У Флай был очень тяжелый день. Вернее сказать, у Флай была очень тяжелый день, не менее тяжелая ночь и сегодня она держалась на ногах только благодаря кофе и парочке других костылей, обеспечивающих энергетическую поддержку. Вчера со скандалом ушел один из мастеров – не сошлись характерами, как было брошено у выходной двери. Хонки сгребла в коробку оставшиеся от мастера вещи и отправила их вдогонку. Она предпочитала работать с людьми - склизкие увальни ее не впечатляли. Репутация салона не могла пострадать из-за такого пустяка – это и было причиной тяжелого дня. Флай приходилось мотаться от клиента к клиенту. Несмотря на то, что «Dadd» был местом популярным, работать приходилось много, и то, что на бумаге хозяйкой салона значилась некая Дамселфлай Хонки, ничуть не приуменьшало часы ее труда с феном, ножницами и кисточкой в руках. Но Флай обожала свою работу. Она готова была часами колдовать над прической на один вечер, а иногда давала мастер-классы просто из любви к искусству. Бумажную волокиту она перенаправила на своего заместителя, который, к большому сожалению, был типом довольно скользким, но жаловаться не приходилось. Он пришел недавно, но некая абстрактная внутренняя интуиция шептала ей на ушко, что человеку можно доверять.

Ночь была не менее муторной, но в этом случае вину было свалить не на кого, потому как некая безалаберная стрекоза, случайно встретив старого приятеля, оказалась на очередном вечере богемной тусовки. Чтоб глаза мои никогда ее не видели. Вся эта суета окончилась лишь к рассвету, но Флай, вместо желательных нескольких часов сна, взяла в руки кисть. Вновь. И ничему ее жизнь не учит.

Планшет перед ней белел чистотой, но это продлилось лишь несколько секунд. Первые штрихи потянули за собой следующие – и вот, перед ней уже красовался образ Этой Женщины. Она занимала ее мысли вот уже неделю, что для непоседливой, даже в свои 28, Хонки было внове. Острые скулы, длинная шея, выпирающие ключицы. Впалый живот, круглые коленки, тонкая талия. И волосы… Стоп, стоп, стоп. Еще пара минут и придется бежать в душ. Или ограничиваться хотя-бы креслом. Самоудовлетворение полезно, но не в шесть же утра! А запах… Флай помотала головой и вернулась к портрету. Женщина с картины была высокомерной, высокородной и просто – высокой. Она смотрела снисходительно и вызывающе. Она соблазняла и отдалялась. Обычно, Флай была равнодушна к такого рода играм, но эта леди установила пластинку на бесконечный повтор воспоминаний, и даже бывалая Флай не могла остановиться.

К утру картина уже обрела краски, а Хонки еще одну бессонную ночь. В салоне все также ничего не изменилось, поэтому, когда оператор оповестила об очередном клиенте через полчаса, Флай уже тихо сходила с ума.
Он  появился в дверях, и тут же дунуло холодом. Будто промозглый  ветер забрел на огонек к солнечному летнему дню. Хонки поежилась, но появление оценила. Он вошел, весь такой величественный, что Флай тут же захотелось предложить ему колы и клубничного мороженного с хрустящими шариками. Чтобы посмотреть на реакцию. Человек был красив и блистал. И он направлялся к ее рабочему месту.

- Здравствуйте, Вы - Дамселфлай Хонки? Меня зовут Людвиг. Людвиг Медичи, -

- Да, это я. Приятно, мистер Медичи. Присаживайтесь. Или Вы предпочитаете Людвиг? – она проводила его к креслу, усадила, обернула к зеркалу и посмотрела в глаза его отражению. – Итак, я Вас слушаю. Что Вы предпочитаете – расслабиться или измениться?

Людвиг Медичи. Просто великолепно. Какая знакомая фамилия. Где же я могла ее слышать?
Флай совершала привычные действия, пока клиент пространно рассуждал о черной полосе в его жизни. Насколько это привычно - сеанс к психологу, определенно стоил дороже, чем посещение салона, и девушка привыкла к постоянным беседам о проблемах на работе и в личной жизни. Тысячи историй проходили через ее уши, пока она возилась с чужими волосами. Флай была не против - главное, чтобы никто не отвлекал ее от любимого дела. Разговаривать было полезно. Не то чтобы она ощущала некую потребность в размеренных беседах - нет, скорее слова были чем-то вторичным. Намного больше о человеке говорили его руки. Или волосы, или взгляд, или осанка. Или маленькие незначительные телодвижения, которые люди привыкли не замечать. В кресле парикмахера люди расслаблялись и выдавали свои тайны языком тела, который Флай знала в совершенстве. Она жила глазами - и лиши ее этого органа чувств, она бы ощущала себя куда более беспомощной, чем восьмидесятилетний парализованный калека, прикованный к кровати. Вероятнее всего, если бы у Хонки был интерес, она была бы состоянии составить целую библиотеку секретов и торговать ими под вымышленным именем. Она могла бы стать миллионером. Правда, тогда она бы лишилась своего любимого дела, потому как в нем не было бы никакой необходимости, а работать просто так Флай бы ни стала. Но, с другой стороны, никаких проблем с финансами и бухгалтерами, чтоб их. Если ад существует, то на одном из самых последних кругов мучаются те, кто при жизни был экономистом. И юристом. Они горят там вместе. Флай ухмыльнулась своим мыслям и продолжила подготовку. Знакомое имя зацепило и выдернуло в реальность.

- Не парикмахер, конечно же. Сизета. - Ну конечно, же. Сизета Медичи. И как я только умудрилась забыть. Жена получила развод... Флай замерла. В ее кресле мирно сидел бывший муж ее новой любовницы, (если, конечно, это можно так назвать. Хотя, сексом ведь они занимались. Значит, любовницы.), и не подозревал о том, в чьих руках оказался. Великолепно. По большей части, Флай было безразличны бывшие партнеры, просто потому, что во-первых, она редко давала себе труд запомнить его имя, во-вторых, если это происходило, никаких серьезных обязательств оба участника на себя брать не собирались. Но эта дама... Впрочем, ладно. Поживем, увидим.

- У вас есть лучший друг, мисс Хонки?
- Можете называть меня Флай. Дружба? Нет, никогда не слышала. Я придерживаюсь весьма сомнительного мнения по поводу этого, хм, явления. Соответственно, лучших друзей у меня нет, - и, совершенно без паузы. - Людвиг, давайте решим, что мы с Вами делаем. Полный набор? То есть, маска для лица, маска для волос, немного подрезать кончики, маникюр, легкий массаж головы? - получив легкий кивок, Флай принялась за работу.

Людвиг Медичи затронул довольно болезненную тему для некой аморальной особы. Она могла, может быть, назвать своим другом Микаэля, хоть это бы прозвучало довольно странно. Флай была не из тех девушек, с которыми дружат. К тому же, ее образ жизни располагал к обратному. Она поддерживала приятельские отношения с людьми, но привязываться - нет, это было не для нее. Никто ни спорит, виной всему была старая как мир история - дружба, секс, скандалы, расставания. Фу. Иметь или не иметь? Ответ на данный вопрос, когда он возникал не в прямом контексте, (тогда она, конечно же, всегда выбирала иметь), всегда был отрицательным. Единственное исключение - салон. Она до сих пор иногда не могла понять, как смогла создать нечто столь постоянное в собственной жизни. Но, в то же время, была абсолютно уверена, что это не помешает ей исчезнуть, если появится такая необходимость. Но остальное - муж? Нет. Жена? Нет. Дети? Нет. Парень? Нет. Девушка? Нет. Друзья? Нет. Родственники? Нет. У нее даже тараканы не приживались.

- А Вы, Людвиг? У Вас есть лучший друг? И как это связано с Вашей бывшей женой? Я не представляю ситуации, где друзья могли бы, ну, Вы понимаете, и существовать и далее в мире и согласии, - и она начала наносить маску ему на лицо. - Разговаривать можно.

Отредактировано Nymphadora Tonks (2015-07-10 21:20:31)

Флай недоверчиво приподняла бровь. Серьезно, то есть, серьезно? Его бывшая жена. Его лучший друг. Моя страсть на сегодняшний день. Причина бессонных ночей, замаранных кистей и смятых эскизов? Симптом моей головной боли зовут Сизета Медичи, и я ни одинока в своем безумии. Она прекрасно понимала, как этому человеку в голову могла прийти мысль жениться на той ледяной женщине. Хотя, годы назад, она могла быть веселой, смешливой, но, тем не менее, леди из высшего общества. Но жениться на друзьях… Вы ошиблись, мистер Медичи. Грандиозно. Это должно быть запрещено законом, или, поскольку, закона маловероятно кто послушается, перед официальны оформлением отношений в загсе у вас должны спросить – а не являлись ли Вы лучшими друзьями. И, если ответ будет положителен, попробовать всячески остановить свершение  непоправимого.
- Конечно, это была не моя вина. Сизета единственная, на чьи плечи ложится весь груз ошибок. В том числе и их последствий в виде ее дочери.
Лопаточка, которой она заканчивала наносить маску, чуть не улетела мимо цели, настолько ее ошарашило заявление. Ее спас лишь многолетний опыт. Что, простите? У Флай голове звенел стрекозиный писк. Она знала каждое слово в отдельности, но они весьма смутно складывались в предложение. Что, он действительно это говорит, то есть, как «ее дочери»? А он, значит в процессе не участвовал? Или он так, мимо проходил? Да он, даже если просто в баночку подрочит и через шприц ей все ввел – в любом случае – отец-осемянитель. Мужчины – никакого чувства ответственности, никакого такта, никакой совести. Черт, думаю, как заправская и недалекая феминистка. Но какого черта? Она передразнила его в своих мыслых. «Сизета единственная, на чьи плечи ложится весь груз ошибок». Трус. К тому же, лицимерный, с полным отсутствием совести и мозгов. Если несколько секунд назад она симпатизировала этому человеку – она никогда не питала предвзятой ненависти к бывшим партнерам – то сейчас, она пылала от негодования, готовая вспыхнуть в любую секунду.
- Как будто этого мало, она еще посмела отсудить у меня баснословную сумму денег при разводе. Можете это себе представить? Женщина, которая даже не сподобилась родить мне сына.
Бедненький. Денежку у него отобрали, теперь черствым хлебом давишься и пармезан только на завтрак потребляешь. Позер.
Последнее предложение ее просто убило. Не. Сподобилась. Родить. Сына. Браво. Очевидно, в понимании этого мистера – Людвига – женщины – все еще жрицы  великих богинь, которых молитвами можно было склонить в сторону рождения сына. Невообразимо. Прошлый век. Нет, не прошлый – век госпожи Таис Афинской.
Флай уже распахнула рот, чтобы вылить на Людвига лавину оскорблений, ее не особо волновали последствия – все равно, ничего утешительного сейчас произойти не может. Но, немного поразмыслив, захлопнула его. Нет, я придумаю, что-нибудь получше.
- Хм, какое неуважение в Ваш адрес, Людвиг, - Флай закончила с лицом и взяла в руки расческу. Настало время масок. - А сколько вы прожили вместе, может, просто мало пытались?

Отредактировано Nymphadora Tonks (2015-07-24 15:43:53)

Мистер Медичи был весьма и весьма недоволен твоим заявлением.
Ты можешь тихо сопеть в углу. Мне все равно, что думает эта напыщенная задница.
Аккуратнее, он может прикрыть твою лавочку щелчком пальцев.
Я разберусь.
Разберешься? Каким это, интересно мне знать, образом?

- Вы спрашиваете, как часто я занимался сексом со своей женой?

Я же говорила, разозлится.
Флай закончила со всеми процедурами и занялась волосами. Откровенно говоря, волосы у человека-с-огромным-эго были великолепные. Длинные, платиновые, было очевидно, что они являются его гордостью, достоянием и ценнейшим сокровищем. Быть может, ухаживай он за женой хоть в половину  так же, как за волосами, Сизета от него никогда не ушла. Хорошо, что не ухаживал.
Сизета... Перед глазами тут же встала ее высокая точеная фигура, открытая спина и водопад волос.
И как ты умудрилась ввязаться во столь проигрышную ситуацию? Думается мне ты ее никогда больше не увидишь.
Я? Ты слишком хорошего обо мне мнения.
Ты хотела сказать плохого?
Почему плохого? Хорошего. Подумай, у меня есть ее адрес.
Не думаю, что ты оставила ей незабываемые впечатления.
Я? Я была у нее первой.
Ну вот, обиделась. Ну и что? Швейцары оаспахивают двери, но их, обычно тут же забывают.
Я еще за нее поборюсь.

Флай вляпалась в то, чего всегда боялась - у нее появилась страсть. Родительская свела их в могилу. Бабушкина - превратила в инвалида. Пока Флай жила у родственников, ей успели рассказать многие поколения семьи Хонки. Как это было. У них в крови был подозрительный вирус, который заставлял носителя страдать. Они увлекались, уходили вслед своей страсти, потворствовали желаниям, и, в итоге, разбивались с разбегу о скалы. Были ли это скалы реальности, каменные глыбы или чужое равнодушие- Хонки никогда не были счастливы. Или же наоборот - Флай, вплоть до этого понедельника была самой несчастной из всей своей семьи.
- ...Фригидная особа.
Что? Ярость поднималась в ней, бурлила, клокотала и требовала мести. Сейчас у нее были ощущения главы стаи - она рвалась защищать свое. Оскорбили Сизету. Оскорбили, оболгали, очернили в чужих глазах. Парикмахера. А если бы у меня был язык без костей и прямой доступ в прессу? Сука, ты, Медичи.
Флай успокоила дыханье и охладила гнев. Теперь ее выдавали только раздувающиеся крылья носа.
Ты еще пожалеешь, что решил так спокойно оскорблять столь ценное. Маску, говорите, Лорд? Легко.
Она схватила со стола тюбик с черной краской. Никакой более платины на голове. Только тотальная, блеклая темнота.
Она могла бы выбрать любой другой цвет - синий, к примеру, или алый, но что бы она не взяла, его можно обелить, обесцветить, вернуть в изначальное состояние. Но лишь черные как смоль волосы требуют как минимум месяца, чтобы привести себя в состояние, подобное прежнему. И в любом случае, это будет лишь подобие. Щетка летала. В ее руках - прокрашено, от корней до самых кончиков. Как в рекламе, Людвиг.
- Мистер Медичи, маску требуется держать до получаса. Могу предложить Вам журналы, газеты, вы можете прилечь или воспользоваться креслом. Я вернусь к Вам через тридцать минут и мы продолжим, - поразительно. Ни единого бранного слова. Я прогрессирую.
Следующие полчаса Флай занималась прической очередного поточного клиента. Сидеть на месте она была не в состоянии. Ей была необходима или кисть или расческа. Второе сейчас было в ее распоряжении.
И вот, время пришло. Месть - блюдо, что подают холодным.
Ты еще пожалеешь.
Позже.
- Готово, Людвиг, я провожу Вас к раковине. Необходимо смыть остатки.
С ее рук текла великолепная в своей черноте вода. На волосах не осталось ни единой белой пряди.
Флай повернула его лицом от зеркала.
- Отдохнули? Последние штрихи - и Вы выйдете отсюда обновленным.
Она включила фен. Характерный шум был аккомпанементом к ее улыбке. Она крутанула кресло.
-  Готово, мистер Медичи. Надеюсь теперь ложная фригидность Вашей жены не помешает Вам завести сына.
Бледное лицо в обрамлении иссиня черных волос. Волшебно.

Флай с торжеством наблюдала за делом рук своих. Да. Никто не имеет право так отзываться о Сизете. Сизета. Ее имя проносилось с легким ветром мимо молоденьких берез, оно звучало в перегибах труб, оно шелестело листьями по асфальту и трепетало мелкими шерстинками на хвостах лесных белок. Сизета смогла стать для Флай тем, чего у нее никогда не было, и, быть может, никогда более не будет.
Ничего простого Дамселфлай не ожидала. Но... что бы не произошло далее, Сизета была достойна большего. Всегда.
Она пропустила момент доведения до кипения и очнулась только в ту секунду, как перед ее глазами блеснули кончики ножниц. Ничего удивительного. Она покусилась на самое его дорогое - волосы. Он в отместку хотел покалечить ей глаза. Вероятно.
Флай на секунду представила себя ослепшей и тут же приготовилась биться до самого конца - не смотря ни на что. Если понадобиться, она выцарапает ему самому глаза своими длиннющими когтями. Остаться без глаз - самый страшный кошмар, самая нестерпимая боль. Разве можно даже подумать о том, что она не сможет увидеть плавных линий перегибов рек, аккуратных британских домиков, тысячи картин, тонких женских черт лица и грубых мужских. Что впредь она сможет только вспомнить, как пишется Мане или какая шерстка у соседского кота, что нередко приходит к ней попрошайничать. Флай разрывалась между тем, чтобы его покормить и устоять. Ведь, быть может, он сидит на строгой диете и от кусочка печени может умереть. Был на ее практике такой случай. Не смерти, конечно, кота.
И только секундой позже, когда она поняла, что ее зрению ничего не угрожает, она вскинула голову, опешивши посмотрев на свои пальцы. Ногти были раза в три длиннее, чем пару минут назад.
Я подумаю об этом завтра.
Скарлет.
Не смей меня так называть.
- Сходите к психиатру, мистер. И внешнему виду ничего угрожать не будет, и здоровье поправите. А то на людей безвиных кидаетесь и наговариваете.
- Ваш салон доживает свои последние дни, мисс Флай, а вашу жизнь я лично превращу в ад. Вы не представляете, с кем связались.
У меня колени дрожат от страха.
Очень умно со стороны Ваших коленей.
- Я подам на Вас в суд за покушение на убийство, - сказала Флай уже удаляющейся спине. Ее проигнорировали - только хлесткий хлопок двери в полной тишине оповестил о том, что свидетелями этого представления стал весь персонал и клиенты салона.
Атас.
Разрулим сейчас.
- Имело место небольшое недоразумение. По бокалу шампанского?
Ты разоришься.
Нет, если он не выполнит своей угрозы.
Флай бросила взгляд в окно, и в перистых облаках, которые в кои то веки появились над Лондоном, полуденное солнце тщательно обрисовало облик Сизеты.