Шанс один на миллион выпадает девять раз из десяти.

Первый день подготовки рекрутов в полицейской называют «черным понедельником». Кандидаты должны пройти несколько проверок, быть здоровыми физически и психически, и сдать письменный тест. Не каждый на это способен — это же не какая-нибудь школа.
«Мы так приветствуем ребят в полицейской академии. Наша задача – приглядеться, из чего они сделаны, и показать, что потребуется, чтобы стать помощником шерифа», – говорит сержант полиции, инструктор академии.
«Приглядеться из чего они сделаны» – очень верный постулат.
В академию не берут хлюпиков, истериков и тупиц. В академии сержант-инструктор приглядывается к тебе, чтобы понять: готов он спустя несколько лет выйти с тобой в патруль? Готов ли он спустя несколько лет попасть в перестрелку и доверить тебе прикрывать его?
Жаль, что рекрутов редко спрашивают, готовы ли они хоть на что-то из этого хотя бы в теории.

Пока во время учебы большая часть будущих доблестных стражей порядка ныла на свою нелегкую долю, жаловалась на жизнь и страдала от тяжести физических нагрузок, Альфред Лоухилл чувствовал, что попал в свой собственный локальный рай. В этом раю больше не нужно было учить вещи, которые не собирались пригождаться ему в жизни (прощай, химия!) и больше не приходилось подрабатывать в магазинчике Кирка, материного бойфренда (ура, стипендия!). Дружки из банды смотрели на него со смесью зависти и злости, но первого, кто полез на него с кулаками, Фрэдди отправил полежать недельку с сотрясением и больше на него не лезли. Он вырос из них, в их бедняцком районе ему нечего и не с кем было делить. Все, что принадлежало ему, и так было у него: любимая женщина и работа, в которой чтобы кому-то что-то доказать не нужно было укладывать противника на больничную койку.
Шрамы заживали, потому что не так часто нужно было резаться, чтобы быть сильным. Кирк съехался с его матушкой, матушка продала освободившееся жилье и теперь у него, Фрэдди, была своя квартира. Крошечная и неудобно расположенная — но все равно своя.
В эту квартиру он привел Адель. Адель, которая носила его кольцо и его фамилию. Адель, которая теперь была его женой.
В самом деле, как можно жаловаться на жизнь, когда эта жизнь складывается наилучшим образом?

Официально из академии они выпускались завтра, завтра же получали распределение, первые задания, полицейские машины, значки и оружие, но сегодня, уже сегодня — они были настоящими полицейскими!
Лоухилл ввалился в бар в окружении толпы таких же как он выпускников. Среди них затесались и молодняк: только поступившие ребята, мечтающие примазаться к славе и просто те, кому до выпуска оставалось еще год или больше. Попойка в честь окончания полицейской академии планомерно превращалась в просто попойку, но это мало кого волновало. Уж не Фрэдди так точно: пиво приятно давало в голову, вокруг шумели, а зарплата полицейского заметно превосходила стипендию и начислялась прямо с завтрашнего дня. Ух, не жизнь, а сказка!

Небольшая сцена, сконструированная для выступлений певичек и прочей шушеры, жалобно скрипнула, когда на нее забрался крепко сбитый светловолосый парень, по виду — не старше Лоухилла. Парень воздел руки к потолку, его голос легко перебил болтовню будущих стражей порядка.
— Добро пожаловать в стройные ряды защитников закона! — провозгласил он. — Совсем скоро вы станете счастливыми констеблями в дурацких шапочках и сможете безнаказанно бить людей! А пока я, Мартин Филипп Харт, так уж и быть, готов провести для вас развлекательную программу под названием «Курс молодого бойца»! Ну же, зелень, кто готов показать, чего он стоит?
«Зелень» зароптала. Выходить, впрочем, никто не рвался: первогодки все как на подбор были мельче и ниже парня на сцене, а выпускникам явно не хотелось красоваться дома с разбитыми носами.
Лоухилл прищурился, разглядывая заводилу. Мартин Филипп Харт был крепкий, крупнее Фрэда, с широкими плечами и тем самым выражением безбашенной наглости в глубине глаз, которая встречается у преступников и военных, которым все нипочем. Выправка, впрочем, выдавала в нем скорее военного, чем преступника.
Фрэдди поставил свою кружку, вытер губы тыльной стороной ладони и поднялся. Не то, чтобы он так рвался защищать честь полицейской академии, но если все молчат и смотрят в пол, должен же хоть кто-то поднять глаза.

Сцена скрипнула, когда Лоухилл вскочил на нее легко, как в танце.
Ну чтож, под кем провалится — тот и неудачник.
— По морде не бей, — предупредил Фрэдди со смешком. — Жена расстроится.
Его выдавали движения, хотя вряд ли кто-то из его соратников способен был это разглядеть. Двигаться так не учат в полицейской академии, двигаться так учат грязные уличные драки. Лоухилл повел плечами, не отрывая взгляда от противника, поманил его к себе небрежным движением руки.
Он не собирался нападать первым. О своих преимуществах и недостатках он был прекрасно осведомлен, теперь дело было за малым: вычислить преимущества и недостатки Мартина Филиппа Харта.

То, что ты делаешь из любви
получается гораздо лучше,
чем то, что ты делаешь из чувства долга.

Если бы Лоухилла спросили, есть ли какая-нибудь вещь, которую он терпеть не может, он бы ответил не раздумывая: когда планы летят в тартарары. Впрочем, этого никто не любит, правда ведь?
Дальше список вещей, которые он терпеть не мог, стремился к хаотичности: конкурсы, клоунов, орущих детей, пьяных подростков, пьяных подростков в костюмах клоунов, безалкогольное пиво, музыку в три часа ночи, подростков, холодную еду, телефонный звонок, прерывающий секс, звонок в дверь, прерывающий секс, подростки были?..
В общем-то, среднестатистический такой списочек.
А еще Лоухилл терпеть не мог, когда гипотетический интересный противник отказывался подраться.

— Воу, парень, остынь. Ты что, драться собрался? Бойцовский клуб — это за следующей дверью, — Мартин Харт насмешливо поднял руки, и Фрэдди тут же стало скучно.
— Бойцовский клуб ходит со мной, — хохотнул Альфред в ответ, перетекая в другую стойку. Он все еще надеялся подраться. Ну хотя бы немного.
— Эх, молодежь, всему вас надо учить! — Харт всплеснул руками и кивнул бармену.
Бармен с выражением вселенской тоски на лице выставил на помост кучу рюмок с разноцветными жидкостями. Лоухилл от скуки пересчитал рюмки. Тринадцать. Чертова дюжина.
— Тебе, дорогой коллега, предстоит доказать всему честному народу, что ты готов защищать народ во имя Королевы и вселенской справедливости и не смотря ни на что! — сообщил Харт.
Ему бы в театре выступать, вон как заливает.
Будущие «защитники народа во имя Королевы» смотрели на Харта, раскрыв рты. Мартин расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке и закатал рукава. Рты пораскрывались еще сильнее.
— Во-первых, опусти кулаки. Ага, то что надо. Во-вторых, смотри — в этих рюмках отборное пойло от моего давнего друга. От газировки и до термоядерной настойки, пара рюмок которой срубит и лошадь. В-третьих, думаю, ты не хуже меня научился скакать бёрпи. Ну а дальше всё просто. Есть таймер, есть мы, есть бёрпи. Кто сделает меньше, тот пьет рюмку. Потом повторяем, и так пока одного из нас не вынесут со щитом или на щите.
— Ага, старое доброе читерство, — весело хохотнул Лоухилл. — Может лучше подеремся, а?
Он терпеть не мог конкурсы, ненавидел бёрпи и не планировал, что домой к Адель этим вечером его принесут вперед ногами. Ну нахрен.
Лоухилл уселся на край помоста и взялся закатывать рукава рубашки.
— Выбирай временной отрезок, так уж и быть. Минута? Две? И не забудь представиться, а то как-то, знаешь ли, невежливо получается, — довольно сообщил Харт.
Вау, а он даже не думает, что ему кто-то откажет. Точно военный.
— Я не буду играть в твою игру на таких условиях, — Лоухилл закинул руки за голову, глядя на Харта снизу вверх. — Ты крупнее меня в полтора раза, это значит, что бы ты не выпил — у тебя в любом случае в полтора раза больше шансов устоять на ногах. И, судя по выражению физиономии твоего «давнего друга» бармена, ты этот «конкурс» тут не в первый раз проворачиваешь. А это значит, ты знаешь, где газировка, а где термоядерная настойка. Как-то, знаешь ли, невежливо получается.
Фрэдди пакостно ухмыльнулся.
— Но я дам тебе шанс реабилитироваться. Вот тебе мои условия: мы подеремся. Уложишь меня на лопатки — я сыграю в твою игру. Я тебя уложу — ты выпьешь эти рюмки одну за другой. Ну как, идет?
Лоухилл протянул Харту руку, все так же сидя на краю помоста, давая Мартину возможность выбрать самому: это будет рукопожатием или началом драки. Он не боялся ничуть, ему просто было до чертей интересно.
— Меня Фрэдди зовут. Фрэд Лоухилл.

Вы чаще всего забываете о вашей способности мыслить здраво именно тогда, когда это больше всего необходимо.
Юдковски

Что такое хорошая драка? Зависит от того, кого спросить.
Профессионального боксера? Пожалуй, для него хорошая драка — это победить и отделаться синяками, а не переломанными конечностями.
Уличного бандита? Пожалуй, немного колюще-режущего, с десяток швов по итогу, и лучше бы без покойников.
Полицейского? Ах да, для полицейского лучшая драка та, которая не случается.
Если так рассуждать, Лоухилл был плохим полицейским.
Зато он хорошо дрался.

— Ты же понимаешь, что с бёрпи у тебя было побольше шансов на победу? — негромко спросил Харт и Лоухилл покачал головой, криво усмехнувшись — одному Мартину.
Нет, с бёрпи у него было бы намного, намного меньше шансов, как у всех, кто не выносит рутинные вещи, кто любит импровизировать, а не отжиматься по двести раз во имя неясно чего.
— А разве мы деремся ради победы? — так же негромко спросил Фрэд.
Он прекрасно знал, зачем дерется он сам и победа была тут вовсе не главным. Даже совсем не главным, пожалуй.
В отличие от Мартина Харта, Лоухилл не хотел покрасоваться за чужой счет, не хотел пустить кому-нибудь кровь, не хотел продемонстрировать себе и другим свою силу. Он просто любил хорошую драку, а хорошую драку с интересным противником — тем более. А Мартин был очень, очень интересным противником.
К тому же, как еще можно узнать человека, если не подравшись с ним?
— Надеюсь, ты прихватил с собой коврик для йоги, — довольно сообщил Харт.
Лоухилл смотрел, как он снимает рубашку, как перекатываются мышцы под кожей. Хорош, аж зависть берет, силой такого не уложишь.
Это обещало быть интересно, свежо, совсем не то, что дурацкие тренировки, и дурацкие же тренировочные драки, в которых все было как будто не по-настоящему. Совсем не похоже на приторную жизнь в полицейской академии. Как сейчас ощущал Лоухилл — слишком приторную.
Победа и поражение имели одинаково мало значения. Он хотел узнать Харта. Лучше способа и придумать нельзя.

Лоухилл ожидал удара, готов был отдернуться, потому что Харту ничего не стоило пнуть его по протянутой руке, ломая запястье. Фрэд почти ожидал этого, и поэтому, когда Мартин взял его за руку, дергая наверх, по коже электричеством прошелся восторг.
Мы сработаемся.
Эта была первая мысль, безумная и яркая, мелькнувшая в голове Лоухилла. И последняя, потому что драке некогда думать.
И еще потому что когда тебя дергают на ноги, держа за руку, у тебя появляется фора для удара.
Фрэд на мгновение сжал руку Харта в ответ: симпатия, интерес, легкая насмешка — а потом врезал кулаком свободной руки засранцу в челюсть. От души, не сдерживаясь — никогда не стоит сдерживаться с теми, кто сильнее тебя.
Таким ударом при должном везении можно вырубить даже такого крупного мужика, как Мартин Харт, но Лоухилл не надеялся на чудо. Крупные военные обычно выносливее обычных среднестатистических крупных мужиков.
Ждать ответной реакции, стоя так близко, Фрэд не собирался, ловко вывернул руку, высвобождая свою ладонь, и отшатнулся на противоположный конец сцены, даже не скрипнув досками. Он был гораздо легче Харта и был совершенно не против узнать, сможет быть Мартин быть достаточно быстр, чтобы его поймать.

По руке от костяшек к локтю прошлось приятное, знакомое напряжение. Лоухилл разомкнул и сомкнул кулаки, следя за противником.
Он уже и забыл, как может быть приятно подраться.
Он был счастлив вспомнить.

Надеяться — это плохая стратегия.
Бетси Бейер

Нет ничего сложного в том, чтобы выиграть бой, как нет ничего сложного в том, чтобы выиграть войну. Тебе нужно просто быть быстрее твоего противника. Тебе нужно думать быстрее, двигаться быстрее, быстрее просчитывать ходы. Тебе нужно держать в голове всю картину битвы, каждую мелочь, которая может сыграть на руку тебе или твоему противнику.
Тебе не обязательно быть лучше — достаточно просто использовать удачу. Всю удачу, которая у тебя есть.
А еще каждую минуту не забывать думать.

В полицейской академии учили правильно думать, и это была хорошая наука. Там учили, куда нужно смотреть и куда может смотреть твой противник. Разучивали приемы, ситуации, истории. Пичкали информацией, потому что в информации была сила, а сила дает надежду на победу в любой войне.
Полиция выгодно отличается от армии тем, что в полиции кроме знания «беги и стреляй» внушают сначала «думай», а потом уже «беги и стреляй».
Полиция невыгодно отличается от армии тем, что в полиции никто не говорит о победе. Полицейская служба — не о победе и не о войне. Она о рутине, приправленной огоньком опасности, а не наоборот.

Полицейская академия научила Лоухилла драться по правилам, но побеждать его научила улица. А Мартина Харта побеждать научила война.
Он не был уличным мальчишкой, Фрэдди осознавал это шестым чувством, тем самым, которое толкает в сторону от занесенного кулака. По тому, как Харт двигался, как говорил, как носил одежду, было очевидно, что его воспитала не улица и не полицейская академия. Он был слишком лощеный для улицы и слишком сломанный для полиции, жестокий жестокостью людей, не гнущающихся убивать.
Он был не по зубам абсолютно всем в этом зале, кроме Лоухилла, и от этого кровь стучала в висках.
Фрэд хотел уложить его на лопатки.
Фрэд хотел с ним работать.

Но для того, чтобы с ним работать, нельзя было ему проиграть.
Ну, формально-то проиграть ему можно, но нельзя позволить ему разбить себе морду. Он не станет работать с тем, кто позволяет извозить себя в крови.
В этом внутренний голос был прав.

Первый удар Мартина не вырубил, и это было пусть предсказуемо, но не очень приятно. А ведь счастье было так возможно.
Харт сделал пару шагов к Лоухиллу и Фрэдди заставил себя расслабиться, переступить с ноги на ногу. Он не планировал бить Харта прямо сейчас — слишком сложно подобраться к нему вплотную для удара, слишком рискованно. Проще загонять его, заставить устать и начать ошибаться. Крупные люди устают быстрее, а боль и ярость очень этому способствуют.
Фрэд прекрасно осознавал — Мартин вырубит его одним ударом, максимум двумя, и хорошо бы эти удары не привели его на больничную койку. Допускать этого, конечно же, было нельзя.

Харт сорвал с рампы свою рубашку и Лоухилл был уверен, что вояка бросит ее ему на голову. Но он никак не ожидал, что этой рубашкой Харт будет его бить.
Да он совсем отбитый! Ага, а еще он не представляет, как извозить тебя в крови и перестать быть посмешищем. И с каждой минутой звереет все больше.
Не расклад, а мечта.

Рубашка хлестнула по лицу, пуговица чувствительно проехалась по брови, заставив чуть отступить, на долю мгновения лишиться равновесия. Это не боль, конечно, далеко до боли — но как средство дезориентации сработало отлично.
Лоухилл знал, что будет дальше, и только это спасло его от прикладывания затылком к полу. Тело сработало раньше, чем мозг успел оцифровать движение. Интуиция и память о многочисленных драках дернули тело вниз и в бок, выдергивая с линии атаки, и Харт пронесся мимо, обдав потоком воздуха и ярости.
Лоухилл ударился плечом об пол, ушел в перекат, чтобы вскочить на ноги на другом конце сцены, подальше от Мартина. От удара тряпкой по лицу слегка резало глаза, Фрэд потер их тыльной стороной ладони, не выпуская Харта из поля зрения.
— Классная рубашка, — сообщил он весело.
Он тебя убьет.

В конце концов, чтобы продемонстрировать силу,
нужна жертва, которая падёт под твоим ударом.
И толпа аплодирует, поскольку она всегда
инстинктивно на стороне победителя
Элиезер Юдковски

Все на свете относительно. Эту простую истину осознаешь, когда что-то случается во второй раз.
Все на свете зависит от наблюдателя, потому что только наблюдатель дает оценку.
Например, первое мороженое было шоколадным, а второе апельсиновым. Апельсиновое вкуснее, но только относительно шоколадного и только с точки зрения одного конкретного наблюдателя.
И дело тут касается не только вкусовых пристрастий.
Например, драка была отвратительной с точки зрения проигравшего: кровь, синяки, пара сломанных костей. И восхитительной с точки зрения победителя: кровь, синяки, пара сломанных костей.
Боль зависит не только от того, кто тебя бьет, но и от твоего болевого порога и того, как часто тебя били до этого. Скорость твоего противника зависит не только от него самого, но еще и от того, как хорошо ты обучен уклоняться — и от того, насколько быстр ты сам.
В драке все относительно.
Кроме победы. Победа — абсолютна.

Харт оказался быстрым, быстрее, чем Фрэд ожидал, и не важно, что было тому виной или причиной. Лоухилл успел дернуться назад, но это не дало существенных преимуществ: в челюсть Харт зарядил от души, а вот в солнечное сплетение ударил легко, явно не в полную силу. Удар такого бугая в полную силу с легкостью ломает ребра человеку комплекции Лоухилла.
Назад Мартин отскочил тоже резво и ответный удар Лоухилла — инстинктивный и быстрый, кулаком в бок — прошел по касательной, не нанеся серьезно вреда.
Фрэд отступил назад еще на шаг и пятки отчетливо повисли в пустоте — кончился помост. Перед глазами слегка поплыло, но стоило пару раз моргнуть и стало лучше. Удары Харта свалили бы с ног многих, но не парня, который всю юность подставлял ребра под удары и мутузил других.

Размышляя между «Неплохо» и «Спасибо» Фрэд ждал, покачиваясь на краю помоста. Удар действительно был неплохим, как в развеселой юности, о которой так сладко и весело вспомнить. А рубашка, которой Харт предварительно обмотал кулак, явно намекала, что Мартин помнит о просьбе не бить по морде. Приятно, когда в драке противник играет по правилам — в уличных драках подобного не дождешься.
Харт явно не собирался нападать повторно и Лоухилл так же лениво подумывал, не спровоцировать ли его. Тогда если улизнуть от удара, Хард разобьет себе морду, падая с помоста — и это если повезет. Но вот если пропустить удар, падая Лоухилл разобьет себе башку.
Дурацкий выбор.

— Где ты учился драться? — спросил Лоухилл.
Мартин Харт умел драться, умел бить и не впадал в ярость или истерику, когда били его — он явно умел драться. И, в конце концов, Фрэду действительно было интересно.
Зрители заулюлюкали — им не было интересно, и это неожиданно злило. Альфред предпочел бы еще поболтать, ходя кругами, обменяться еще парочкой ударов по морде для проформы и пойти пить пиво, а не разыгрывать гладиаторское представление. Он не любил быть на виду: когда ты на виду в полицейской академии, тебе все время пытаются навешать какую-нибудь дополнительную работу.
А еще — и эта мысль была неожиданной и новой — он не хотел выставлять Харта на посмешище перед толпой народа с которыми им обоим с завтрашнего дня предстояло работать бок о бок. Драку пора было заканчивать.

Фрэд постоял еще пару ударов сердца, а потом рванулся вперед. Он метил Харту в живот, сильно, чтобы точно заставить согнуться — это даст крошечную фору, чтобы тихо предложить закончить этот балаган, пока Мартин будет снова учиться дышать. Это если повезет вообще его достать — лобовые атаки не были сильной стороной Альфреда.
Если не повезет и Харт успеет ударить первым, первый рабочий день придется провести на обезболивающем, но это Лоухилла не очень расстраивало.
Ему нравился Харт: за стремление идти напролом, дурацкую похвальбу и чертову рубашку, намотанную на кулак перед ударом. В драке Фрэд узнал про него достаточно, обо всем остальном можно было просто спросить.

Осознанность — это умение воспринимать события текущего момента, не оценивая их.

На что похожа драка? На танец, на компьютерную игрушку, на перестрелку? Нет, нет и нет.
Драка похожа на шахматную партию, проходящую в ускоренном режиме. Очень и очень ускоренном. Если ты плохо считаешь, или если ты плохо просчитываешь ходы, или если ты просто недостаточно хорошо и быстро думаешь — значит, ты первым уляжешься на лопатки.
Хорошая драка похожа на идеально рассчитанную шахматную партию.
Драка с Мартином Хартом была близка к идеальной.

— Я не учился, — усмехнулся Харт в ответ на вопрос о том, где он учился драться, и это сказало Фрэду больше, чем он ожидал.
Мартин не учился драться специально, тогда где же его так натаскали не бояться бить и получать кулаком? Он чистенький, богатенький, прилизанный мальчик — так где он научился бить, отвлекать внимание и бить снова? Вряд ли это было на улице.
Лоухиллу было любопытно до чертей: в полицейской академии мало кто любил драться. В полицейской академии никто не выходил махаться кулаками с таким остервенением и с таким блеском в глазах, как этот чертов Мартин Харт.
Думать и задавать вопросы, впрочем, было не время и не место: шахматная партия подходила к концу.

Вот кулак Лоухилла врезается Мартину в живот и Харт сгибается пополам.
— Давай заканчивать, — едва слышно говорит Фрэд — вряд ли Харт за шумом в ушах вообще слышит его.
Вот Мартин разгибается неожиданно быстро и бросается вперед, зажимает Лоухиллу шею и в то же время подставляет ступню под траекторию его движения. Фрэд делает шаг назад и чувство свободного падения на доли секунды захлестывает его с головой.
Идеально разыгранная партия.

Лоухилл согнул ноги, толкая тело вбок, чтобы приземлиться на плечо и мягко перекатиться на лопатки — за годы драк он натренировался падать.
Наблюдатели за столиками взорвались воплями восторга и улюлюканья: им было все равно, кто победил. Они хотели пива и зрелищ и получили и того и другого сполна. Лоухилл развел руки, не спеша подниматься с помоста, проиграл мол, с кем не бывает, и его жест вызвал новую волну смеха и улюлюканья.
— Выпьем, может? — предложил Фрэд Харту под вопли толпы, потирая ноющую челюсть.
Сейчас, когда драка была окончена и адреналин растворялся в крови, лениво проявлялась боль, расползаясь по лицу и солнечному сплетению.
Интересно, стоит показаться врачу, или само заживет?
— Только не эту твою бурду, — Лоухилл кивнул на расставленные барменом в ряд аккуратные стопочки, с которых все и началось.
В бёрпи играть он тоже не собирался. Утешало только то, что они оба были физически не в состоянии играть в бёрпи и пить многоградусное не пойми что прямо сейчас. А потом? — какая разница, что будет потом.
— Ну так что, по пиву? Я плачу, как проигравший, — со смешком добавил Лоухилл.
Он протянул Харту руку, не вставая с пола. Было интересно, что сделает Мартин на этот раз: вздернет его на ноги или пинком сломает ему запястье?