимость карты.
Но, если они раздавали рубашкой вверх, а внутри были образины времен французкой революции…
Да хоть иконы. Игра была не про то.
Да мне было плевать.

Впрочем, ей практически всегда было плевать – это правда. Плевать на условности, на внешний вид и вкус конфет – главное, чтобы у сладкого была история. Главное, чтобы ее можно было собрать в коллекцию. Джек был бы прекрасным экземпляром, но она не знала, на какую полку его поставить, а еще не была уверена, что хочет слушать его историю. Это будет… отчаянье, да? Флай уже видела, как оно растекалось по полу фиолетовыми лужами, как виртуозно заплывало за буйки и выливалось за берега.

Похоже, ты сильно расстроила мальчика, дорогая.
Он не мальчик.
Мальчик, мальчик – расстроила ты именно мальчика.

Флай не умела врать  в угле, но она могла сказать правду по-другому. Она могла написать ту правду, которая могла бы быть, будь все чуть более радужно. Например, например… вот так.
Флай прикрыла глаза, сосредотачиваясь и настраиваясь на счастливый конец. Это такая странная формулировка. Разве конец может быть счастливым? Счастливым может быть только начало – то самое, когда он только надел ей на палец кольцо, а она швыряет букет в толпу, потому что желает мира во всем мире. А еще она готова на все, что угодно – только бы он был рядом. А он.. а он будет петь на свадьбе рождественские гимны и вырезать на тыквах морды оленей – почему бы и нет? Он будет бросать в воздух ее саму, за неимением чепчиков, и обязательно ловить. Он будет бить бутылки шампанского об отъезжающий борт корабля – или старой разваливающейся машины – и им обоим будет все равно. Потому что это – счастливое начало. И пусть только кто-то скажет о том, что уже через год они будут ругаться, кто пойдет вставать к мелкому – потому что есть такие пары, которые не ругаются. Потому что есть такие люди, которые умеют решать проблемы, а не создавать их. Они смотрят на сложности, забавляясь, они выкручивают руки контрастам и играют нечестно. Смелые люди, которые не бояться продлить счастливое начало.

Что-то тебя занесло, мать.
Далеко?
Далеко и надолго – заканчивай с этим. Ваяй.

Флай ухмыльнулась и кивнула, мазнув яркой зеленью по первым всполохам ореховых глаз. Скажете, глаза не бывают ореховыми. У нее бывают. У нее все бывает – у нее бывают травы с красными прожилками и белки с мутно-серыми тенями. А тут… охра, белила, зелень и ярко-ярко-желтый, солнечные глаза человека, который смотрит вперед и видит впереди рыжую и кудрявую ведьму – ту, что нагадала ему дальнее плаванье, ту, что нагадала великую любовь. Да только ведьма не упомянула, что капитан недалеко уплывет от бешеных Карибских волн – и не потому, что грабить будет некого – а потому, что вернуться он будет хотеть в разы больше. И потому, что он будет смотреть, а видеть не будет, потому что  и мысли далеко, и сердце не на месте.

Только вот не доплывет капитан к своей ведьме.

Но этого не нужно говорить – в глазах нет места для угрюмости. Там есть только надежда, азарт и бесконечная молодость. Молодость, увековеченная на страницах книг. Молодость, о которой не стыдно говорить. Такие люди не стареют – они уходят в самом расцвете лет, в очередном бою и с оржием в руках – это скучная повседневность съела Джека Статуара поедом, превратив в рядового.. телеведущего?

Зато живой.
И за это стоит благодарить?

Флай бы скорее спрыгнула с табуретки с петлей на шее, чем позволила себе подобное.
Но Флай… не сходила с ума от ведьмы. А сходила бы – может и прыгнула. За ней – точно бы прыгнула.
Мальчишка был бы хорошим капитаном, пусть и совсем незрелым. Но…
- Готов, - она отошла шаг назад, позабыв, что там стол, и рухнула на пол.

Калека.
Растяпа.

Флай показала сама себе язык и подняла глаза на стену.
- Но это совсем не ты, - она нахмурилась, всматриваясь в человека. – Абсурд, - она недовольно повернула голову, всматриваясь в Джека, – черты те же, человек – другой.
- Я исправлю, - она откинулась на пол и смотрела на капитана. – Пусть пока будет так – а тебя я напишу по-человечески, а не в фантазиях о Питере Пене. И... - теперь пристальный взгляд в глаза. - Кого же ты потерял, капитан? Хочешь рассказать?

- Предпочитают сухопутных крыс... как жаль.
Флай отвела взгляд - не то, чтобы ей сильно хотелось - просто мимо проплыла дама на высоченных каблуках и юбке, намного короче, чем длина этих каблуков. Она продефилировала мимо главного окна, а дальше... яркое рассветное солнце не дало понять, что же с ней случилось дальше.
Печально.
Но поправимо.
Даже более, чем поправимо.

Стоп, что? Какое, к чертям, солнце?
Эхма, красавица, пропустила ты всю ночь - теперь тебе и кофе не поможет - будешь мучиться похмельем до самого второго пришествия.
Может и буду.

Флай шагнула назад, любуясь на дело рук своих. Знаете, так бывает - когда пишешь не то, что видишь, а то, что невероятно хочешь увидеть. Видишь, как расходится кора на дереве, а пишешь - как из-под этой расщелины появляется зеленая почта. Видишь, как сносят дом, а на самом деле - это чья-то старая хибара, и человеку дали квартиру в новом доме, видишь, как девушка говорит нет, а хочется верить, что не тебе. Другому. Тому, кто справа - он просто спросил у нее - сделала ли она проект по социологии - и она такая, задумавшись - вот черт, опять всю ночь писала стихи, а до проекта руки не дошли. И даже не услышала вопроса - она просто сказала. Просто.
И она совсем не без ума от сухопутной крысы.
От любой крысы.
Флай очень нравился Джек Статуар - и ей очень не хотелось, чтобы его флот пошел ко дну, вместе с веселым старпомом и немного грустным рулевым.
Но не ей писать историю - так что, остается только грустить. Грустить, слагать баллады и слушать, как в голове свистит ветер, а мимо проносятся чужие годы. Как мимо проносятся чужие мысли, как волшебно, и немного жестоко девушка раз за разом говорит свое веское "нет".
Как одиноко раз за разом чувствует себя бедный капитан корабля.
И пусть в нашему случае капитан скорее миллионер, чем бедняк, его ворованные сокровища не помогут вернуть ему свою ведьму, потому что... а черт его знает, почему. У Флай не было стоящих предположений, а предположения нестоящие были не по ее душе.

- Но уже рановато предаваться печали и безысходности - светает, а работу пока никто не отменял, - Флай закусила губу, - к сожалению. Неплохо бы еще скататься домой и привести себя в порядок - а то клиенты не оценят. Могу подбросить по пути и тебя - чтобы ты не затерялся в бурных водах Темзы по пути домой - а то после такой ночи чревато.

Ты просто мастер тонкости и вежливости.
И этичности, не забудь.

Если бы внутренний голос мог не только ехидно высказываться, но и закатывать глаза - это был очень удачный момент. Но голос подобными характеристиками не обладает - на то он и голос.
- С меня еще портрет - можно пересечься недельки через две, или через месяц - будет тебе портрет. С взором печальным, устремленным вдаль, бокалом виски в руках и во всю стену, - Флай мечтательно закатила глаза. - Я уже вижу этого властелина разбитых сердец с немного поломанным собственным сердцем. Больше пафоса богу пафоса, больше трагедии мэтру Шекспиру. Как тебе  план?